Вардван Варжапетян
Екатерина Гениева часто повторяла: «Помните, что у Господа других рук, кроме наших, нет». Фото РИА Новости
«Независимая газета» мне не чужая, я пишу для нее столько лет, сколько она существует. В книге «ИМяННОЙ УКАЗАТЕЛЬ» я вспоминаю всех, кого встретил за 80 лет. Из этих встреч и составилась моя жизнь. А еще это краткая история моей страны, сложенная примерно из трех тысяч историй разных людей. Среди них гении и безвестные обыватели, рабочие, крестьяне, домохозяйки, монахини, проститутки, солдаты, артисты, колхозники, мыслители и доносчики, убийцы и праведники, люди десятков национальностей, профессий, занятий, званий.
Вот очередные истории из моего собрания.
Гениева Екатерина Юрьевна (1946–2015) – директор Государственной библиотеки иностранной литературы имени М.И. Рудомино (с 1993-го), а пришла туда в 1972-м. Филолог, литературовед, специалист по английской литературе.
Фантастическая женщина огромных знаний, огромной энергии – во славу книге и во благо людям. Человек-университет, человек-министерство, человек-общество. А для меня просто Катя. Это большая радость для меня. И честь.
Из множества историй, связанных с ней, расскажу одну.
Во время визита Уго Чавеса, президента Венесуэлы, ему показали ВГБИЛ. Он был восхищен (прежде всего Гениевой), обещал дать средства на создание Центра имени Боливара (слово свое сдержал, культурный центр был создан) и не хотел расставаться с очаровавшими его женщинами (язык не поворачивается назвать их библиотечными работницами), но его ждал Владимир Путин, мог быть скандал. А команданте очень не хотелось расставаться с Екатериной Юрьевной.
Уже садясь в машину, Чавес громко спросил: «Катя, что передать Володе?» – «Привет».
Вечером – теленовости: встреча Путина и Чавеса в Кремле. Протокол. Улыбки, дежурные слова. И вдруг: «Да, Володя, тебе привет от Кати!» В прямом эфире – на всю страну и на весь мир. И правильно, потому что Катя – одна такая на весь мир.
Она умерла в июле 2015-го в Израиле, где врачи и она сама делали все, чтобы жизнь победила.
Потом было прощание с Катей в библиотеке. Много хороших слов было сказано. Посол США выразил соболезнование от американского народа. Посол ФРГ – от народа Германии. От имени народа России сказать было некому.
Потом была панихида в храме Святых бессребреников и чудотворцев Космы и Дамиана. Митрополит Иларион нашел самые главные слова о рабе Божией Екатерине: она прожила жизнь праведную.
Потом (в тот же день, 14 июля) были поминки в Пашковом доме. И тоже говорили хорошие слова. Хорошая музыка звучала. И пили, и ели. И говорили, вспоминали, обещали… И все понимали, что, даже сложив каким-то чудесным образом воедино все наши усилия, возможности и способности, мы не сможем продолжить то, что делала одна эта женщина.
Вот только одно ее деяние, свидетелем которого я был. Во дворе библиотеки установили еще один памятник – папе Иоанну Павлу II (в миру Кароль Юзеф Войтыла, 1920–2005). Ну кто, кроме Гениевой, мог сокрушить тупость, непонимание, просто злобу. Она смогла.
Осенний дождик. Я стою за Катей. Над ней кто-то держит зонтик. Выступают польский министр, польский посол, кардинал. С российской стороны тоже кто-то. А мне так хочется сказать страшно важное (это мне так кажется), Катя видит мое нетерпение: «Вардванчик, потом». Она рассказывает, как просила Кшиштофа Пендерецкого написать музыку к этому дню. Композитор стоит здесь же. И звучит его музыка – божественной красоты и скорби.
Потом все перешли в библиотеку, в зал, на фуршет. А я просто горел, словно меня жгло крапивой. И Катя попросила у уважаемых высоких гостей чуточку внимания, представила меня. Я говорил сбивчиво: что вот прямо в эти дни Израиль – единственное государство, поступающее по-христиански и являя пример христианскому миру: в обмен на простого солдата Гилада Шалита освобождает из тюрем 1027 террористов. Поступила бы так Россия?
