Александр Кузнецов
Александр Андреевич Кузнецов – кандидат политических наук, преподаватель РГТЭУ, вице-президент центра «Гео-Арабика».
Тогда столица казалась абсолютно спокойной. Не было ни блокпостов, ни бронетехники. Люди были погружены в обычную деловую суету либо безмятежно предавались отдыху. Сейчас все иначе. Работает, правда, рынок Хамидийя в центре Дамаска. Но бутики с модной одеждой около гостиницы «Шам» уже закрыты. Немудрено, ведь эту одежду шили в Алеппо, экономической столице Сирии, ныне наполовину разрушенной из-за боев на севере страны. Всюду блокпосты и проверки. Лица людей хмуры и озабоченны. На улицах выстраиваются очереди за дешевым государственным хлебом. Зерновые житницы страны также расположены в основном на севере, поэтому повстанцы могут перерезать подвоз муки. О бессмысленной жажде разрушения у этих людей говорит то, что недавно они взорвали завод «Нестле» в окрестностях Дамаска – единственный в стране завод по изготовлению детского питания. Однако голода пока еще нет.
Нам рассказали, что, несмотря на военные трудности, не так уж много находится торговцев, готовых нажиться на страданиях ближнего. Цены на продукты, конечно, выросли, но не в разы. А вот спекулянтов, пытающихся нажиться на поставке медикаментов, практически нет. То ли правительство так строго следит за ситуацией, то ли у людей достаточно совести.
Выезжаем в Дарайю. Это пригород Дамаска, искалеченный и изувеченный в ходе боев с террористами. До войны Дарайя была зажиточным городком. Здесь находился крупнейший в стране рынок компьютеров и оргтехники. Сейчас город напоминает Сталинград 1943 или Грозный 1997 года. Обугленные или пораженные артиллерийскими снарядами здания, выбитые окна. На жалюзи одной из лавок надпись на арабском, обращенная, по-видимому, к хозяину: «Закрывай, а то сожжем». Призыв верно отражает отношение пришлых террористов к местному населению. Встречаются и надписи на русском языке. Судя по относительно правильной грамматике («Россия» с двумя «с», хотя в арабском с одним – «Русия»), постарались наши российские «кадры». Надписи следующего содержания: «Смерть России», «Путин, мы будем молиться в твоем дворце».
Общаемся с офицерами и солдатами сирийской армии. Многие из них не по уставу обросли бородами. Так что бородачи здесь по обе линии фронта. Часть из них в камуфляже, часть в гражданском. Когда идет настоящая война, времени на то, чтобы держать форму в порядке, не остается. При взгляде на этих солдат вспоминается слово «футувва» – так в суфийском исламе называли духовное рыцарство. Армия здесь очистилась от балласта, те, кто мог дезертировать, уже давно это сделали. Слухи о мародерстве солдат правительственных войск – ложь. Из Дарайи люди бежали, захватив только самое ценное. В квартирах осталась мебель. В небольших магазинчиках – ширпотреб, люстры, торшеры, но никакой охоты прибарахлиться у сирийских военных не возникает. Среди них есть алавиты, христиане, светски настроенные сунниты. Воюют не за деньги и звания, а за будущее – свое и своей страны. Потому, что если сюда придут салафиты, то религиозные меньшинства ожидает резня или превращение в людей второго сорта. Смерть, особенно от руки снайпера, подстерегает повсюду. В конце недели мы узнали о гибели молодого лейтенанта, с которым общались во вторник. Вообще в Сирии мало осталось семей, где бы не погибли сын, брат или отец.
Бои идут в окрестностях Дамаска, и в городе постоянно раздается канонада. Через несколько дней слух начинает различать залпы установок «Град», напоминающие раскаты грома, и резкие звуки миномета. Первые две ночи сон был тревожным, потом постепенно свыкаешься с этой музыкой войны. В ночь на пятницу бои были особенно ожесточенными. Рано утром разбудило пение муэдзина. Я решил открыть балкон, чтобы проветрить душную комнату, но вместо чистого воздуха пошел запах пороховой гари.
Встреча с вице-президентом Сирии Наджм аль-Аттар. Симпатичная пожилая женщина, безукоризненно одета. Вице-президент Сирии – музыкант по образованию, представительница старой арабской интеллигенции, которая и создавала 50–60 лет назад программу новой светской Сирии, в которой никто не чувствовал бы себя ущемленным. Реализовывали эту программу другие: военные баасисты. И, похоже, реализовали не очень удачно, раз страну настигли такие потрясения. Беседа идет под грохот канонады, но вице-президент держится с поразительной выдержкой. Только подрагивает от тика правая рука. На глазах у этой женщины рушится то, созданию чего она посвятила всю свою жизнь.
В православном соборе Святого Креста общались с митрополитом Лукой Аль-Хури, управделами Антиохийского Патриархата. Сирийское духовенство составляет особый тип. С одной стороны, Сирия – часть Святой земли христиан. С другой стороны, со времен раннего Средневековья христиане здесь в меньшинстве. И духовенство не государственное. Нет спеси и официальщины в общении. Сирийские священники просты и доброжелательны. Сирийская церковь с ранних времен – не только храм для молитвы, но и место сбора единоверцев, где велись откровенные разговоры, решались тяжбы и семейные проблемы. По словам священнослужителей, христиане никуда не собираются бежать и не будут искать гуманитарного убежища в Европе. Они полны решимости защищать землю своих предков.
Днем в небольшом ресторанчике недалеко от центра города. Пусто. Вдруг входит стайка очаровательных арабских девушек в платьях с глубокими декольте. Сразу видно, девочки из обеспеченных и не очень религиозных семей. Подсаживаемся, начинаем общаться. Девушки непринужденно закуривают, щебечут о своих прошлогодних поездках на европейские курорты. У кого-то такое поведение может вызвать «праведный» гнев – мол, пир во время чумы. А вот я увидел в этом лучик надежды. Люди начинают уставать от войны. С одной стороны, они жадно пользуются каждым шансом оторваться от горькой реальности. С другой – тоскуют по мирной жизни. А значит, есть шанс, что сирийцы, выгнав иностранных террористов, наконец прекратят братоубийственную войну и сядут за стол переговоров.
Дамаск–Москва
