В двух шагах от новой высокоскоростной

Дорога Новгород – Малая Вишера – узкая двухполоска, вдоль которой почти сплошные леса. Фото Андрея Громова

Жара зашкалила и в Петербурге, и в ближайших окрестностях, и в окрестностях дальних – под Новгородом, например. Локальные ливни были, причем кое-где буквально минут за десять до того, как мы проезжали. На телефон приходили где-то проплутавшие СМС-предупреждения МЧС о возможности ветра и гроз. Мы свернули со старой московской трассы на областную дорогу Новгород – Малая Вишера через Александровское. На узенькую извилистую двухполоску, вдоль которой почти сплошные леса. Немногочисленные постоянные и многочисленные летние обитатели этих мест ездят в свои живописные деревеньки. В основном на машинах, хотя иногда ходят и рейсовые автобусы. За десять лет их число сократилось примерно вчетверо, и было-то негусто – пару раз в день, а теперь и не всякий день.

Эта дорога когда-то была мечтой велосипедиста. Небольшой трафик, неплохой асфальт как минимум до половины пути, даже в самую сильную жару тень от елей и берез. Мне случалось даже на работу ездить на велосипеде – 40 километров до Малой Вишеры, встала на рассвете, докатилась до электрички и к началу рабочего дня в Петербурге. Потом по дороге поехали «КамАЗы» – стала строиться высокоскоростная между двумя столицами. Хорошо разбивали асфальт, по весне заделывали выбоины, но в прошлом году на одном кусочке возник феномен: не просто выбоины и ямы, а вспучилось покрытие высокими гребнями, не одна выхлопная труба была здесь сорвана, не одна подвеска разбита. Налететь на этот гребень не дай Бог – к тому же именно на этом участке мобильная связь порой исчезает вообще. А до новой высокоскоростной еще километров семь.

Гребни тогда заровняли те же строители, положили асфальтовые заплатки. Более того. Там есть такая полянка, растет иван-чай, малина, одичалая сирень. Опытный глаз видит – когда-то здесь было человеческое жилье, деревня. Многие бывшие деревни давно заросли лесом, а здесь полянка. И асфальт рядом с этой полянкой был очень старый, почему-то когда время от времени клали новый, этот кусок пропускали. Так делают часто, когда дорога проходит через «земли сельских поселений», даже когда на этих землях осталась пара нежилых домов. А тут – дорогу построили в 1950-е, асфальт сделали еще позже. А деревни не стало раньше.

Так вот, строители высокоскоростной заасфальтировали и этот кусочек, все даже удивились. Но по весне опять вспучился асфальт. Предупрежден – вооружен: я уже знала о возможном феномене и перед полянкой с весны снижаю скорость. И почему возник феномен – тоже вычислила во время дальней прогулки. Здесь много ручьев, выбивающихся из-под земли, есть следы мельничных запруд, воды выходят из-под земли то там, то здесь. Иногда размывает кромки дороги, возникают локальные провалы, нужно осторожно, внизу, в общем, топь. «Пузыри земли», прямо по Блоку. И перестилание тонкого слоя асфальта – недостаточная вещь.

На этот раз гребни никто не выравнивает, поскольку участок скоростной уже построен и сдан, а те дорожники уехали. А поскольку участок сдан – то туда поехали автомобилисты, и стала наша лесная дорога фактически выездом на скоростную. До Питера быстрее, до Москвы тоже быстрее.

Вот и сейчас – снижаем скорость и видим: впереди, аккурат перед «пузырями земли», скопление машин. Авария, кто-то опять наехал на гребень и загородил путь? Вот впереди упавшая осина, но объехать можно. А там… Все ясно. Был ветер. И дорогу завалило деревьями.

