Трудно быть спикером. И самого Демосфена осмеивали поначалу

Человек думающий и человек говорящий далеко не одно и то же. Фото с сайта www.freeimages.com

В списке самых сильных человеческих фобий страх публичных выступлений занимает почетное второе место. Сразу после страха смерти. Для многих людей выступить с речью на публике и умереть приблизительно одно и то же.

Сейчас мне это странно, но когда-то я и представить не могла себя ведущей концерта, спикером или педагогом, обучающим других искусству публичных выступлений.

Я не боялась сцены. Я ведь актриса. Но быть актером и быть оратором – это две большие разницы. В театре текст пишет драматург, что и как тебе делать, диктует режиссер, костюм придумывает художник, задача актера – соединить все это в себе. И играет он не себя, а другого человека, который чаще всего не имеет с ним самим ничего общего. Конечно, для этого тоже нужен талант, но совершенно иного рода.

Другое дело оратор. Он должен быть сам себе режиссером. Сам решить, что, как, когда и зачем говорить. И выходит он к публике от своего лица, а не от лица пушкинского Бориса Годунова.

Должна признаться, довольно долго я считала, что публичные выступления – это не мое. И если бы мне кто-то сказал, что я когда-нибудь стану обучать этой премудрости других, я бы покрутила пальцем у виска. Дело в том, что в детстве мне постоянно говорили, что я косноязычна. И приходилось это слышать настолько часто, что в результате я просто заткнулась.

Я почему-то решила, что корявая речь – это как цвет глаз или длина ног – данность, с которой бессмысленно что-то пытаться сделать. При этом я много и с удовольствием читала, прилично писала сочинения. Так что мыслила я нормально. Но когда открывала рот, выходила какая-то безграмотная сумятица.

Конечно, я тогда не могла знать, что человек думающий и человек говорящий далеко не одно и то же. Что за устную и письменную речь отвечают разные зоны мозга. И само собой, предвкушение, что я что-то ляпну и мне снова прилетит комментарий про мои ораторские способности, только усугубляло ситуацию. Волнение, помноженное на ожидание провала, редко дает положительный результат.

В результате почти до тридцати пяти лет среди знакомых я считалась замкнутым и молчаливым человеком. Спойлер – сейчас они думают обо мне ровно противоположное.

Расскажу об одной ситуации, благодаря которой я, так сказать, открыла рот.

Однажды в студеную зимнюю пору меня пригласили провести рождественский концерт. Причем это был концерт в формате вернисажа с чаепитием. Представьте себе довольно большой зал, заполненный столиками, за которыми сидят гости и пьют чай. Перед ними на сцене выступают артисты, а по периметру расположилась художественная выставка.

По задумке режиссера ведущие должны были стать хозяевами вечера, создать атмосферу домашнего уюта, гостеприимства и тепла, а в перерывах между концертными номерами занимать гостей непринужденной беседой. На тот момент я полагала, что я и непринужденная беседа – две вещи несовместные, как гений и злодейство. Но согласилась на эту авантюру, потому что мне пообещали внятный сценарий.

Как известно, обещать – не жениться.

В день концерта я пришла за три часа до начала. Я проверила микрофон, прочитала список выступающих, нарисовала концертное лицо. За это время я несколько раз спрашивала у режиссера, где же обещанный сценарий. И каждый раз слышала в ответ фразу: «Не переживай, сейчас все будет».

За час до начала ко мне подбежала сотрудница методического кабинета с толстой пачкой бумаги в руках. Эта пачка не понравилась мне сразу. Оказывается, на сорока страницах были подготовлены для меня темы для «непринужденного» общения. Там были развернутые лекции на тему рождественских и чайных традиций в России, история напитка, описание чайных церемоний в разных странах…

Я в ужасе переводила глаза с пачки бумаги на методистку, пока она, явно довольная проделанной работой, рассказывала, как они всем методическим кабинетом собирали для меня информацию. Я спросила: «И что со всем этим делать?» Она ответила: «Ну, вы просто берете и читаете. А что? Что-то не так?»

Читаю! Ага!

Быть актером значительно проще, чем спикером: актер может спрятаться за грим, костюм, драматурга, режиссера... Фото агентства «Москва»

Я пошла с этим фолиантом к режиссеру. Он сказал, что методический кабинет слегка перестарался, и я, разумеется, не должна читать по бумажке, а могу, просмотрев общий смысл, говорить своими словами. Еще лучше! Во-первых, до концерта пятьдесят минут. Сорок страниц текста я за это время точно не освою. Во-вторых, изучать его между номерами тоже не вариант: я все время сижу на сцене. Ну и в-третьих, я и непринужденный разговор со сцены – вещи несовместные.

Было еще одно обстоятельство. У меня был соведущий, совсем молодой артист. Он сказал, что понятия не имеет, что делать с таким количеством текста. Мне стало еще легче. А ведь за оставшееся время мы даже не успеваем распределить, где чей кусок.

Появилось ощущение надвигающейся катастрофы. Я поняла, что как-то разруливать эту историю придется самой. Я сказала напарнику, что, конечно, постараюсь отталкиваться от сценария, но буду импровизировать. Он сказал, что это отличный план и он будет подхватывать мой импровиз. На том и порешили.

Я по диагонали проглядела несколько первых страниц текста и пошла на сцену. Концерт начался! Как и просил режиссер, я пыталась создать атмосферу домашнего гостеприимства и тепла. Я задавала вопросы гостям и выступающим артистам и озвучивала то, что приходило в голову.

Иногда я делала паузы, рассчитывая, что мой партнер по сцене перехватит инициативу. В эти моменты я выразительно смотрела на него. И каждый раз видела, как он судорожно роется в страницах, пытаясь найти в тексте то, что я только что сказала. Что было бессмысленно: то, что я несла, не имело никакого отношения к сценарию. В итоге в тот вечер на сцене были очень красивый, но молчаливый мужчина и слегка нервная очень болтливая женщина.

Когда концерт закончился и я выдохнула, то осознала, что почти четыре часа я общалась с публикой от своего лица и выжила!

И тут я подумала: а что же это я молчала столько лет? А! Вспомнила! Потому что мне когда-то говорили, что я косноязычна. Сколько же лет я жила с убеждением, что дар общения обошел меня стороной. Оказывается, я могу говорить. И даже могу получать от этого удовольствие. А теперь я еще и помогаю другим преодолеть этот страх.

Как и все дети, я не родилась с эталонной грамотностью. Как и все дети, я делала ошибки в произношении, склонениях, конструкции фраз. И это нормально. Но наши наставники в желании сделать нам хорошо часто пользуются слишком топорными методами. И жертвы воспитания просто затыкаются. А научиться говорить молча еще ни одному человеку не удавалось.

Поэтому теперь всем своим ученикам я твержу как заклинание: «Говорите! Вы можете! Вас критиковали? Это было давно! Говорите! На вас навешали ярлыков? Срывайте! Говорите! Вас высмеивали? Демосфена тоже вначале осмеивали! Говорите! Пока не почувствуете, что между словами «открыть рот» и «шагнуть в пропасть» для вас больше не стоит знак равенства. Главное – говорите! Только тогда вы обретете крылья и полетите! Хорошего полета!»