Лошадь, позорившая город. Вокзал для одного и борода из маски

Когда-то томский вокзал напоминал гудящий улей. Фото автора

Приехал на железнодорожный вокзал встречать электричку из Новосибирска. Здание вокзала красивое, отреставрированное, даже чем-то напоминает чистый аккуратный макет, потому что нет вокруг него и в нем самом людей, которые создавали бы оживление. Я помню этот вокзал раньше, еще в советские времена. Тогда он не походил на аккуратный макет и был не странно желтым, как сейчас, а деловито серым. А может быть, не серым, а бледно-зеленым… Сейчас уже трудно в точности вспомнить цвет – со временем образы в тумане памяти выцветают, их яркость теряется, и становятся они чем-то далеким, нереальным и трудно различимым.

В то время вокзал напоминал улей, люди в нем сновали туда-сюда. Их разговоры, шаги, шуршание пакетов с едой и прочее сливались в один непрекращающийся гул, который даже как-то успокаивал и настраивал на оздоровительно-атеистический лад. И этот лад не оставлял места для раздумий о всяких там приведениях и непонятных фигурах, которые время от времени могли бы выплывать из-за угла, если бы никого живого вокруг не было. А так любую загадочную потустороннюю фигуру можно запросто списать на живого человека, ибо последних много вокруг и даже с избытком, так как поезда в те времена часто опаздывали, создавая на вокзалах нескончаемые очереди в задыхающиеся от их натиска кассы. Казалось, очереди никогда не завершатся и люди в них будут до скончания времен ждать своего заветного белого билета на курорт или в другой райский уголок.

В те времена люди куда-то все время ехали: отпускники, командированные, студенты на каникулы, солдаты-срочники, офицеры, курсанты училищ. Все они волею судьбы были собраны в одно большое недовольное вокзальное ополчение, готовое в момент распять начальника вокзала на окошке кассы и штурмом взять любой проходящий мимо них поездной состав.

Но те времена, как и поезда, прошли. Захожу в здание вокзала – никого. Только два досмотрщика просят вывернуть карманы, а сумочку положить на транспортер. Она проплывает по черной ленте мимо рентгеновского устройства, а я прохожу через специальные стойки, которые начинают предательски пищать. Но досмотрщики не обращают на этот писк никакого внимания – кого здесь взрывать, все равно же никого нет.

Мраморный пол блестит. Все отполировано и отделано под коричневое дерево: стены, двери, окошечки касс прикрыты хрупким стеклом. Ни людей, ни тем более очередей. Пусто. Под потолком горит люстра, похожая на белое солнце пустыни. По вокзалу прохаживается одинокая девушка-полицейский с кожаной кобурой на мощном бедре. Черная противоковидная маска на лице девушки смотрится кокетливо. «Гюльчатай, открой личико!» – не удержавшись, мысленно обращаюсь к девушке-полицейскому и через вокзал от греха подальше быстро уношу ноги к противоположной двери на перрон.

Выхожу на перрон, озираясь, как преступник. На перроне никого, кроме опять же одинокого полицейского. У него тоже пистолет и черная маска на лице. Как-то неуютно. Полицейскому бы широкополую шляпу – тогда он чем-то напоминал бы ковбоя. «Джон, где твоя лошадь?» – «Ты слишком любопытен, Пит, и должен поплатиться за это!»

У меня тоже маска, только бледно-синяя, я ее опустил себе на подбородок, и она стала напоминать синюю бороду, завязки давят на уши.

И чем плоха эта скульптурная лошадь? Необычная и даже забавная…  Фото Александра Сакалова с сайта www.tv2.today

Внизу линии рельс, вверху струны проводов – все вместе это рождает какую-то ностальгическую нотку по другим городам и землям, а светившийся вдали красный огонек железнодорожного светофора романтично приглашает настроиться на поэтический лад.

По высокому мосту-переходу, расположенному над железнодорожными путями, прохаживаются одинокие влюбленные пары и смотрят вниз на рельсы, на редкие прибывающие поезда, слушают громкий голос диспетчера, который то делает какие-то объявления, то отдает четкие и быстрые распоряжения невидимым работникам и машинистам. То и дело включаются одинокие гудки электропоездов, а у стоявшего вдалеке темного товарного состава колеса до того круглые, что завораживают своим таким идеалом и походят на непревзойденный абсолют. Сколько людей уже слились с этим абсолютом, одинокие, потерявшие всяческий смысл существования, закончили земной путь на этой железной дороге. Они слились с абсолютом и теперь служат ему, воспевают его непревзойденную круглую красоту и водят вокруг него нескончаемые очереди-хороводы за долгожданным билетом в рай…

А вот и электричка из Новосибирска. Она гудит, сбавляет ход и плавно приближается к практически пустому перрону. Зеленая электричка, во лбу ее горит лампа, в стеклянных глазах видны лица машинистов. Электричка останавливается, из нее выходят люди и направляются к воротам в город. Безлошадный полицейский в черной маске стоит возле покрашенной в холодно-серебряный цвет скамейки и внимательным взглядом провожает мирно идущих людей.

Влюбленные на мосту-переходе тоже наблюдают за этой толпой и машут ей вслед. Машинист высовывает из бокового окна распаренную голову, она взъерошена, его лицо худое и уставшее. Ему не до романтики – добраться бы до дома. Звучит объявление, и электричка, вздрогнув, отправляется на конечную станцию Томск-II.

Быстро опускаются сумерки, в небе загораются первые звездочки, становится прохладно, и появляется белесый морозный туман. Он клубится и напоминает полупрозрачные живые фигуры. Похожие на призраки фигуры плывут, скрываются за углами, прохаживающийся полицейский не обращает на них никакого внимания.

Мне тоже пора домой. Думаю, как лучше выйти – через уличные ворота в город или через здание вокзала, еще раз полюбовавшись там на Гюльчатай? Но вспомнив, что в здании придется проходить через писклявые стойки, решаю, что все-таки вместе с туманными призраками выйду через ворота. Да и грозную девушку Гюльчатай не хочется лишний раз нервировать своей синей масочной бородой.

Надо торопиться, пока ворота не закрыли на ночь: до утра поездов уже не ожидается.