Кирилл Привалов
|
|
Могила Ивана Алексеевича Бунина. Фото Витольда Муратова |
– Вот ты где спишь, Иван Алексеевич… Вот оно как получается… – Писатель застыл у маленькой серой могилки. Замолчал. Мне показалось, что ему хочется остаться одному, и я отошел в сторону.
– Да-да, иди! – благодарно кивнул Писатель. – А я здесь останусь.
На углу аллеи я обернулся и увидел, как старый Писатель стоит, крепко вцепившись руками в гранитное ребро креста, и словно пребывает в оцепенении. Первым стремлением было броситься на помощь. Словно четырехконечный, с мальтийским силуэтом крест на могиле Бунина мог, будто статуя Командора, затащить в царство теней. Но потом до меня дошло: напротив – Писатель черпал силу в шероховатом камне, теплом от осеннего солнца. Всю свою жизнь он шел на встречу с Буниным, и вот она состоялась.
Белесые, желтые, красные листья падали на присыпанные кирпичом дорожки, на тесные ряды надгробных плит. Просеменил мимо отец Силуан – ангельская душа, кладбищенский священник со своим неизменным мопедом. Прошумела стайка мальчишек-французов, собирающих грибы, которые обильно растут на русских могилах…
Когда я вернулся, Писатель стоял все в той же позе, прикрыв глаза. Лишь шевелились губы. Услыхал мои шаги и очнулся:
– Нет ли случайно бумажки? Клочка какого-нибудь?
У меня оказался в кармане блокнотный листок. Писатель взял его и начал перерисовывать могилу Бунина. Шариковая ручка дрожала, рисунок получался весьма приблизительный, но основные контуры выходили верными.
– Э-э-э, позор какой! Надо было мне, старому дураку, прихватить из дома хоть горсть земли, хоть веточку какую-нибудь, чтобы на могиле оставить… Дома будут спрашивать, как там Иван Алексеевич. – Писатель надвинул колпачок на ученическую ручку и опять погрузился в молчание. Мы постояли в тишине, изредка прерываемой клаксонами недалеких автомобилей, и Писатель принялся прощаться. – Спи спокойно, Иван Алексеевич! Прощай, русская душа.
Он перекрестился, преклонил колено здоровой ноги и прикоснулся губами к камням гранитной окантовки:
– Прощай, дорогой человек!.. Прости – за свои страдания и за наши!..
Так я сопровождал в поездке на русский погост под Парижем Виктора Петровича Астафьева. Об этом он напишет, благодаря меня за эту поездку, в «Затесях», где Астафьев признается в любви сквозь десятилетия к своей «прекрасной даме» – героине антифашистского Сопротивления Вере (Викки) Оболенской, казненной в Берлине. Ее кенотаф стоит среди могил людей, имена которых для русского человека полны, не побоюсь этого слова, святости: Ремизов, Евреинов, Тэффи, Тарковский, Георгий Иванов, Алданов, Нуреев, Кузьмина-Караваева… Если не зарастает «народная тропа» к маленькому городку Сент-Женевьев-де-Буа, то это прежде всего потому, что на его муниципальном кладбище похоронены русские гении. Не потому ли утверждают, что на русском погосте под Парижем особенная атмосфера, особое биополе, что ли?
Именно это кому-то во Франции очень и очень не нравится. Причем – давно. Ведь осада русского кладбища началась еще в 60-е годы. Уже тогда местные власти попытались запретить хоронить русских в Сент-Женевьев-де-Буа. Сделать это было несложно, учитывая статус кладбища, оно же – муниципальное. То есть только для местных жителей. Но в том-то и закавыка, что русские тут тоже не чужаки.
