Можно сосчитать, сколько здесь цветовых пятен. Но как понять, откуда взялся ангел? Николай Эстис. Из цикла «Ангелы». 2005
Самое начало 1970-х. Москва, угол Южинского и Трехпрудного переулков, дом, где раньше жил знаменитый актер Сумбатов-Южин. Со двора, с черного хода, винтовая лестница упирается в чердачную дверь; там – моя мастерская, маленькая, но уютная. Лестница, можно сказать, персональная, жильцы ею не пользовались. Как ни странно, столь выгодное в иных случаях обстоятельство влекло за собой неудобства.
Дело вот в чем: посещение мастерских художников, не входивших в мощную обойму соцреалистов, стояло тогда в одном ряду с чтением самиздата и просмотром положенных на полку фильмов. Интерес же к художникам-невыставленцам был большим. Особенно со стороны молодых ученых и технической интеллигенции. Интеллигенция эта работала чаще всего в закрытых институтах – «почтовых ящиках» и представители ее предпочитали проникать в мастерскую по одному, не привлекая внимания возможных наблюдателей. А моя лестница – на виду у всего двора, и было ясно, что эти люди направлялись именно ко мне. Бывало, наутро после посещения мастерской ученого уровня завлаба приглашали в первый отдел (ведавший обеспечением секретности) и просили написать, что происходило накануне вечером: кто находился в мастерской, о чем говорили и т.д. Тем не менее люди шли, мне было интересно показывать работы, выслушивать мнения, удивляться причудливым интерпретациям, узнавать о своих работах такое, о чем я и понятия не имел. Слова вроде «синхрофазотрон», «радионуклиды», «изотопы», произнесенные молодыми учеными из Дубны, будоражили воображение. И, между прочим, первым моим покупателем оказался молодой физик из Зеленограда.
***
Кстати, о покупках. Как-то друзья-биологи из числа зрителей решили купить у меня работу в подарок шефу по случаю его избрания в академию. Договорились, что потенциальный обладатель работы приедет вечером и сам выберет подарок. Меня предупредили, что времени у него – не более 15 минут. Учитывая это обстоятельство, я предложил гостю, когда он появился, сузить круг поиска: «Из какого цикла будем выбирать: «Птицы», «Ангелы», «Фигуры» или «Беспредметные»?» «Я в этом ничего не понимаю. Мне, пожалуйста, беспредметные», – ответил одариваемый. Потом, прижав к себе понравившуюся работу, прощаясь, он сказал: «Это – структуры, которыми я занимаюсь. Из них, собственно, и состоит мир. Вы изображаете подлинный мир». Что я мог возразить?
***
А что я мог возразить океанологам, которые однажды принесли мне в подарок большой тяжелый и непонятный предмет? Он оказался редким по красоте отпечатком фораминиферов. Эти морские реликты впечатались в коралловую или известковую массу и получился оттиск – впуклый рельеф, посмертная маска. Океанологи утверждали, что это очень похоже на некоторые мои работы.
Оставалось лишь водрузить фораминиферы на стену, тем более что и само слово пришлось мне по вкусу. Если повторять его как заклинание во время работы (усиливая экспрессию энергичными жестами), конфликт между формой и содержанием упраздняется сам собой.
Сладостное блуждание по лабиринту сознания. И не важно – своего или чужого.
Николай Эстис. Из цикла «Фигуры».1980 |
В начале 1970-х я попал в дом творчества Союза художников «Челюскинская». Группа была молодежной (в системе СХ молодыми считались художники до 36 лет). На первом же собрании нам представили группу психологов – лабораторию института психологии Академии педнаук. Руководитель лаборатории сообщил, что советская наука занимает передовые рубежи, осталось только заполнить некоторые белые пятна, среди них – природа и психология творчества. Проблему предполагалось решить здесь и сейчас – во время двухмесячного пребывания в Доме творчества. Нас просили всего лишь не отказываться от тестирования.
Эксперимент длился не более недели. Сначала было недоумение, затем подозрение в сговоре. Завершился же очередной научный прорыв истериками научных сотрудниц. Галочки, плюсы и минусы в тестах вели себя безобразно, не поддаваясь систематизации, не укладываясь в методики и доктрины. Лаборатория снялась с места, не простившись с подопытными. Природа и психология творчества остались непроясненными.
(Во избежание всяческих подозрений замечу, что уже много лет длятся моя дружба и сотрудничество с факультетом психологии МГУ. Показ работ и их обсуждение включаются в программы научных конференций. Последняя такая конференция – по проблемам позитивной психологии – прошла в Москве в 2012 году.)
***
Еще один эпизод, связанный с Домом творчества. Таруса, начало 1970-х. Группа была московская, смешанная по жанрам и возрасту. «Старички» ходили на этюды, неустанно воспевая дивные приокские просторы, кто-то, имея договор, писал картину к очередной выставке, кто-то корпел над графической серией. Была среди прочих и Надя, прикладница, недавняя выпускница Строгановки. Она отличалась независимостью в собственных текстильных проектах и в манере общения.
И вот пребывание в Доме творчества закончилось, мы разъезжались по домам. Ко мне подошла Надя и потребовала: «Дай свой телефон, надо приложить мозгляка». Номер телефона я, конечно, дал, но спросил, что такое «приложить мозгляка». Надя ответила: «У меня есть мужик. Гораздо старше меня, очень важный, засекреченный физик – мозгляк Советского Союза. У нас все хорошо, кроме одного – он называет художников мазилками, а то, что мы делаем, считает дураковалянием. Мол, они, физики – и есть настоящее… Надо его приложить. Ради всех нас. Мы приедем!»
Как-то вечером к моей мастерской подъехала черная машина с водителем. Открылись дверцы. Я увидел Надю и элегантного седого мужчину.
Они вошли в мастерскую. Я начал показывать работы.
Как обычно, примерно в середине просмотра я отправился в кухню – ставить чайник. До меня донесся голос физика, он обращался к Наде: «Этот парень вас всех дурачит. Он физик, он просто знает то, что знаем мы, но чего вы не знаете».
Когда я вернулся, седой спросил, не физик ли я. Я ответил, что не физик. А в ответ услышал спокойное и твердое заявление: «Молодой человек, таких случайностей не бывает. Вот в этой работе я насчитал 90 желтых пятен, – и указал на мои брызги. – Мы-то с вами знаем, что это распад стронция, а никакие не ангелы».
И правда... Мы-то с вами знаем...
Гамбург