Карибу

Wonderland. Найдется все. Вадим Воинов. Россия – родина слонов. Опубл.: Время перемен.
Искусство 1960–1985 в Советском Союзе. СПб.: Palace Editions, 2006

Ничего из своих ночных похождений Молочаев обычно не помнил. Но оставались следы – отпечатки копыт в коридоре, ошметки шерсти по всей квартире и боль в желудке, набитом травой. Он знал, что происходит по ночам, кто следует за ним, и теперь вот увидел в коридоре капли крови. Память тут же вернулась к нему. Значит, она все-таки решилась его схватить.

Вечером, после работы, он зашел к ней. Инна Андреевна жила этажом ниже. Они встречались уже три месяца, и не только днем. По ночам он постоянно замечал следующую за ним стремительную клыкастую тень. Но доныне она не нападала на него, а только наблюдала издалека, как он пасется в заснеженной долине, разрывая снег, под которым были островки зеленой травы.

– Инна! – укоризненно сказал он.

Она отвела глаза.

– Я не смогла с собой совладать, – произнесла она глухо.

– Можно к тебе? – спросил он, делая шаг.

– Нет-нет! Не входи. Может быть, потом┘

Потом. А ведь как было им хорошо раньше. Они ходили на выставки и в театр. Молочаев делился с ней своими опасениями насчет судеб России. Его волновали эти судьбы. Будущее России рисовалось ему в мрачном свете. Он говорил о нефтяной игле, об истощении природных ресурсов, об инновационном развитии, так необходимом для страны. Она внимательно слушала, пристально его разглядывая. Он был невысок, начинал полнеть, он рассуждал с жаром. В нем было нечто трогательное. Он был аппетитен.

Она свои ночные похождения помнила прекрасно. С другими волками она не связывалась – они были хулиганы. А вот олени ей были по душе. Ей нравилось мирное философское существование этих животных. Она ни за что не призналась бы себе, что стадо ей нравится больше стаи. Бывало, она часами с завистью наблюдала пасущиеся стада оленей, мечтая очутиться среди них, ощутить братскую поддержку. Но и быть одиночкой ей тоже нравилось. Молочаев – тот тоже был одиночка. Днем это было незаметно. Он говорил о гибели демократии и был нуден, как все. А ночью он пасся один, забредая за город, где простирались необозримые волчьи охотничьи угодья. Но он их не боялся – то ли по неосторожности, то ли от врожденной смелости. Она никак не могла понять его и, оставив свои наблюдения за стадами, стала следить только за ним.

Он ее словно не замечал. Всей грудью Молочаев вдыхал холодный, пахнущий снегом воздух и искал взглядом на черном небе сполохи северного сияния, закинув увенчанную рогами гордую голову. Тоска по заполярным просторам терзала его. А Инна Андреевна, любуясь им издалека, говорила себе: «Так вот он каков, северный олень!» Может, она тоже полярная волчица? Где-то с месяц она наблюдала за ним издалека и однажды не удержалась. Что влекло ее к нему? Днем он мог без конца говорить о работе и о каких-то проектах, связанных с иностранными инвестициями. Он был как все. Но ночью! Он пасся один, посреди волчьих угодий, и волки-хулиганы не трогали его. Она не могла этого больше вынести – и напала.

Инна Андреевна не ожидала такого отпора. Он извернулся и ударил ее рогами. Потом настиг и больно долбанул острым копытом. Скуля, она откатилась в сторону. Зачем он ее так? Это несправедливо. Она любит его! Она хочет слизать с его бока кровь от нанесенных ею ран. Постой минутку, я залижу твои раны, моя слюна целебна!

Но он сшиб ее грудью и снова поддел рогами. Он ее не любит! «Ты не любишь меня!» – с жалобным визгом она метнулась прочь.

Вечером он появился на пороге – но она больше не хотела его видеть. Он предстал перед ней словно в новом свете – невысокий, лысоватый, с брюшком. Сейчас начнет говорить о будущем России. Где же олень, гордый олень, любующийся звездным ночным небом, грезящий об арктических просторах? Нет-нет, лучше волк-хулиган. Лучше отдаться на волю стаи. Она захлопнула дверь.

А Молочаев страдал. Он лишился женщины, которую любил, более того – он лишился слушателя. Ему хотелось поговорить о преемнике, но было не с кем. Только она понимала его. Только она. Неожиданно для себя он всхлипнул. Весь вечер он метался по квартире, и Инна Андреевна слышала его смятенный топот.

Прошла неделя, и она поняла, что давно не слышала звуков наверху. Она поднялась наверх и тихонько стукнула в его дверь. Пусть лысый, пусть брюшко, но она больше не может выть с волками. Никто ей не открыл. Квартира была пуста. Куда он делся? Неужто уехал, не попрощавшись? Куда? Кажется, он говорил что-то о долгой командировке. Неожиданно для себя она разрыдалась.

А утром в ящике обнаружилось письмо. Оно было от Молочаева – из Ханты-Мансийска. Она спешно разорвала конверт.

Внутри была сухая веточка ягеля.