Человек и будильник

Марина Попович – женщина, умевшая летать. Фото РИА Новости

«Независимая газета» мне не чужая, я пишу для нее столько лет, сколько она существует. В книге «ИМяННОЙ УКАЗАТЕЛЬ» я вспоминаю всех, кого встретил за 80 лет. Из этих встреч и составилась моя жизнь. А еще это краткая история моей страны, сложенная примерно из 3 тыс. историй разных людей. Среди них гении и безвестные обыватели, рабочие, крестьяне, домохозяйки, монахини, проститутки, солдаты, артисты, колхозники, мыслители и доносчики, убийцы и праведники, люди десятков национальностей, профессий, занятий, званий.

Вот очередные истории из моего собрания.

Попович Марина Лаврентьевна (урожденная Васильева) (1931–2017) – красивая женщина и личность выдающаяся. Мечтала о небе. Окончила летное училище в Саранске (1953). Одно это какого труда, какого невероятного упорства стоило! Она – летчик-инструктор. А ей мало, хочет стать военным летчиком. Стала (1963)! Хочу быть летчиком-испытателем! Стала (1964–1978)! Летчик-испытатель 1-го класса (1980–1985). Установила 101 мировой рекорд.

Мы познакомились в 1977-м. Я не раз бывал в Звездном городке, где Марина Лаврентьевна жила со своим мужем, космонавтом Павлом Поповичем. Павел Романович недавно стал генералом, до этого был в одном звании с женой – полковником. А ведь и она могла стать космонавтом; из всех женщин, отобранных для космического полета, она была, конечно, подготовлена лучше: летчик-испытатель, конструктор, кандидат технических наук. Но Хрущев выбрал ткачиху Валентину Терешкову. Конечно, Попович переживала. А я вспоминаю разговор с конструктором Борисом Борашем: «Космонавты никому не завидуют. Только летчикам-испытателям. Потому что летчик каждый день уходит в небо, а космонавт остается ждать на земле. Год ждет, два, пять… Валерий Кубасов как-то пошутил, что космонавт похож на будильник: его крутят-крутят, подкручивают – и все для того, чтобы он один раз зазвонил».

С Павлом Поповичем она познакомилась в 1951-м – кажется, в аэроклубе. Потом Павел поступил в летное училище. И она поступила, но в другое. Часто писали друг другу, чуть не чемодан писем набрался.

В 1955-м Павел стал мужем Марины, вместе отправились в далекий северный гарнизон, где предстояло служить лейтенанту Поповичу.

Марина Лаврентьевна рассказывала: «Я Паше запретила говорить, что я летчик. Дочь родилась, весь дом на мне. А душа рвется в небо. Только Наташка заснет, я на аэродром, стою и смотрю на взлетную полосу… В поселке меня считали сумасшедшей: ну, чего она там стоит, чего ждет?

У командира Пашиной эскадрильи жену разбил паралич, а у нее ребенок – маленький, слабенький. Я к ней бегом, дверь шибанула: «Давай я твою дочку возьму, буду кормить вместе с Наташкой». А она лежит, в глазах страх: как ребенка доверить такой ненормальной? Я ей кричу: «Я – не сумасшедшая, я – летчик, летчик! Я летать хочу!» И вижу, у нее слезы по вискам…»

Когда дочь подросла, Марина Попович вернулась в авиацию. Стала первой женщиной-летчиком, преодолевшей звуковой барьер. В Париже, в штаб-квартире Международной авиационной федерации, наверное, ломали голову, какую еще награду придумать для Попович?

Реклама учебного пособия «Эсперанто на дому», разработанного казанским отделом Союза эсперантистов СССР.  Рекламное объявление из журнала «Смена», 1924

Новикова Елена Чеславовна (1923–2021) – врач-педиатр, доктор медицинских наук (1961), зам. министра здравоохранения СССР (1973–1980); министром тогда был хирург Борис Петровский. Красивая женщина, какой-то не советской красоты, а европейской элегантности – прическа, костюм, фигура и само лицо. Впервые я увидел ее, когда министр приехал в «Литературную газету», жестоко критиковавшую ведомство. И было за что. Тысячи писем читателей вопили о безобразиях в больницах, диспансерах, аптеках, поликлиниках. Петровский приехал вместе с двумя замами. Один из вопросов был и смешной, и злой, и архиважный: во многих городах нельзя купить презерватив, жуткий дефицит. Министр попросил ответить Елену Чеславовну.

