Михаил Бойко О том, что литературные дебаты между Мишелем Уэльбеком и Фредериком Бегбедером 10 ноября в Центре современного искусства «Винзавод» будут скомканы и «завершатся фиаско обоих» (как наутро писали в блогах), было известно еще задолго до их начала. В самом деле, какие могут быть дебаты между единомышленниками? Переводчик почувствовал это и быстрые реплики, которыми обменивались французские писатели, переводил без разбивки, так что было непонятно, кому они принадлежали – да это было и неважно. В итоге получилось что-то среднее между дружеской беседой (судя по количеству взаимных комплиментов) и встречей с читателями (чуть ли не половину которых составляли аккредитованные журналисты).
Формальный повод для визита французских писателей – выход новой книги Бегбедера «Идеаль», в которой герой его бестселлера «99 франков» попадает в Россию, и экранизация последнего романа Уэльбека «Возможность острова». Правда, сам фильм писатель не привез, пояснив, что мы увидим его не раньше, чем через полгода.
Причину одновременного приглашения сразу двух литературных звезд угадать нетрудно: они прекрасно дополняют друг друга. Бегбедер – обаятельный и коммуникабельный бонвиван, прожигатель жизни, использующий навыки, которые он приобрел в рекламном агентстве, для раскрутки собственной персоны. Уэльбек же умеет долго и многозначительно молчать, и вообще он – несопоставимая литературная величина.
Беседа велась под водку, которую мастера современной французской прозы потягивали из бокалов. Наверное, этим они и навлекли на себя шквал негодования со стороны отечественной литературной критики. Пить водку в России из винных бокалов – преступление куда более серьезное, чем отсутствие полемической составляющей в самих «дебатах». Вину обоих писателей искупало лишь то, что они не закусывали.
Как выяснилось, оба писателя считают себя реалистами и отдают должное русской литературе. Русский роман им интересен своими амбициями и повествовательной традицией, идущей вразрез с современным «нарциссическим» романом, построенным на эмоциональном шантаже читателя страданиями и рефлексиями автора.
Фредерик Бегбедер оказался намного симпатичнее своего главного героя, циника и кокаиниста Октава Паранго, которого невесть каким ветром занесло в нашу страну после отсидки за соучастие в убийстве в «99 франках». Паранго теперь романтик, влюбчив, плаксив, неравнодушен к православию и буквально бредит Россией. Исповедь Паранго отсылает искушенного читателя к вполне серьезным диалогам Бегбедера со своим духовником Жан-Мишелем ди Фалько. В них католик Фалько и атеист Бегбедер заставили подвинуться с интеллектуального Олимпа самих Умберто Эко и кардинала Карло Марию Мартини.
В ходе беседы Бегбедер обнажил одно действительное различие между собой и французским коллегой: «Мы исходим из одного и того же. Просто Уэльбек больше пишет о маргиналах, которые выброшены из общества, а я скорее о людях, которые живут в нем, действуя нагло и нахально». На что Уэльбек заметил: «Я тоже когда-то был таким, как Бегбедер. А теперь я поумнел и чуть-чуть стал более опытен, а оттого слегка пессимистичен».
На политические вопросы оба писателя отвечали уклончиво. Бегбедер объяснил это тем, что, когда романисты говорят о политике, они произносят глупости, и подтвердил свой тезис рассуждениями о том, что причина международного терроризма – сексуальная фрустрация. Уэльбек признался, что мог бы быть «официальным поэтом при каком-нибудь политическом режиме». Многим показалось, что он уже сделал конкретные шаги в этом направлении, заявив, что «обожает Путина».
Дебатов не получилось, но аттракцион состоялся в силу того, что оба участника – люди экстравагантные: пили, курили, активно жестикулировали, пытались говорить по-русски и мрачно шутили. Некоторые афоризмы литературного вечера, без сомнения, станут крылатыми: «Я рад, что XX век наконец завершился, поскольку он не произвел ничего значительного, кроме нас», «Способ воспроизводства человека настолько прекрасен, что его можно описывать бесконечно» и т.д.
Бросилось в глаза различие в восприятии французских писателей российской и европейской аудиториями. На родине оба писателя считаются критиками современной Европы. Описание культуры досуга, давно приевшейся на Западе, – свинг-клубов, экзотических культов New Age, средиземноморских курортов, нудистских пляжей и т.д. – служит в их романах иллюстрацией экзистенциального кризиса и духовной пустоты общества потребления. Как результат – жалобы обоих писателей на то, что во Франции их не любят.
Зато в России Уэльбек и Бегбедер – всегда желанные гости. Однако у нас их воспринимают как пропагандистов европейского образа жизни, утонченных ценителей комфорта и сексуального разнообразия, если и страдающих, то только от пресыщения. Российского читателя привлекают не морализаторство и сентенции Бегбедера и уж тем более не лирические отступления Уэльбека («Когда я вижу, как луна сияет над морем, я с непривычной ясностью осознаю, что нам нечего, абсолютно нечего делать в этом мире»), а изображения современной европейской жизни. Отсюда странные вопросы аудитории: «Возбуждаетесь ли вы, когда пишете сексуальные сцены?», «Неужели мир настолько плох, как вы его изображаете в своих романах?» И уж совсем вопрос не по адресу: «Почему от Саркози ушла жена?»
