Поцелуй римлянки

Небо голубое-голубое, как на картинах художников эпохи Возрождения. Максим Воробьев. Вид Рима. Начало 1850-х. Саратовский государственный художественный музей им. А.Н. Радищева

Еще в Шереметьеве, перед посадкой в самолет, я попросил переводчицу Елену сделать заявку на посещение виллы Боргезе.

– Для посещения виллы нужно записаться заранее, – пояснил я, – иначе не попадешь!

– Хорошо, хорошо, – ответила она, сопроводив свой ответ милой улыбкой.

Она была русской, несколько лет назад выскочившей замуж за итальянца. Симпатичная, обаятельная, с хорошей фигуркой. Но я не об этом.

По прибытии в Рим я снова повторил свою просьбу. И снова получил весьма благожелательный ответ, при этом глаза Елены излучали такую любезность!

В Риме было запланировано четыре дня. Елена водила нас по городу со знанием дела. Мы любовались площадями и фонтанами, в том числе знаменитым Треви, в его воду некоторые разомлевшие от жары товарищи по путешествию пытались окунуть свои полуодетые тела; были, конечно, в музее Ватикана, где пара безбашенных любителей живописи, несмотря на категорический запрет смотрителей музея, исхитрялись фотографировать Рафаэля; гуляли по Колизею и кричали по-русски какую-то чушь, чтобы испытать акустику этого античного театра; ездили в метро и ходили пешком, заходили в пиццерии и отдыхали на скамейках под пиниями – в общем, наше знакомство с древнейшей европейской столицей проходило на высочайшем экскурсионном и эмоциональном уровне.

Но утром четвертого дня я понял, что прекрасная наша Елена так и не заказала мне посещение виллы Боргезе. Тогда я решил пренебречь предстоящей в этот день экскурсией, о чем предупредил ее, и отправился на виллу самостоятельно.

Уткнувшись носом в карту Рима, я выяснил, что ближе всего можно подъехать к ней на трамвае. Оставалось узнать, до какой остановки ехать. Это я и попытался выяснить, обратившись к вошедшей вместе со мной в вагон седовласой матроне: я развернул перед ней мою карту и ткнул пальцем в изображение виллы. Нет, нет, не подумайте, что я вел себя бесцеремонно. Я любезно улыбался при этом и беспрестанно произносил mi scusi – единственное, что знал по-итальянски. Карие и все еще выразительные глаза пожилой женщины на мгновение остановили на моем лице изучающий взгляд и затем обратились к карте, здесь она задумалась. На помощь ей пришла другая пассажирка почтенного возраста, вся в черном.

Дамы и я уселись на свободное трехместное сиденье спиной к окну – такая была планировка в римских трамваях, – и женщины продолжали рассматривать карту. Между ними вдруг возникла оживленная перепалка, они динамично жестикулировали руками и что-то громко говорили, перебивая друг друга, в точности, как это можно увидеть едва ли не в каждом из классических итальянских фильмов. Затем женщины так же быстро пришли к согласию, успокоились. А через какое-то время показали мне знаками: нужно выходить. Уже оказавшись на асфальте, я жестами и поклоном головы поблагодарил добрых итальянских тетушек и устремился в указанном ими направлении.

То есть, перейдя трамвайную линию, пошел по пешеходной дорожке, поднимающейся вверх. По обеим ее сторонам тянулись деревья и заборы. Но виллы не было видно, и в какой-то момент я остановился в растерянности.

Тут меня догнала итальянка средних лет в бежевой блузке, расстегнутой сверху, со стройными ножками под светло-коричневой юбкой средней длины.

– Вилла Боргезе, вилла Боргезе, – обратился я к ней с отчаянием заблудившегося в лесу.

У нее была хорошая улыбка. Первым делом она попыталась выяснить, откуда я такой явился.

Для этого она с вопросительной интонацией стала перебирать названия стран, которые могли бы быть моей родиной: Франция, Англия, Испания, Америка – о, почему же я не родился там, вдруг пожалел я сам себя.

Мне пришлось прийти ей на помощь:

– Раша! – победоносно произнес я.

