Культурный шок во французской деревушке

Пограничный форт состоит всего из нескольких зданий и бывшего плаца, заросшего травой. Фото Татьяны Лазаревой

…Самое начало лета, когда спросонья и не разберешь, сколько времени, то ли пять утра, то ли девять. Я посмотрела в телефон. Восемь часов. Значит, в Москве десять. Теперь понятно, почему так чертовски хочется есть. Организм продолжает жить по московскому времени и настоятельно требует завтрак. Посмотрела на соседнюю кровать – моя подруга Таня еще спит.

Казалось, спит не только она, но и весь остальной мир – не слышно ни единого звука. Стены старого форта эпохи Короля-Солнце толщиной не меньше полутора метров, вот почему в комнату не проникает ни единого звука извне.

Попытка встать бесшумно и никого не разбудить с треском провалилась – одеяло на соседней кровати зашевелилась, и оттуда вынырнула подругина шевелюра. «Ты тоже проснулась?» – самый логичный вопрос, который один проснувшийся человек может задать другому!

Выяснилось, что причина, разбудившая нас обеих, одинакова. Зверский голод. Я выглянула в окно. Форт еще спал. До завтрака четыре часа. Это же почти вечность!

Быстренько одевшись, в поисках еды и приключений мы спустились вниз. Прошли мимо кухни, где накануне готовился общий ужин. Тишина и пустота. Чтобы как-то потянуть время, пошли на улицу прогуляться и осмотреться. Накануне, в день приезда, мы не успели это сделать.

Пограничный форт состоит всего из нескольких зданий – дома коменданта, оружейного и порохового складов, казармы для солдат. В центре – полковая часовня и заросший травой плац, на котором лет 200 назад муштровали французских гренадеров. И все это обнесено неприступными крепостными стенами.

Когда-то в эпоху короля Людовика XIV служил у него некий Вобан. Он был талантливым военным инженером и окружил Францию целой сетью оборонительных сооружений – фортами и крепостями, наша – одна из них. С одной крепостной стены тут открывается вид на Швейцарию, с другой – на Францию; внизу, в долине, виднеется маленький городок Сен-Мартен, по российским масштабам – деревня. Крепости, построенные Вобаном, всегда считались эталоном неприступности. Если сегодня на Францию нападет Швейцария, мы в абсолютной безопасности.

Пока мы гуляли, ничего вокруг не изменилось. Крепость по-прежнему не подавала никаких признаков жизни. Могло показаться, что мы здесь вообще одни. Обманчивое ощущение, если вспомнить, сколько народа сидело вчера за столом на ужине!

На кухне вяло прибиралась какая-то местная девушка. Разумеется, она не знала ни единого слова по-английски и уж тем более по-русски. Было бы удивительно, если бы оказалось иначе, особенно если вспомнить, какие французы языковые снобы и что находимся мы в глухой деревушке.

Тем не менее диалог каким-то образом состоялся. На хорошем русском языке мы спросили, когда будет завтрак. Видимо, на таком же хорошем, но французском, она ответила, что раньше полудня нам ничего не светит. Тогда мы спросили, а можем ли мы до этого времени все-таки где-то немножко поесть? Она ответила, что только в городе, у подножия горы, но это отсюда целых четыре километра по дороге. Тогда мы спросили, а есть ли путь короче? Она ответила, что если идти напрямик через лес, то получится всего два километра, но мы там не пройдем, поскольку вчера был ливень и тропинки размыло. Тогда мы сказали, что два километра – это то, что нам подходит. Она с сомнением посмотрела на наши ноги и покачала головой. Босоножки в виде пары-тройки ремешков весьма условно можно было назвать обувью, и они никак не подходили на роль дебрепроходцев. Но когда русскую, да еще и голодную женщину останавливала слякоть? Если бы французская девушка видела, по каким погодам у себя мы расхаживаем на шпильках! Короче, мы сказали, что все-таки пойдем в обход, и отважно зашагали в сторону ворот.

С одной крепостной стены открывается вид на Швейцарию, с другой – на Францию.  Фото Татьяны Лазаревой

Похоже, мы пребывали в обоюдном культурном шоке друг от друга. Они – от того, что две женщины, говорящие на непонятном языке, что-то от них хотят в этакую рань, а мы – от того, что в десять утра ничто «съестное» не работает. Мы же прилетели из Москвы, которая never sleep и в которой в любое время суток можно найти все что угодно!

Отчаявшись и уже представляя себе обратный подъем в гору натощак (вот уж в прямом смысле несолоно хлебавши!), мы заглянули в последнее бистро. Женщина расставляла стулья после мытья пола. Когда мы обратились к ней, она так же, как и другие, отрицательно мотнула головой и показала на часы. Увидев страдание на наших лицах, спросила, откуда мы. Мы показали на гору, верхушку которой венчал форт. Она засмеялась и воскликнула: «А! Tango! Tango!» Мы обрадованно закивали головами, впервые за это утро встретив участие и понимание. И начали наперебой объяснять, что мы прилетели вчера на танго-фестиваль, что мы голодные и специально перлись сквозь лес в надежде хоть что-то съесть... Конечно, это все по-русски. Разумеется, она ни слова не поняла, но внимательно выслушала нас и вдруг кивнула, махнув нам в сторону столиков. Через десять минут мы уплетали омлет, запивая его чудесным горячим кофе с круассанами. Это было счастье.

Через несколько часов старый форт наполнится звуками бандонеона и скрипок. В шатре, подсвеченном цветными фонарями, закружится пары, щеголяя болеро, пивотами и кольгадами, и разноязычная толпа, съехавшаяся с разных концов света сюда, во французскую деревню, заговорит на языке, не требующем перевода, на языке аргентинского танго.

А пока мы наслаждаемся ароматным кофе, жмуримся на ярком утреннем солнце и говорим о том, что есть множество вещей, разъединяющих нас. Это не только язык, но и привычки, традиции, уклады... Разница культур. Но всегда есть и будет то, что делает нас ближе. И это не только любовь к музыке и танго. Это искреннее желание понять другого и быть им понятым.