Она подробно ответила про изделие № 2 (изделие № 1 – противогаз, № 3 – ластик), спокойно, с улыбкой и со знанием дела: завод в Баковке не справляется, в Индии закуплены две линии по производству изделий № 2. И добавила: «Прекрасные изделия (интересно, что и ракетчики, и те, кто делает ракеты, называют ракеты тоже «изделием». – В.В.). Ничуть не уступают мировым стандартам. Мягкие, эластичные, тонкие. Очень приятные».

Эти слова я не помню, хотя был на той встрече в редакции и сидел рядом с Анатолием Рубиновым, одним из самых дотошных и остроумных репортеров «Литгазеты», он описал эту пресс-конференцию в своей книге «Веселые похоронные истории» (М., 2005), откуда я и взял эти слова замминистра.

Мне несколько раз пришлось обращаться к Елене Чеславовне. Первый раз она помогла раздобыть инсулин для умирающего от диабета, срочно нужен был инсулин, а его в аптеках не было. В другой раз требовалась срочная операция женщине, приехавшей в Москву из какой-то глухомани, а в больницу ее не брали, какой-то справки не хватало. Новикова помогла, женщину не просто взяли, но приняли по первому разряду, а главное, спасли.

Последний раз я был в кабинете Новиковой 10 апреля 1979-го, снова за кого-то просил.

Сижу в приемной, жду. Строгая секретарша уже доложила, просила подождать. Жду. Звонит один из телефонов. Секретарь слушает, нажимает кнопку переговорного устройства: «Елена Чеславовна, пришел главный гинеколог Советской армии, вы его примете?» Пришлось мне пропустить гинеколога. Жаль, что не узнал его фамилию и звание. Так, из любопытства. Может, генерал?

Ждать приема мне пришлось недолго. Не знаю, о чем разговор был у замминистра с главным армейским гинекологом, но Новикова улыбалась – наверное, снова речь зашла про «изделие № 2». Елене Чеславовне тогда исполнилось 56 лет, она по-прежнему была очень красива.

Короткевич Георгий Яковлевич – журналист, старейший сотрудник газеты «Голос Родины» (а я работал – в 1970-е – в журнале «Отчизна»; оба издания выпускал Комитет по связям с соотечественниками за рубежом). Газета была много старше журнала, ее стала печатать после победы над Германией Советская военная администрация в Берлине. Георгий Яковлевич работал еще там (тогда газета называлась «За возвращение на Родину»), показывал мне пожелтевшие ломкие листы старых газет.

Но, по-моему, главным увлечением его жизни был придуманный (1887) варшавским врачом Людвигом Заменгофом язык эсперанто.

Лев Толстой выучил его за один день. В 1918–1920-м Красная армия в ударном темпе взялась за эсперанто – самый подходящий язык для мировой революции. В Москве был основан (1921) «Союз эсперантистов Советских республик» (не социалистических, а в мировом масштабе!). Интересно, что и Сталин, и Гитлер запретили изучать «язык надежды», эсперантистов беспощадно истребляли и в Стране Советов, и в Третьем рейхе.

Короткевичу повезло – он уцелел. А возможно, он стал эсперантистом уже после смерти Сталина. Он и мне горячо советовал изучать эсперанто. Я даже купил самоучитель, но быстро забросил учебу.

Короткевич переписывался с эсперантистами многих стран, печатался в специальных изданиях. Написал статью про такого же подвижника – «Сергей Сарычев, человек тихий и скромный» (1991). Он и сам был таким – тихим и скромным. Только один раз я видел его сердитым: когда кто-то назвал духоборов духоборцами.

Я успел познакомить Короткевича с моим другом Альбертом Поляковским, много лет собиравшим материал для книги о великом эсперантисте – слепом писателе Василии Ерошенко (1889–1952), которого больше знают, читают, чтут в Японии, чем в России. Альберт умер, не дописав книгу о Ерошенко; черновики пропали.

И последнее, вдруг вспомнившееся, хотя не про Короткевича: жена (вернее, будущая жена) моего старшего друга Юрия Хазанова Римма училась на юрфаке МГУ вместе с Зоей Заменгоф (1924–1992), внучкой создателя международного языка, они дружили; Зоя Михайловна стала доктором юридических наук. Вот такие совпадения!