– О! – воскликнула она с интересом.

– Руссо, вилла Боргезе? – произнесла она с особой, как мне показалось, интонацией.

– Руссо, Путин? – продолжила она.

– Ноу, – возразил я, – руссо, Пушкин, Толстой, Достоевский!

Мой ответ понравился незнакомке. Она с улыбкой закивала мне головой, обрамленной черными вьющимися волосами, свободно спадающими на плечи.

Увидеться с нею вечером! Вот это класс! Аполлон Мокрицкий. Рим. Итальянки на террасе (Тарантелла). 1846. Тюменский областной музей изобразительных искусств

Мы еще ухитрялись как-то продолжать нашу беседу, шагая по выложенной камнями дорожке и проникаясь взаимной симпатией. К несчастью, дорожка раздвоилась: мне нужно было идти направо, ей налево.

Каким-то седьмым чувством я ощутил, что могу поцеловать ее на прощанье. Она, оказалось, совсем не против и тоже чмокнула меня в щеку с видимым удовольствием.

Потом вдруг задержалась на мгновение и сообщила мне, что ближе к вечеру – она раскрыла при этом ладонь левой руки, показав мне пять пальцев, и приставила к ним еще три пальца правой руки – будет в кафетерии на площади Испании. «Пьяца ди Спанья» – так выкрикнула она, уже удаляясь от меня и унося с собой тонкий запах духов, струившийся за ней…

Это был самый волнующий момент моего посещения Рима.

– Вот это класс! – ликовал я, с усилием сохраняя спокойствие и подавляя возникшее вдруг желание перепрыгивать через две ступеньки. Увидеться с нею вечером! А в памяти вновь и вновь возникало ее миловидное лицо, и оно мне все больше нравилось…

Ландшафтный парк, краем которого мы с ней прошли, являл собой одну из достопримечательностей виллы Боргезе, но я тогда не понял этого. Вообще-то я шел туда, чтобы увидеть живопись и скульптуру в галерее Боргезе, всю ее замечательную коллекцию. Но чтобы попасть в музей, нужна была предварительная запись, как меня и предупреждали московские друзья, и чего так и не сделала наша распрекрасная Елена. А теперь мои заклинания, что я «руссо», что я из Москвы, на служителей галереи не производили ни малейшего впечатления. Их холодные недоуменные взгляды составляли полную противоположность искренности и естественной любезности их соотечественницы, недавно повстречавшейся мне по дороге к вилле.

Оставалось в качестве утешения пройти мимо фасада галереи, любуясь этим архитектурным произведением в стиле классицизма. Затем я стал спускаться с холма со стороны, противоположной той, откуда пришел. Сквозь хвойные вершины высочайших пиний просвечивало голубое-голубое, как на картинах итальянских художников эпохи Возрождения, небо. День был чудесен.

Вскоре я вышел к оживленной виа Пинциано, на въезде в которую с холма стояла потрясающе красивая регулировщица в полицейской форме. Угольно-черные волосы, белая рубашка, синяя юбка, свободные размашистые движения. Я залюбовался ею. Какой-то мужчина, остановив машину, подошел к красавице в форме, и они о чем-то весело заговорили…

Я должен был поспеть к месту сбора группы, это была набережная Тибра вблизи собора Святого Петра, к трем часам дня. Мне пришлось прибавить шагу. При этом меня окрыляла мысль о предстоящей встрече с обаятельной незнакомкой. Я обдумывал предлог, чтобы вновь отколоться от группы вечером. Да, вечером, около восьми! В предвкушении предстоящего приключения Рим казался еще красивее, а погода еще чудеснее.

Каково же было мое разочарование, когда я с небольшим опозданием вышел к Тибру: все уже садились в автобус! Оказалось, что Елена опять что-то напутала, расписание пришлось изменить: мы немедленно отправлялись во Флоренцию.

– А как же моя романтическая встреча в кафетерии на площади Испании?! – хотелось мне крикнуть во весь голос…

Как давно это было.

И теперь, спустя годы, кто поверит, что когда-то мне назначала свидание на площади Испании очаровательная римлянка?