Эстонии – 100!

Вид на Таллин с 10-го этажа эстонского МИДа. Фото автора

На прошлой неделе меня любезно пригласили в Таллин. К моему удивлению – на юбилейную, 10-ю по счету Неделю музыки. В столицу Эстонии со всего мира съехалось более 200 артистов, работающих в разных музыкальных направлениях и стилях – от хип-хопа до рока, от этно до блюза, от попа до фьюжн. Но, будучи совершенным валенком в музыке, я только и могла что ходить с площадки на площадку, из галереи в клуб, из клуба в хипстерскую промзону, из промзоны в бар, из бара на улицу и по-дилетантски глазеть на гитаристов, барабанщиков и нарядных тусовщиков-меломанов. Мало что разбирая. Но музыка, не скрою, радовала слух. Особую остроту впечатлениям придавало и то, что последние пару дней я существовала на одном лишь сыром миндале и гостиничном завтраке – результат проглоченной банкоматом карты.

Помимо музыкального фестиваля в бывшей центральной электростанции, а ныне – Kultuurikatel (дословно «котле культуры») прошла двухдневная конференция Creative Impact, посвященная музыке, новой экономике, гражданской инициативе, гендерной политике, лучшим городам и дизайнерским мышлениям. Открывала конференцию президент Эстонии Керсти Кальюлайд, красноречиво говорившая о красоте и любви, о Мартине Лютере Кинге и ценности каждого прожитого мига, о зеленой энергии и чистой воде. 

Эстония и вправду может гордиться тем, что на Западе именуется female empowerment – расширением женских полномочий. И не только эффективным президентом-женщиной (которая, помимо прочего, является еще и многодетной матерью), но и мелочами – на конференции Creative Impact выступили 146 участников из 25 стран, из них 76 женщин.

Лейтмотивом выступления стало 100-летие Эстонии – государства, образовавшегося в 1918 году, после распада Российской империи. Официальные взаимоотношения России и Эстонии – тема отдельная, 

Техотсек таллинской гостиницы, где занимались прослушкой сотрудники КГБ. В одну ночь 1991-го они спешно бежали, разбив на прощание телефоны. Фото автора

болезненная и, скажем так, триггерная. К примеру, на конференции то и дело звучал, увы, небезосновательный сантимент: Нарва – следующая после Крыма? Надо отметить, что в Нарве, на самой границе России и Европейского союза, в этом году планируется целый фейерверк фестивалей. Это своеобразная попытка сместить акцент с противостояния к диалогу.

Об этом мы говорили и в эстонском МИДе (в здании, до развала СССР служившем «Белым домом» ЦК Компартии Эстонии) – с советником министра по стратегическим коммуникациям Ханнесом Руммом. Я спросила его про то, что годами не дает спокойно спать нашему МИДу: как же все-таки на самом деле поживает русскоязычное меньшинство и действительно ли оно так нуждается в натурализации. Румм отвечал, что русские в Эстонии обладают видом на жительство в ЕС, что дает им права, практически не отличимые от гражданских. К тому же поколения до 40 лет от роду активно интегрируются – русские учат эстонский, а эстонцы, надо сказать, учат русский. Был рассказан и трогательный эпизод: после трагедии в Кемерове эстонский министр иностранных дел лично сходил к российскому послу и выразил соболезнование – факт, очень растрогавший Сергея Лаврова.

Но вернемся к фестивалю. Открывался он, как ни странно, как раз в Российском культурном центре. В зале с советскими фресками на потолке и гербом СССР над сценой. Никакого символического значения это не носило, и сцена была выбрана по причине технической оснащенности, но эффект получился весьма химерический. Зажигательно играл интернациональный оркестр под руководством продюсера Кристьяна Ярви, звучали речи эстонского министра культуры Индрека Саара, народ поднимался с кресел и хлопал в такт, а световые лучи энергично шарили по фрескам с рабочими и колхозниками.

Кроме прочего побывали и в выставочном зале e-Estonia. Известно, что Эстония стоит на передовой айти-технологий. И все то, чем у нас до сих занимается бумажная и неповоротливая бюрократия, у них поставлено на цифровой поток: заполнение налоговых деклараций, голосование на политических выборах, медицина и другие стороны жизни – все осуществляется через компьютеры. К примеру, никто давно не ходит в аптеку с бумажным рецептом – достаточно персональной карточки, по которой фармацевт легко проверит, какие именно лекарства клиенту выписал врач. В этом выставочном зале вообще довольно много забавного – и роботы-минивэны, и цветы, которые сами себя поливают и греют, и велосипеды со встроенными процессорами.

Конференция меж тем шла полным ходом. На одном из круглых столов российские нишевые промоутеры и менеджеры музфестивалей обсуждали ситуацию в российской музиндустрии. Ключевыми словами дискуссии стали такие фразы: «В России много сырого таланта и голод в глазах» (голод, понятное дело, творческий, а не физический), «В России нет сообщества, где варились бы идеи, но это потенциально огромный рынок». Интересно, что многие российские немассовые исполнители собирают гораздо большие залы в Южной Америке или в Азии, чем на родине. Обсудили, конечно, и сценарии раскрутки через Интернет, в частности через самую известную российскую соцсеть… Для меня, человека постороннего, все это было темным загадочным лесом, и какие-то обрывки информации попадали в уши случайно. К примеру, стоя в очереди на регистрацию в аэропорту, я услышала, что в Самаре раньше пышным цветом цвел рейв, но с подавлением наркотического движения в 2011-м рейвы ушли.

Пока эксперты совещались, в городе полным ходом звучала музыка. По узким улочкам старого города тащили контрабасы. На площадях в клубах разноцветного дыма колдовали диджеи. А я бродила по холмам таллинской крепости, заглядывала в храмы (в православном как раз шла  пасхальная служба) и слушала ночные разговоры прохожих. Особенно запомнился рассказ про дядю Колю, три раза отсидевшего в харьковской тюрьме.

А еще сходила на последний этаж гостиницы, где когда-то сидели советские кагэбэшники. В августе 1991-го они бежали в одну ночь, бросив все свое подслушивающее оборудование. Сейчас там устроен музей. Ну а прослушивают нас уже совсем другими способами. И это вдохновляет.