Татьяна Щербина
Во дворце с 1740 года ни разу не красили стены, только чистили ваткой, и они как новые.
Фото Александра Тягны-Рядно
Ренье Поццо ди Борго – французский архитектор, много работающий в России. Его брат построил под Питером завод. Россия для них – скорее предопределенность, чем личный выбор. Их предок, Карл-Андрей или Карл Осипович Поццо ди Борго, по-французски Шарль-Андре, был послом Александра I и Николая I. В те времена подданство не играло существенной роли, важно было – кому служишь.
Братья принимали меня в Париже во дворце Поццо ди Борго. Ренье подарил мне книгу: «Наполеон и Поццо ди Борго», которую сам перевел с английского на французский, автор предисловия – князь Шарль Наполеон, потомок Бонапарта. Оказывается, карта мира была перекроена не почему-нибудь, а из-за личных отношений двух корсиканцев: Карла-Андре Поццо ди Борго и Наполеона Бонапарта. Книгу, написанную профессором истории Торонтского университета Дж. Мак-Эрлином, Ренье подписал мне так: «История двух молодчиков, которые своими талантами перекроили Европу». А Шарль Наполеон поставил эпиграфом к своему предисловию провидческую цитату из Ж.-Ж. Руссо: «У меня есть предчувствие, что однажды этот маленький остров нас удивит».
И Наполеон, и Поццо происходили из семей мелкой аристократии, они были кузенами и ближайшими друзьями. Семьи их дружили с XVI века. Карл-Андре начал свою карьеру в 19 лет как адвокат отца Наполеона. Но события повернулись таким образом, что правитель и герой Корсики того времени, Паоли, которого боготворили оба юноши, Шарля-Андре оценил и приблизил, а Наполеона – нет. Наполеон обиделся, и пути двух сторонников Французской революции стали стремительно расходиться, поскольку ситуация на Корсике требовала занять определенную позицию: либо за Францию, либо против нее. Целью Паоли, отвоевавшего Корсику у Генуи, было отделение ее от Франции. И Поццо способствовал тому, чтоб остров перешел в руки англичан. Так он стал до конца жизни монархистом, а Наполеон – ненадолго республиканцем.
При английском владычестве Шарль-Андре возвысился до премьер-министра Корсики и изгнал оттуда бывшего друга, а ныне врага, Бонапарта. Только поэтому Наполеон стал Наполеоном, а так бы сидел себе дома или попробовал завоевать Италию – он делился этой мальчишеской мечтой с Поццо: будь, мол, у него десять тысяч солдат, он бы стал итальянским императором. Теперь же Бонапарт должен был утвердиться в Париже и отомстить Поццо. Едва став консулом, первым делом он издал указ об изгнании Поццо с Корсики, которая снова вернулась к французам, находиться же во Франции было теперь для Поццо самоубийственно. Он поехал в Лондон, где король положил ему пенсию, а потом перебрался в Вену, пытаясь собрать там антинаполеоновскую коалицию. Познакомился с русскими, ему посоветовали написать Александру I прошение о принятии его на российскую дипслужбу, и царь принял его, о чем не только не пожалел, но, напротив, сделал его своим советником, послом во Франции, порученцем повсюду в Европе. Поццо участвовал и в сражениях – сперва в Италии с Суворовым, потом в битве при Ватерлоо, царь послал его своим представителем на Венский конгресс, Поццо улаживал отношения России с Англией, Турцией, Польшей, по его совету Севастополь был превращен в крепость – короче, Поццо был выдающимся дипломатом, всецело преданным России. Целью его жизни была месть Наполеону (который тоже просился на русскую службу, еще в начале своей карьеры, но его не взяли), а поскольку Поццо хорошо знал слабые места императора, то был чрезвычайно ценным человеком для всей антинаполеоновской коалиции. Как сказал сам Карл-Андре после Ватерлоо: «Наполеон мог стать хозяином мира, если б не было еще одного человека. Этот человек – я». От имени всех европейских стран ему было поручено просить Людовика XVIII стать королем Франции. Когда Александра сменил Николай I, Поццо продолжал оставаться послом и сумел убедить нового царя, что тот должен признать избрание королем Людовика-Филиппа (которого Николай не принимал как республиканца, «короля-гражданина»), иначе России грозил бы полный разрыв с Францией и со всей Европой.
Шарль-Андре получил все высшие российские награды (Андрея Первозванного, Александра Невского, Владимира, Св. Анны, Св. Георгия), звания генерала от инфантерии и генерал-адъютанта, Франция же пожаловала ему титулы графа и пэра. Так вот, этот самый Поццо ди Борго, забытый в России, купил в 1834 году в центре Парижа, в седьмом округе, дворец. Сегодня он невидим прохожим, поскольку обнесен высокой стеной, одно крыло дворца арендует Карл Лагерфельд, сдаются и другие части, но владельцев нынешних – 12 человек, и они не могут поделить дворец между собой, потому решили его продать. Ренье показывает мне дом, где все связано с Россией: коллекция русских ваз, подаренных Карлу-Андрею императором Александром, российский герб на камине и рукописная книга-указ Николая I о даровании Поццо ди Борго права поместить двуглавого орла на свой фамильный герб, портреты Поццо на фоне Кремля и с видом на площадь Согласия, открывающимся из тогдашнего русского посольства в Париже, теперь в этом здании – посольство США. Два портрета 1814 года: усталый Наполеон и торжествующий Поццо. Побежденный и победитель. В 1965 году семьи Наполеона и Поццо ди Борго помирились, при встрече оказалось, что потомок Наполеона – под два метра ростом, а потомок Поццо, отец Ренье, – низкоросл, прямо как их знаменитые предки с точностью до наоборот.
Поразило, что во дворце с 1740 года ни разу не красили стены, только чистили ваткой, и они как новые. Правда, Лагерфельд испортил как мог свою обитель, закрасив позолоту белой водоэмульсионкой, к тому же оказалось, что один из законодателей мод живет в страшном бардаке. Все свалено кучами, а к ним прилеплены бумажки: «Не трогать». Мне говорили, что у Лагерфельда прескверный характер, вид его жилища говорил о том же. Очевидно, что бессменный предводитель «Шанели» никого к себе не приглашает, да и я всего лишь «подсматривала» в его отсутствие, поскольку хозяин хотел показать мне весь дом.
Дворец построен был в 1707 году, здесь и до Поццо жили послы, а семья Карла-Андре осела надолго, стараясь поддерживать дворец в форме – реставрировали его мастера из Версаля, но теперь – сказке конец. Ренье хотел бы, чтоб их имение досталось России, а не арабскому шейху (больше ни у кого денег не водится): жаль, если этот почти музей российско-французской истории перестанет существовать.
Ну и мне хотелось бы того же.
