Выстрелы и поножовщина у алтаря

Аки тать в нощи, посещали чернецов темные страсти и толкали их на неблаговидные дела. А.К. Саврасов. Ипатьевский монастырь в зимнюю ночь. 1870-е

Печальной дореволюционной характеристикой некоторых российских обителей становилась криминогенная обстановка. В их стенах случались даже убийства, что вообще несовместимо со священным саном и монашескими обетами.

В 1681 году казначей Антониево-Дымского монастыря Новгородской епархии Макарий убил иеромонаха Иосифа. Бедствие разыгралось в ходе пьяной драки, случившейся в обители (Сборник Новгородского общества любителей древности. 1911. Вып. IV. С. 63).

Чернецы поднимали руку и на мирских. В 1766 году иеромонах столичного Александро-Невского монастыря Григорий (Хлебников) зарезал канонира (РГИА. Ф. 796. Оп. 205. Д. 59. Л. 8).

Преступниками оказывались насельники самых видных обителей. Профессор Московской духовной академии Петр Казанцев писал в 1864 году: «Бывший некогда в лавре (Троице-Сергиевой) иеродьяконом Иринарх (Сахаров)… после бродяжничества по разным монастырям… пырнул ножом казначея Давидовой пустыни». При митрополите Киевском Платоне (Городецком), занимавшем Киевскую кафедру с 1882 по 1891 год, один из учителей лаврской семинарии скончался от кровотечения, получив удар ножом от иеромонаха Вениамина (Попова). Вениамина признали сумасшедшим (ОР РНБ. Собр. А.А. Титова. Ед. хр. 3995. Л. 135).

В 1897 году Тобольская духовная консистория проинформировала Синод о бесчинствах, творимых иеродьяконом Абалакского монастыря Тобольской епархии Макарием. Будучи пьян, он имел обыкновение «являться на братскую трапезу с ножами». Порой дрался. Однажды «выбил в окнах стекольные рамы, вдребезги разбил стенные часы… и, бегая по монастырской ограде нагим, угрожал братии… что всех их перережет» (РГИА. Ф. 796. Оп. 178. Д. 3236. Л. 1 об., 3 об.). Психическое расстройство Макария не вызывает сомнений. Отметим, что вновь упомянуты ножи. Можно подумать, что у монахов вообще в обычае было расхаживать с холодным оружием.

Жестокие «чудачества» повторялись. В 1900 году епископ Самарский Гурий (Буртасовский) донес синодалам, что бывший послушник Бугульминского Александро-Невского монастыря 19-летний Кодрат Муругов, вбежав с криком «пожар» в монастырскую церковь за всенощной, произвел выстрел перед царскими вратами. Затем выстрелил в настоятеля, но промахнулся. В алтаре целил в иеродьякона, но тоже неудачно. Выяснилось, что патроны в револьвере злоумышленника были боевые. Следствие показало: Муругов сам и поджег пять монастырских зданий (РГИА. Ф. 796. Оп. 181. Д. 2652).

В следующем, 1901 году беда пришла в Ново-Голутвин монастырь, что в Коломне. Здесь 58-летний иеромонах Филофей убил 40-летнего иеродьякона Палладия, применив опять-таки нож (РГИА. Ф. 797. Оп. 71. Д. 113). Оба входили в монастырскую братию. «Послушание» Филофея было простым – исполнять различные садовые работы.

Конфликт завязался майским вечером, когда пьяный Филофей прогуливался в монастырском саду. Встретив двух послушников, он стал посмеиваться над ними. Когда те, ответив ему и зная дикий нрав Филофея, устремились прочь, он выхватил нож и помчался за послушниками. Но в братском корпусе разбушевавшегося Филофея остановил Палладий, пытаясь его успокоить. После кратких пререканий иеромонах вонзил нож в сердце иеродьякона.

Следствие установило: никаких сложностей в отношениях Филофея и Палладия не замечалось. Преступник признал свою вину, хотя отрицал намерение убить Палладия. Также открыл, что с 18 лет злоупотребляет спиртными напитками. Орудие убийства – нож оказался с длинным лезвием. Потребовалось медицинское освидетельствование убийцы. Коломенский врач констатировал «задержанную способность его мышления». Высказался и прокурор Московского окружного суда, заявив о Филофее без прикрас: «крайне раздражительный», «болезненный», он зарезал Палладия «в припадке умоисступления, вследствие слабоумия, каковым… страдает и ныне». Возникает вопрос: для чего человека с больной психикой продвинули по монашеским степеням?

Убийствами, конечно, отмечены далеко не все монастыри, но отношения между насельниками часто балансировали на грани взаимного уничтожения. Примечательно письмо архиепископа Ярославского Ионафана (Руднева) товарищу синодального обер-прокурора Владимиру Саблеру. В послании, датированном 1903 годом, говорится, что послушник Адрианова монастыря Ярославской епархии «избил до крови просфорника… за то, что тот… вывел проститутку из монастыря» (РГИА. Ф. 796. Оп. 184. Д. 4685. Л. 8).

Отношения среди монастырской братии часто бывали весьма напряженными. Епископ Тихвинский Андроник (Никольский) писал в 1910 году о «терроре», царящем в Юрьевом монастыре Новгородской епархии. Одного иеромонаха настоятель избил – облаченного для богослужения, перед престолом (РГИА. Ф. 796. Оп. 205. Д. 695. Л. 14, 15).

Важный вопрос: каковы предпосылки криминогенной обстановки в монастырях? Одна из них – очень низкая образованность братии. Возьмем для примера Александро-Невскую лавру, рассмотрев послужные списки за 1840, 1860, 1905 и 1913 годы, данные по монахам в сане священника. Если в 1840 году вообще не обучались даже в начальной школе 4% чернецов, в 1860 году – 35%, в 1905-м – 52%, то в 1913 году еще больше – 59%. То есть в течение взятых лет черное духовенство знаменитой лавры деградировало с точки зрения грамотности.

Актуальна и социальная подоплека. Доля выходцев из крестьян (наименее образованного сословия) по четырем избранным годам росла в лавре соответственно от нуля до 44%. Но крестьянский дух не был присущ монашеству: в чернецы чаще шли не желающие трудиться. В монастырях оставались «только пьяницы и люди неспособные», утверждал митрополит Киевский Арсений (Москвин).

Не следует пренебрегать и психологическим фактором – тем, что Николай Лесков называл «гнетущей скукой монастырской жизни» и «разочарованием» (очерк «Бродяги духовного чина»). Деспотизм настоятелей также раздражал чернецов.

Кроме того, как уже можно понять по приведенным выше примерам, психически больные были обычным для монастырской братии явлением.

Насельник Троице-Сергиевой лавры монах Сергий (Чистяков) утверждал в 1860 году: российское монашество «чуждо класса образованных людей, а преимущественно наполнено людьми низкого состояния, без всякого образования и притом с грубыми… сердцами…» (ОР РНБ. Ф. 850. Ед. хр. 507. Л. 3 об.).

При таком раскладе во многих монастырях царило пьянство, сопровождаемое жестокими драками. О сексуальных преступлениях монашествующих, об их участии в спаивании народа и других непотребствах можно писать объемистые тома: архивы полны соответствующими материалами. Ценностные ориентации черноризцев были крайне низки. Для криминала имелась питательная почва.

Приходится с грустью констатировать: состояние российских монастырей свидетельствовало о настоящей трагедии. Епископ Игнатий (Брянчанинов), ныне почитаемый в церкви святым, писал в XIX веке: «Многие монастыри… обратились в пропасти безнравственности и нечестия».