– Первыми насельниками кладбища, получившего впоследствии название Русского, были пансионеры Русского дома, – рассказывала мне лет 20 назад Татьяна Николаевна Шамшева, глава комитета по уходу за так называемым русским сектором на погосте. – А началось все с того, что англичанка Дороти Пэджет, отец-миллионер которой некогда возглавлял на нефтепромыслах в Баку компанию «Шелл», передала княгине Вере Мещерской, дочери последнего посла Российской империи в Японии, весомый банковский чек. Так англичанка-русофилка хотела отблагодарить Веру Кирилловну, с которой была дружна, за ее гостеприимство в пансионе для благородных девиц на Пасси, в Париже. На эти деньги и был основан семьей Мещерских Русский дом в Сент-Женевьев-де-Буа. Когда старики из этого приюта для эмигрантов умирали, их хоронили на соседнем кладбище. Отсюда все и пошло…
|
|
В первый свой визит во Францию осенью 2000 года президент Владимир Путин побывал в Сент-Женевьев-де-Буа. Фото Reuters |
Каждый метр на погосте – на вес золота. Расширять территорию кладбища муниципалитет запретил. Вот и хоронят в старых могилах, ведь по французским законам через 20 лет могилу можно использовать для новых захоронений. Более того: если вовремя не продлить срок аренды, захоронение снесут. Бульдозеру все равно, кто лежит в земле: рядовой доброволец-дроздовец или нобелевский лауреат.
– Что творится, господи, – помнится, сетовал, мелко крестясь, отец Силуан, он же на французский манер «папаша Сильвен», кладбищенский священник из эмигрантов первого поколения: – В пяти с небольшим тысячах могил захоронены более пятнадцати тысяч! В три слоя люди лежат, господи помилуй... До семи усопших разрешено класть в одну могилу…
Для того чтобы избежать сноса захоронений, и была создана полвека с небольшим назад ассоциация по уходу за русским некрополем. Организовали сбор пожертвований, чтобы держать погост в порядке. Как? Договорились с местными португальцами и поляками. Но у «португалов» принято на лето уезжать на родину, а с поляков и взять нечего – что им до русских могил?.. Кем рабочих заменять? Из какого бюджета им платить? Тем более что часть родственников кладбищенских насельников не имеет средств, чтобы вносить ежегодные взносы за аренду места… Вот и возник у некрополя многотысячный многолетний долг. И если бы не помощь с Родины, конец бы пришел «русскому каре» под Парижем. Однако в первый же свой визит во Францию осенью 2000 года Владимир Путин побывал в Сент-Женевьев-де-Буа, провел на кладбище, ходя от одного мемориала к другому, полтора часа, и финансовая ситуация вскоре стала меняться к лучшему.
Начиная с 2005 года на счет города Сент-Женевьев-де-Буа на регулярной основе пошли сотни тысяч евро для возобновления истекавших концессий на участки русского сектора. В 2008 году российское правительство выделило почти 700 тыс. евро, погасив перед местными властями долг сразу за 648 могил. Как напишет парижская Monde: «В общем счете 2 млн евро были перечислены Российской Федерацией для возобновления русских концессий, которые составляют едва ли не 70% территории кладбища». Усилиями парижского представительства Россотрудничества в 2018–2019 годах провели инвентаризацию, по итогам которой оказалось, что 45% могил подлежат восстановлению. На это тоже собирались выделить средства. Правда, из-за пандемии работы пришлось остановить. И вот теперь… Как пишет Monde: «Русское кладбище ждет мрачное, неопределенное будущее».
В то же время, согласно разъяснениям мэрии: «Вопрос оплаты лишь отложен, и о сносе могил речь не идет... Война никогда не станет предлогом для посягательств на долг памяти и на уважение к усопшим».
Однако осада русского некрополя продолжается, и главный враг тут – время. Разваливается камень на неухоженных надгробиях, вода льется в щели в могилах, зарастающих зеленью… Еще чуть-чуть – и повторится трагедия русского некрополя «Кокад» в Ницце, который безвозвратно разрушается и рискует вскоре вообще перестать существовать.
