Всё – с «Начала…»

Андрей Ваганов. Исаак Ньютон и русская наука. Книжная мозаика трех столетий. – М.: Вече, 2019. – 288 с.: ил. (Всемирная история).

Авторского текста в книге – вряд ли половина, меньше. Оно и понятно – книга замесетителя главного редактора «НГ» Андрея Ваганова написана в редком, редчайшем! – сегодня жанре: библиографическое расследование. Читать – тяжело. Советую делать это с карандашом и блокнотиком наготове. Постоянные ссылки на использованную литературу, обширное цитирование первоисточников, ссылки на ссылки (гиперссылки). Не случайно самая большая глава (последняя) в книге так и называется – «Библиографический след». Сорок с лишним страниц библиографических описаний книг, посвященных публикациям трудов Исаака Ньютона на русском языке, его русских биографий и книг о его творчестве. Причем, как можно понять из короткого вступления автора к этой главе-коде, «…думаю, мне удалось описать 60–70% русской Ньютонианы. По крайней мере – книжной ньютонианы: журнальные публикации представлены скудно. А газетные и вовсе не включены в библиографию». И все эти книги – из личной библиотеки Андрея Ваганова.

Да, такие библиографические изыски – собрать 70% русской Ньютонианы за три века! – это впечатляет… Опять же, очень кстати и слова известного отечественного книговеда, библиографа, библиофила Александра Григорьевича Фомина (1887–1939), которые приводит здесь Андрей Ваганов. Однажды в разговоре со своим молодым коллегой, скептически отозвавшимся о занятиях библиографией, Фомин эмоционально возразил: «Это настоящая поэзия. Вы же не просто фиксируете данные. Вы аннотируете, раскрываете смысл и значение книги, статьи. Вы набредаете на материалы, через которые открываются подлинные тайны. Вы работаете, как следопыт. Иногда вы совершенный Шерлок Холмс… Дорогой мой, источниковедение, книговедение, библиография – в этом есть своя поэзия!»

Что за прелесть! Вчитайтесь еще раз: «Вы аннотируете, раскрываете смысл и значение книги, статьи»…

Вряд ли книга Андрея Ваганова откроет что-то новое в характере Исаака Ньютона. Она – про то, насколько магически притягательной оказалась фигура Ньютона для русской образованной публики. Про то, как русский эрос «лепил» образ Ньютона для внутреннего употребления. И на все это, на процесс восприятия, – или, наоборот, критического неприятия, несогласия с ним, как это было у того же Ломоносова, – наложились и особенности русского менталитета, и особенности социального устройства России-СССР-РФ (глава «Ломоносов VS Невтон»).

Пожалуй, эпизод с празднованием в СССР 300-летия со дня рождения Ньютона. в 1943 году лучше всего иллюстрирует это (глава «Сталинградская битва Ньютона»). Главный персонаж – академик Сергей Иванович Вавилов. Вот небольшой отрывок из этой главы.

«Трудно сказать что-либо существенно новое вдали от родины Ньютона, не имея под руками подлинных документов и архивов о его жизни, после больших сочинений Брюстера, Био, Розенберга и Мора». Несмотря на такую самокритичность С.И. Вавилова, его книга<«Исаак Ньютон», 1943> стала классической научной биографией Исаака Ньютона на русском языке и переиздавалась еще три раза… А, кроме того, вавиловская биография Ньютона семь раз переиздавалась за границей – была переведена на румынский (1947), венгерский (1948) и немецкий (Вена, 1948 и Берлин 1951) языки.

Тем не менее сразу же по выходе первого издания в 1943 г. появились и критические рецензии на эту работу С.И. Вавилова. «Первое, что бросается в глаза историку, – это недостаточное освещение и учет исторического фона, на котором развертывается научная деятельность Ньютона, – отмечал профессор М.А. Гуковский. – А между тем это решительно неправильно. Ньютон при всей своей кажущейся «аполитичности» был настоящим и бесспорным детищем великой английской буржуазно-демократической революции 1640–1659 гг., так же как великий философ Локк и великий поэт Мильтон».

