И звезда с звездою говорит… Винсент Ван Гог. Звездная ночь. 1889. Музей современного искусства, Нью-Йорк
Световое загрязнение больших городов – не ерунда. Благодаря ему современный человек лишился величественной картины звездного неба. Он видит только малое число самых ярких светил. Мы перестали поднимать голову и не замечаем красоты над нами, живя в мире закрытых помещений или городских улиц и площадей, ярко и крикливо освещенных и разукрашенных, где нет места природной красоте.
В этом наше мировосприятие кардинально отличается от той картины, что существовала на протяжении почти всей истории человечества и которую люди наблюдали ежевечерне. Они существовали в мире нескончаемой астрономии: солнце с закатами и восходами, пробирающаяся сквозь волнистые туманы луна с убываниями-возрастаниями и, конечно, «звездное небо над нами», говоря словами философа Канта (а еще лучше слова Лермонтова – «и звезда с звездою говорит»). То же пантеистическое чувство выражал и Тургенев: «Бесчисленные золотые звезды, казалось, тихо текли все, наперерыв мерцая, по направлению Млечного Пути, и, право, глядя на них, вы как будто смутно чувствовали сами стремительный, безостановочный бег земли...» Этот бег мы больше не ощущаем.
Небо было устроено сложно, но сложность эту человек понимал и знал с раннего детства. Тургенев: «На небе вызвездило, и Стожары ярко мерцали», Лев Толстой: «Взглянув кверху, можно было заметить, что выяснившееся небо начинало светлеть на востоке и Стожары опускаться к горизонту», Мельников-Печерский: «Стожары сильно наклонились к краю небосклона, значит, ночь в исходе, утро близится», Бунин – «Заблещет звездный щит Стожар». Писатели не расшифровывали, что они имеют в виду, где находятся Стожары. Знание об этом звездном скоплении являлось массовым и упоминание – всем понятным.
Луна важна была не столько как источник света ночью, а как мера времени – по ее фазам велся счет месяцам. Поэтому каждый человек знал, что сейчас – полнолуние или, напротив, луна в ущербе? Тургенев: «Месяц взошел наконец; я его не тотчас заметил: так он был мал и узок. Эта безлунная ночь, казалось, была все так же великолепна, как и прежде... Луны не было на небе: она в ту пору поздно всходила». Лев Толстой: «Почти полный месяц, уже теряя золотистый оттенок, всплывал над верхушками высоких лип». А Чехов мог подшутить над спутницей Земли: «Луна, полная и солидная, как генеральская экономка, плыла по небу и заливала своим хорошим светом небо, двор с бесконечными постройками, сад, темневший по обе стороны дома. Свет мягкий, ровный, ласкающий...» Феномены, связанные с солнцем – восходы и закаты, кажется, занимали половину стихов поэтов.
Жаль, в наше время люди редко всматриваются в красоту небес. Кадр из фильма «Меланхолия». 2011 |
Кстати, из-за светового загрязнения исчез и такой феномен, как появление комет. То, что веками пугало и страшило людей, более не существует. Вспомните последние пролеты возле Земли крупнейших комет – видел ли кто невооруженным глазом их хвосты на ночном небе? И никто не начнет роман, как начинал своих «Масонов» Писемский: «Зима 1835 года была очень холодная; на небе каждый вечер видели большую комету с длинным хвостом; в обществе ходили разные тревожные слухи». Речь, кстати, идет про комету Галлея. Марк Твен говорил, что он пришел с кометой Галлея (1835) и с ней уйдет (1910). Но именно Толстой (1828–1910) был тем человеком, который мог наблюдать эту комету дважды, семилетним мальчиком и восьмидесятидвухлетним стариком – незадолго до смерти.
Тут нельзя не вспомнить про классическое описание в «Войне и мире»: «Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив, Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами».
Толстой ошибся, комета эта называется кометой 1811 года. Но важнее другое – придумал ли писатель вид небесной странницы или живописал по непосредственным впечатлениям? Я рискну предположить, что при описании граф руководствовался собственными (и сравнительно свежими) наблюдениями над кометой 1858 года (она же – комета Донати), которая была ярчайшей в XIX столетии после кометы 1811-го.
И последнее. Приход западной культуры после принятия христианства уничтожил в русском языке даже следы славянских названий планет, кроме Венеры, которую, впрочем, считали двумя разными звездами – утренней («Блеснет заутра луч денницы») и вечерней («Звезда печальная, вечерняя звезда»). Не могу себе представить, чтобы у таких ярчайших светил, как Марс, Юпитер, да и Сатурн, не имелось собственных имен. Но, увы, мы их не знаем и, наверное, никогда не узнаем… Ни в фольклоре, ни в книжной культуре они не сохранились.