Карен Газарян
Мертворожденный язык партхозноменклатуры достигает высот в периоды общественного упадка.
Владимир Любаров. Остановка. Опубл.: «Современное искусство России». М: Сканрус, 2006
Лет шесть назад гражданское общество вдруг потребовалось государству, и государство решило организовать Гражданский форум – в Кремле, с участием Путина. Он сидел в президиуме рядом с Людмилой Алексеевой – для полноты картины: «Хотел бы очень остаться, поучаствовать в дискуссиях, но, к сожалению, меня ждет более рутинная работа». Он встал и ушел, и гражданское общество перестало быть модным.
Чистейший образец средь медленных трудов
Теперь редкий мемуарист не выступит в том смысле, что Кремль намалевал рукой Павловского портрет гражданского общества и показал Западу: вот, мол, есть у нас таковое, со всеми институтами. Глупо, милые, говорит мемуарист политтехнологам: в этом деле Запад доверяет лишь собственным неправительственным организациям. А Кремль, по мысли мемуариста, должен доверять своим, но не доверяет. Мемуарист обижен, опечален. Он хотел быть услышанным, твердил о «диалоге с властью», а все без толку.
Но Запад как Бог, утешается мемуарист, он все видит. Однако и Запад молчит, вполне в соответствии с представлениями классика американской литературы Марка Твена о Боге. Остается мемуарист в одиночестве. C кого делать жизнь?
У нас есть «русская духовность», которой мы отличаемся от Запада, и нет «гражданского общества», которым мы желаем на него походить. Как строить гражданское общество?
Вечно не потому, что верно
Все, что нам осталось от увлечения шестилетней давности, - попытка «наладить диалог» и «организовать конструктивное взаимодействие». Концентрация мертворожденных языковых конструкций в повседневном словоупотреблении прямо пропорциональна общественной энтропии. Колченогие эвфемизмы и метафоры, канцелярские языковые товары, лежащие на запыленных полках идеологического супермаркета-сельпо, вдруг приходят в движение и заполняют собой все свободное пространство. Больше его заполнить нечем.
Так уже было: в 1988 году Горбачев «выходил на новый уровень», а после путча его понесло. «Кто есть ху» врезалось в память народную покрепче антиалкогольной кампании.
Язык партхозноменклатуры, каким она разговаривала везде – от кабинета до бани, – эта смесь из лингвистической некрофилии и витальности, официоза и мата, достигает высот в периоды общественного упадка. Что «русская духовность», что «диалог», что «гражданское общество» – не значит ничего.
Большой юридический словарь говорит нам, что «гражданское общество – <...> совокупность отношений в сфере экономики, культуры и других сферах, развивающихся <...> независимо <...> от государства. Основными элементами Г. о. являются: разнообразие и равенство форм собственности, свобода труда и предпринимательства, идеологическое многообразие и свобода информации, незыблемость прав и свобод человека, развитое самоуправление, цивилизованная правовая власть».
Диалогом с властью и не пахнет. Поэтому поговорим лучше не о гражданском обществе, а как раз о русской духовности.
Гражданские инициативы
Попал я тут недавно в руки гаишнику. Проехал под кирпич, пересек даже, кажется, одну сплошную линию, было темно. Махнув жезлом, гаишник, прихрамывая, заторопился ко мне:
– Дежурный по городу в патрульной машине сидит, лишение прав на срок от двух до четырех месяцев, почему на знаки не смотрите?
– Сколько?
Он сел ко мне в машину:
– Вы говорите. А я буду головой кивать или мотать.
Я назвал сумму, вдвое превышающую отмененный штраф. Он кивнул. Снял меховую шапку с кокардой, протянул мне. Я отслюнявил и положил. Гаишник напялил шапку:
– Сволочное государство. Полгода до пенсии.
– У вас деньги из-под шапки торчат, – сказал я.
– Ой, бл..! Спасибо, что предупредили. Будьте внимательны!
Совокупность наших отношений в сфере экономики, культуры и других, развивающихся независимо от государства, была исчерпана. Довольные друг другом и недовольные страной, мы распрощались.
Дарья Гармоненко 