Хаули спасает голову мужчин от солнца, ветра и песка. Фото Reuters
«Вот мы и на родине знаменитого Отелло – шекспировского мавра», – воскликнула одна из коллег, когда могучий российский Ил-96 приземлился в аэропорту Нуакшота – столицы Мавритании.
«Маловероятно!» – подумал я, вспомнив, что Отелло был мавром-военачальником на службе Венецианской республики. Впрочем, маврами европейцы называли всех мусульман, всех арабов и берберов, которые отвоевали земли у Испании, а затем остались на тех же территориях вплоть до Северной Африки.
В переводе с берберского Нуакшот – это место, где дует ветер. Его приносят сюда великая пустыня Сахара и Атлантический океан. Вокруг столицы, а это прекрасно видно с высоты птичьего полета, все покрыто безжизненными соляными песками, так что местным приходится фактически бороться за выживание. Плодородные земли, а их совсем немного, остались лишь на юге страны. Сахара постоянно наступает, а вместе с ней и бедность – половина страны, по сути, на грани нищеты.
И это несмотря на то что Мавритания богата железной рудой и другими полезными ископаемыми, включая золото, медь, алмазы.
Это африканское государство было последним на земле, где рабство запретили законодательно лишь во второй половине ХХ века – в 1980-м! Однако и сегодня рабство до конца не искоренено. Правоохранительные органы на факты использования рабского труда смотрят сквозь пальцы. Эксперты утверждают, что в неволе по всей Мавритании может находиться около 600 тыс. человек, а это примерно 20% населения страны.
Но в любом случае по сравнению с соседней Мали, где по-прежнему активны исламские радикалы, Исламская республика Мавритания, где живут потомки храбрых воинов, великих и отважных людей-победителей, выглядит территорией безопасной и спокойной. Но это на первый взгляд. На самом деле страна переживает не лучшие времена, и проблемы, в том числе и экономические, надо решать.
Россия готова играть роль посредника в регионе. У Мавритании непростые отношения с соседями. Западный подход – санкции и давление – только ухудшил ситуацию.
Помочь решить региональные проблемы должен второй саммит Россия-Африка. Он пройдет в июле в Санкт-Петербурге, и делегацию из Мавритании там ждут. Мавритания заинтересована в поставках углеводородного топлива, продовольствия и удобрений из России. Об этом заявил глава МИДа Сергей Лавров, посетивший Мавританию в минувшем феврале. Он также отметил, что флагманом партнерства России и Мавритании является рыболовство. «Российские сейнеры ежегодно осуществляют промысел в исключительной экономической зоне Мавритании. Мы признательны за то, что им создаются благоприятные условия. Условились принять дополнительные меры, чтобы эта работа была максимально эффективной и комфортной», – было сказано министром в стенах местного МИДа.
И именно там я увидел, как, словно свалившиеся с неба, мавританские спецназовцы, отлично экипированные, с неизменными автоматами Калашникова, берут под свой контроль все входы в здание. Репортеры немного напряглись. Сразу подумалось – неужели военный переворот? И дело не только в журналистских догадках и предположениях, граничащих с фантазией, достойной сценария крутого боевика. В столице Мавритании ситуация в целом стабильная. Тем не менее в Нуакшоте с 23.00 действует нечто подобное комендантскому часу. На досмотр силы правопорядка останавливают практически все автомобили. В городе много полицейских патрулей, да и перевороты в Мавритании случались – последний в 2008 году.
Спецназовцы считают автоматы Калашникова лучшим в мире оружием. Фото из архива автора |
Кстати, официальный язык в Мавритании арабский, хотя население в основном говорит на местном бедуинском диалекте – хассании.
И тут же во дворе МИДа ко мне так же на французском обратилась коллега из местного ТВ и через секунду с легкостью перешла на английский. Она напомнила, что некогда гордые мавры успешно штурмовали крепости Испании. Затем, правда, сильно сдали свои позиции. На протяжении 40 лет, а это уже в прошлом веке, Мавритания была французской колонией. Полную независимость страна обрела в ноябре 1960 года. Сегодня Мавритания отсиживаться в тени Франции не собирается. «У нас все будет хорошо, – заключила моя мавританская коллега. – Главное, чтобы нам никто не мешал».
За ту минуту, что она говорила со мной, я успел разглядеть ее руки, исколотые, как мне показалось, татуировкой бордово-коричневого цвета. Но оказалось, что ее руки были просто разрисованы хной. Подобная техника – наносить узоры – называется мехенди. Помимо Мавритании она распространена в Малайзии, Индонезии и Индии. Оказывается, в стародавние времена мехенди с учетом дезинфицирующих свойств хны женщины активно использовали для обработки рук и ногтей.
Сделав комплимент в части красиво нанесенных на руки узоров, заодно захотел спросить и про очень странные местные стандарты женской красоты, о которых мне говорили накануне поездки. В то время как во всем мире самыми красивыми считаются стройные женщины, в Мавритании самыми красивыми считаются полные дамы. И что якобы когда девушке исполняется 15 лет, ее начинают активно откармливать до тех пор, пока она не наберет нужный вес – у худой женщины практически нет шансов выйти замуж…
Но сдержался, не спросил – во-первых, посчитал неудобным, а во-вторых, все это было похоже на байку. Во всяком случае, за сутки в Нуакшоте я так и не встретил ни одной пышнотелой дамы. Наверное, не там ходил!
К слову сказать, моя собеседница была одета в национальное платье – мелафу, чем-то напоминающее индийское сари, но гораздо более широкое и просторное, с многочисленными складками с возможностью накинуть их на голову в качестве капюшона, или, если угодно, шали. В здании МИДа сотрудниц в подобных одеяниях было предостаточно. Мужчины, напротив, все в европейских костюмах. Однако в самом Нуакшоте многие представители сильной половины носят одежду, которая очень похожа на одеяние берберов, или туарегов. По сути, это накидка, или широкий халат, в который можно легко завернуться. Называется это бубу. Как правило, бубу белого или синего цвета. Говорят, что даже в самый сильный зной телу в нем прохладно и комфортно. Голову от солнца спасает подобие чалмы или, точнее, тюрбан – хаули. Трехметровый кусок ткани искусно обматывают вокруг головы, да так, что в случае необходимости нижней частью тюрбана мгновенно можно закрыть лицо от ветра и песка.
В таких же одеяниях по столице слоняются попрошайки, которых в Нуакшоте оказалось довольно много. Около нашего автобуса женщина с мальчиком лет 12–13 просила или даже требовала бакшиш. Не знаю, что не понравилось мальчишке, очевидно, он рассчитывал на большую сумму, чем купюра в один доллар, но он отбежал в сторону и со свирепым лицом стал слать в нашу сторону проклятия и даже сделал характерный жест, проведя ладонью по горлу от уха до уха.
«Мальчик оскорбился из-за американского доллара – ждал угию, наверное», – пошутил коллега. Угия – национальная валюта, которая равна примерно двум нашим рублям. Официально магазины не принимают иностранную валюту, но в большом супермаркете рядом с отелем доллары принимали, правда, обсчитывая нещадно.
А куда деваться, когда уже за полночь и все банки и обменные пункты давно закрыты. За три бутылки обычной минеральной воды (0,5 литра) продавец, не моргнув глазом, содрал с меня 5 долларов (прекрасно понимая и используя мое безвыходное положение – как же в Африке без воды!) и сразу же закрыл кассу на 10-минутный технический перерыв.
Что же, все правильно, подумал я, вспомнив знаменитую фразу из драмы Шиллера: «Мавр сделал свое дело, мавр может уходить».
Нуакшот-Москва