Но Вавилов писал именно научную биографию Ньютона. Скорее всего, Вавилов намеренно старался уклониться от подробного «освещения и учета исторического фона». И уж, тем более, он не собирался превращать И. Ньютона в героя «великой английской буржуазно-демократической революции», на что явно указывает профессор М.А. Гуковский в своей заметке. И все-таки это была именно научная критика. И она дорогого стоила, особенно в условиях войны – ведь кто-то еще находил возможность в то время, когда разворачивалась грандиозная Сталинградская битва, рефлексировать по поводу биографии Исаака Ньютона. Что самое поразительное, как мы увидим, это было массовым явлением...».

Личность автора «Начал» изменчива, как у Протея. Портреты Исаака Ньютона. По оригиналам Еноха Симона, Джона Вандербанка, Готфрида Кнеллера и Джона Фабера. Гравировал Михаэл Ваксман. Резцовая гравюра на меди, Лейпциг, 1775 г. Из собрания Андрея Ваганова

Плюс – идеологическая борьба догматиков-марксистов (Аркадий Тимирязев и его компания с физфака МГУ 1940-х – 1950-х) с продвинутыми физиками-«релятивистами» (академики Андрей Колмогоров (он, впрочем, математик), Леонид Мандельштам). И все хотели перетянуть Ньютона на свою сторону (глава «Ньютоново яблоко раздора»).

И над всем этим – монументальная фигура автора первого и единственного до сих пор перевода ньютоновских «Математических начал натуральной философии» (1915–1916) на русский, академика Алексея Николаевича Крылова, деда по материнской линии Сергея Петровича Капицы. Чисто журналистская удача автора – одно из последних интервью нашего замечательного профессора Капицы, день в день – за полгода до смерти, было посвящено как раз истории создания русского перевода Крыловым (глава «Всё – с «Начала»!»).

И все это – через книжки и публикации в периодике. В этом суть библиохроники (термин, позаимствованный Вагановым у известного московского собирателя антикварных книг Алексея Венгерова).

В заключение – одно наблюдение. Не знаю, что двигало автором – но в его книге явно можно выделить как бы три вставные новеллы, не имеющие вроде бы прямого отношения к библиографическому мейнстриму. Первая, не то чтобы наименее интересная, но наиболее банальная – глава «На брегах Темзы». Некий обзор гипотез – встречался Ньютон с Петром Великим или нет.

А вот две другие вставные новеллы интригуют по-серьезному. Одна из них, «замурованная» в главу «Темные места в русской Ньютониане», как сообщает автор, посвящена вот какой проблеме: «…для понимания того общественного фона, на котором постепенно развивалась русская Ньютониана, нельзя, хотя бы кратко, не отметить основные этапы становления научно-популярного жанра в России как такового». Как ни странно, этот сюжет и в рассказе о русской Ньютониане смотрится (читается) вполне органично.

Но несомненная удача автора – глава «Собирая Ньютона». «Не скрою, – пишет Андрей Ваганов, – когда однажды ко мне пришло осознание того, что мой бескорыстный интерес к персоне и сочинениям Исаака Ньютона незаметно перерос в целенаправленное собирательство книжных (в основном) изданий его работ на русском языке, первое, почти инстинктивное чувство было – собрать ВСЕ. Думаю, это нормально. Копия бесконечности – вот трансцендентная, подспудная или вполне осознанная цель почти любого коллекционирования… Хорошим ограничителем служат слова немецкого книговеда, библиографа и писателя Георга Шнейдера (1862–1946): «Идеал абсолютной полноты коренится исключительно в чувстве и не выдерживает разумной критики».

Чрезвычайно любопытные рассуждения, обильно подкрепленные библиофильской (и не только библиофильской) фактурой. Она, эта глава, плавно и перетекает в «Библиографический след».

Есть, конечно, и опечатки; я нашла и парочку сугубо редакторских ошибок (явный пропуск небольших строчек текста). Все устранимо при возможном переиздании.

Но, как бы там ни было, теперь мы имеем первое в истории России исследование русской Ньютонианы. Репер установлен…