«Эх, не успею футбол посмотреть, – сокрушается остановившийся за нами мужчина лет шестидесяти. – Мне тут рядом, и вам недалеко доехать, как-нибудь доберемся, а вот кому на Питер, тем развернуться бы и через Подберезье на Мясной Бор». Муж идет вперед, взяв топор. У нас в доме бензопила, но до нее несколько километров – но мало ли, с той стороны завала может тоже кто-то стоять, пусть подвезет за пилой. Но слышу звук бензопилы. С той стороны завала за ней уже съездили. Юмор в том, что владелец пилы сам дорожник, но сейчас у него выходной, едет к теще с женой и детьми. «Вон, фотографируют, в YouTube выложат, а потом начальство скажет, что их службы оперативно приехали», – шутит кто-то из знакомых пиловладельца. С пилы что-то слетает, у нее кончается бензиново-масляная смесь, мы тащим нужный ключ «на семнадцать», у кого-то оказывается бензин и масло. Пилят, оттаскивают куски стволов, толстенные ветки. Часть машин разворачивается. Фурам не развернуться – обочин нет, слева и справа заболоченные канавы. Стоит и рейсовый автобус.

Обычная картина: работой дорожных служб вынуждены заниматься рядовые граждане, потому что чиновники никуда не торопятся. Фото РИА Новости

Разумеется, в общем разговоре возникают непременные «они». «Им» ничего не надо, поэтому мертвые деревья нависают над дорогой. «И вот тут все вспучилось, они же теперь никогда не сделают. Они не думают о том, что машин стало много». А сам дорогу не сделаешь, даже если захочешь и сможешь – это не положено, посадят. Равно как и за рубку мертвого дерева. «Они» посокращали людей, а набрали тех, кто висит на телефонах, а у МЧС осталась одна бригада на район, и сюда она не поедет. И у электриков посокращали, и у телефонистов. «Зато придешь, компьютеры. Сидит баба, сначала пальчиком все в компьютер внесет, а потом то же самое в журнал переписывает». Разумеется, перемывают косточки «им» и по поводу животрепещущего – пенсионного возраста. И даже с юмором: «Эй, парень, не тащи сразу два бревна, надорвешься молодым, а тебе до семидесяти еще работать!» – «Да ладно, – говорит один из добровольных ликвидаторов завала. – Я из своего года рождения у нас в деревне один остался. Все померли уже». Ему полтинник.

«Ну что, ночевать придется? А что, уже ягоды вовсю, можно насобирать». Я вспоминаю, что у меня в багажнике палатка. Женщины с детьми прохаживаются по дороге, бегают к машинам взять печенья или водички. Катастрофы нет – в конце концов оставят машины, пойдут, солнцем палимы, только подмоги не приведут, все живое из ближних деревень (5–7 км) уже приехало. Работы очень много. Болельщик включает в машине радио. Он не участвует в расчистке – спина больная.

Вот уже успела забыть название этой самой деревни, следы которой до сих пор чувствуются на поляне. Ее, оказывается, выселили в 1937 году. Тогда много кого выселили. Кого за что. В нашей вон деревне раскрыли целых два антисоветских заговора. Организовывали помощь прятавшимся в этих краях опальным священникам. Но нашу деревню хоть не ликвидировали всю – в отличие от многих.

А еще были деревни, исчезнувшие и в 1950-е, и даже в 1970-е. Как-то в годовщину событий октября 1993 года я подвозила мужичка с рюкзачком и ручной косой. Он ехал к другу, который продолжает жить среди болот и лесов в такой бывшей деревне. Они там косят, а по зиме, когда лесная тропа становится проходимой для телеги, вывозят сено. Пока ехали, косарь вспоминал былое: как жили, как расселяли-укрупняли, как он заболел, как пошел на пенсию, какой где был председатель – вредный или нормальный. В этом рассказе не нашлось места только сотрясавшим умы событиям 1991–1993 годов, путчам, смене власти. Их как и не было: было сено, которое косить, были дети-внуки, которых растить, заболачивалась тропа, были плохие и хорошие местные начальники, ну и, конечно, «они», которые ни о чем не думают.

…Рядом опять загромыхало. Ликвидаторы и сочувствующие смотрят вверх, появляется опасение: «Ливанет, и опять попадают березы…» Но самоорганизовавшимися гражданами пробита одна полоса. И наша колонна едет по кромке дороги, слева вязкая грязь, справа ветки с листьями. Может быть, и остатки завала уберут когда-нибудь какие-нибудь службы, думаю я. Зато вон смородина поспела.

Великий Новгород - Санкт-Петербург