Не знаю, слушал ли меня кто-нибудь. Да и слова мои были здесь совсем неуместны. И я сбежал с фуршета, мне стало совестно перед Екатериной Юрьевной – я ведь и ее поставил в неловкое положение. В общем, домой пришел в отвратительном настроении.
Вдруг звонок. Звонит Гениева: «Вардванчик, куда ж вы исчезли? Вам же приготовлен подарок – замечательная книга, в ней собраны речи Иоанна Павла II». – «Катя, но я же подвел вас своим глупым выступлением». – «Нет, нет. Вы все сказали правильно. Приезжайте». Это было осенью 2011-го.
Потом Кати не стало.
А 1 апреля 2021 года друзья Кати пришли в библиотеку и там, в Большом зале, отмечали ее 75-летие, вспоминали, благодарили ее. Из того, что я в тот вечер услышал, главным было то, что сказал Юрий Самуилович Беленький, муж Екатерины Юрьевны. Он напомнил слова, которые часто повторяла Гениева: «Помните, что у Господа других рук, кроме наших, нет».
|
|
Борис Жутовский – художник, путешественник, рассказчик. фото PhotoXPress.ru |
Не помню, кто нас познакомил. Когда я задумал (1991) издавать армяно-еврейский вестник «НОЙ», я попросил нескольких художников нарисовать обложку. Одни отказались, другие согласились. Среди них – Борис Иосифович, но его вариант мне не понравился, я выбрал другой. Жутовский не обиделся. В одном из номеров (№ 16, 1996) «выставлено» много его работ: портреты Андрея Сахарова, Игоря Губермана, Булата Окуджавы, Эрнста Неизвестного, Микаэла Таривердиева, Наума Коржавина, востоковеда Армена Меликсетова, художников Всеволода Бродского, Вагрича Бахчаняна и Виталия Воловича, дипломата Мирона Гордона и сотрудника Джойнта Ицхака Авербуха.
Жутовский – знаменитый человек. Это его ославил (а оказалось, прославил на весь мир) Хрущев в декабре 1962-го на знаменитой выставке в Манеже, когда орал на него: «Кого изобразил художник? Урода! Противно смотреть на такую грязную мазню…» А через несколько лет свергнутый Никита Сергеевич пригласит (1971) художника на свой день рождения (последний), и они проговорят три часа.
|
|
Юрий Карякин производил впечатление грузчика, но еще больше грузчика, тащившего тяжеленные мысли. Фото с сойта www.karyakinyury.com |
Сильный человек. Он и производил впечатление грузчика, но еще больше грузчика, тащившего тяжеленные мысли, железо и камень мыслей. Последнюю книгу, которую Юрий Федорович мне подарил (очень светлую, легкую, не похожую на прежние тяжкие его книги) – «Пушкин. От Лицея… до Второй речки».
Я годами ждал книгу Карякина «Дневник русского читателя». А читатель он был великий, подвижник и мученик серьезнейшего чтения.
Помню, как московские писатели выдвигали его в народные депутаты СССР (1989); его, Евгения Евтушенко, Сергея Аверинцева, Юрия Черниченко… Конечно, я голосовал за Карякина. Пожалуй, из всех депутатов-писателей он оказался самым толковым.
И друзья у него были замечательные. Об одном из них он вспомнил с нежностью: «После того как вышибли меня из партии и с работы, поехали мы с Ирой (женой. – В.В.) в Крым. Хорошо было, весело, только деньги кончились. И вот осталась последняя трешка, стою и думаю: пропить или купить Ире грушу. И вдруг сзади кто-то легонько по плечу; оборачиваюсь: Булат. «Вот тебе 500 рублей». Для меня это была огромная сумма».
От себя добавлю: по-моему, у Булата Шалвовича было особое отношение к груше (к крепкой грушевой настойке – точно), а к Юрию Карякину тем более.
У Ларошфуко есть замечательное наблюдение над человеческими типами: «Люди отличаются друг от друга больше темпераментом, чем идеями». Карякин отличался и идеями, и темпераментом. К счастью, сию драгоценную сущность, как коньяк в дубовых бочках, хранят его книги.
