Актер уходит без аплодисментов

Алексей Петренко выстраивал роль в пространстве и времени, как нотную партитуру. Фото РИА Новости

Дворец культуры курорта Нальчик, идет спектакль Молодежного театра-студии «Сейчас ему откроют» по повести Валентина Распутина «Деньги для Марии». Я сижу рядом с музыкой, на фонограмме. Финал, аплодисменты, поворачиваюсь к зрительному залу, а там стоя аплодирует царь Петр из фильма – Алексей Петренко. «Разведка» докладывает, что актер и его супруга, журналист газеты «Правда» Галина Кожухова, отдыхают в санатории «Нальчик». Приглашаю еще на один спектакль, они приходят, а после спектакля Галина Петровна подходит и спрашивает, почему я не сам подхожу к ним. А как подойти, неловко. Я работал тогда директором ДК. Через несколько дней Галина Петровна прямо из моего кабинета позвонила завкафедрой актерского мастерства  ГИТИСа Владимиру Андрееву и сказала: «Володя, ребят надо поддержать и учить». В порядке исключения нас приняли в ГИТИС на актерский факультет. 

С Андреем и Галюсей (так она просила ее называть) мы подружились  по-человечески и ничего творческого не планировали. Они приходили на наш дипломный спектакль «Три сестры», потом меня перевели в Государственный русский драматический театр им. М. Горького, где я соединял две должности – директора и главного режиссера. И вот как-то у них в гостях за хлебосольным столом, где выпивал и общался весь театральный и культурный цвет СССР, я сказал: «Алексей, а не слабо сыграть у меня в спектакле «На дне» Сатина?» Тогда он снимался у Юрия Карасика в фильме «Без солнца» по той же самой пьесе Горького. Возникла пауза, Галюся смотрела с ужасом, возразить мне, гостю, не решалась. Алексей подумал и говорит: «А давай попробуем!» 

Начал приезжать к нам в Нальчик и репетировать. Я и сегодня с благодарностью вспоминаю его уроки.  Он видел, как тяжело рождался спектакль, и работал с титаническим терпением. Научил любить артиста и говорить с ним доверительно, негромко. Как-то я пригласил его к себе и предложил взять гонорар. Он посмотрел на меня по-доброму, немного недоуменно: «Представляешь, я беру деньги, а завтра со мной что-то случится и не смогу сыграть спектакль. Предстану пред Ним и что я скажу?» Так и не взял. Для постановки мы сшили ему великолепный пиджак, ткань специально искали. Прихожу на спектакль за два часа, сижу в зрительном зале. Вдруг он садится рядом и начинает рвать подкладку пиджака. «Алексей Васильевич, что вы делаете?» – в ужасе спрашиваю я. «Рву! –  смотрит на меня лукаво. – Какая первая реплика у меня? «Кто это бил меня вчера?» Драка. Значит, что-то порвали».

Играл он удивительно, на сцене буквально рождалось чудо. Владел пространством, как никто, работая на сцене, необъяснимым чувством, чутьем слышал и контролировал зал, всегда точно определял, куда необходимо направить энергию, желание, чтобы заставить идти за ним и сопереживать. Это умение брать зрительный зал в эмоциональный захват и есть актерский профессионализм. Как-то во время спектакля в ряду 16–17-м послышался шум от развертывания конфет или шоколада. Алексей услышал, развернулся и направил себя в сторону тех, кто мешает. Из-за кулис я увидел, как молодые люди физически начали сползать с театральных кресел.

Дыхание формирует энергию. Что-то необъяснимое происходило в четвертом акте, когда Петренко-Сатин входил в основные монологи. Воздух начинал вибрировать, было ощущение, будто что-то громадное обрушивается на вас. Алексей как-то сказал: «Пусть все, как в опере, выучат свои партии, и спектакль сыграется». Он и выстраивал роль в пространстве и времени, как нотную партитуру, многократно выверял свой выход и доводил его до абсолютной точности в темпе и пластике, доводил до совершенства каждый жест, поворот головы, выверял интонационно каждый звук и слово. И в этом жестком рисунке вдруг возникало дыхание свободы, то, что зовется импровизационным существованием. 

Петренко был органичен в роли Сатина и в театре, и в кино. Кадр из фильма «Без солнца». 1987

Спектакль «На дне», созданный в Нальчике, смотрели во Владикавказе, Белгороде, Калуге, Душанбе, Киеве. В 1989 году в Москве на международном симпозиуме «Станиславский в меняющемся мире» его играли в Учебном театре ГИТИСа. Рядом шли спектакли Питера Брука «Вишневый сад» и Петера Штайна «Три сестры» – Галюся шутила, что мы попали в неплохую кампанию. В начале 1990-х в Москве создали Театр-студию 21, и в спектакль вошли Альберт Филозов, Василий Бочкарев, Нина Русланова, Александр Соловьев и многие другие замечательные артисты.

Говоря об Алексее Васильевиче, нельзя не сказать о Галине Петровне. Она многим помогла и многим подставила плечо. Она жила по принципу «все возможное сделает и дурак, надо уметь делать невозможное!». Встретившись с Алексеем, она, словно ювелир, открывший самородок, произвела такую огранку, что бриллиант заблистал. Оба они безмерно любили театр, искусство, которое эмоционально воздействует и потрясает. Дом Кожуховой и Петренко на Суворовском, ныне Никитском бульваре был одним из самых добрых, гостеприимных. На этом доме можно повесить памятную доску – кто только из великих здесь не бывал и не говорил тосты под водочку и селедку под шубой. 

Петренко пытался соединить клоунство и психологический театр, представление и переживание. Этот внутренний процесс не давал ему покоя всю жизнь, даже после ухода Галюси, когда он мучительно трудно приходил в себя. Долго оттаивал, ожил, только когда встретил Азиму Абдумаминову и вместе с ней обрел большой род, многодетную семью. Называл свою жену Рахат-Лукум, себя – Петренкобаевым. А к нему стали ласково обращаться –  «батенька». Стал активно сниматься и участвовать в абсолютно разном материале. Были в его истории благотворительные вечера, концерты с Валерием Гергиевым и Владимиром Федосеевым. Были и сериалы, в которых порой его игра была единственным украшением. Эту его жизнь много обсуждали и даже осуждали, что не прибавило ему здоровья. 

20 февраля, в понедельник, мы были у Юрия Грымова в театре «Модерн», говорили о будущем, после встречи он позвонил Юрию Соломину и договорился созвониться на следующий день. Он был в активном желании творить, войти в достойный театральный спектакль. В среду 22 февраля днем я говорил с Азимой, а ночью в 0.30 от нее звонок: «Батя ушел». Я не понял сначала, переспросил и тогда поехал в ночь в Никольское, еще не до конца осознавая, что произошло. 

Он ушел и просил не аплодировать. Вечный скиталец: от Игоря Владимирова к Анатолию Эфросу, от Олега Ефремова к Вячеславу Спесивцеву, от Анатолия Васильева к нам в Нальчик играть Сатина... Скиталец в поиске театра, где служат и священнодействуют. Как говорил его великий земляк Михаил Семенович Щепкин, «священнодействуй или убирайся вон!». После спектаклей с его участием возникала звенящая тишина. Зритель не аплодировал, долго молчал, потрясенный увиденным. Так и мы провожаем его без аплодисментов. Остались только шок и пустота.