Бейте, режьте, вешайте!..

В декабре 1521 года, когда Лютер ненадолго инкогнито приехал в Виттенберг, Лукас Кранах Старший воспользовался этой возможностью, чтобы запечатлеть его образ с бородой и без тонзуры.

На родине автора она вышла как раз к 500‑летию Реформации, в 2017 году. А 28 октября исполнилось 550 лет со дня рождения Эразма Роттердамского. Эразм и Лютер – они, если сравнивать их с людьми, которые нам ближе во времени и пространстве, примерно как Сахаров и Солженицын. Соратники и непримиримые противники одновременно. Моральные авторитеты. Величайшие люди своего времени. Я, разумеется, сразу про всех четырех говорю.

Эрик Метаксас (автор книг «О, Благодать: Уильям Уилберфорс и героическая кампания по борьбе с рабством», «Бонхеффер: Пастор, мученик, пророк, агент разведки» и др.), безусловно, влюблен в своего героя. И не скрывает восхищения. Но старается быть «объективным», что, на мой взгляд, не всегда получается. И, что мне еще меньше нравится, хочет быть «современным», писать так, чтобы было понятно сегодняшнему читателю («Ситуация наподобие той, как если бы электронное письмо, в спешке отправленное другу, попало в ведущие СМИ, или случайный комментарий, записанный скрытым микрофоном, прогремел в вечерних новостях»). В остальном же его труд представляется достойным и интересным.

Но вернемся к Эразму и Лютеру. Мартин Лютер перевернул мир, изменил историю, а Эразм Роттердамский – «всего лишь» один из лучших писателей того времени. Еще были утопист Томас Мор, художник и близкий друг Лютера Лукас Кранах. Удивительно, кстати, что в одно время живут, знакомы друг с другом, переписываются и спорят между собой такие исполины. Но понимание их значения для истории и культуры приходит со временем, сами же они живут свою единственную жизнь, где есть дрязги, заботы, обиды, все подряд и что попало. «Эразм, – пишет Метаксас, – поднимал на щит гуманизм, с его желанием докопаться до самой сути, и противопоставлял его схоластике. Однако при всем этом Эразму как‑то удавалось сохранять позицию верного христианина, защищающего истинное церковное учение от искажений. В 1514 году он даже выпустил сатиру, мишенью которой стал сам папа, под заглавием «Изгнание Юлия с небес» – но и это ему каким‑то образом сошло с рук. Эразм сурово критиковал бум вокруг реликвий, в том числе явно поддельных. Забавнее всего, на его взгляд, вышло с бесчисленными фрагментами «Истинного Креста»: «Если все эти щепки собрать вместе, – писал он, – ими можно было бы нагрузить целый корабль». Как видим, у Эразма и Лютера было много общего – однако со временем пути их разошлись».

По сути, никто не хотел радикальных перемен. Соблюдайте вашу Конституцию, требовали советские диссиденты. Большинство тех, кого впоследствии назовут революционерами, не хотели ими быть. Лютера могли сжечь на костре, Лютера подняли на знамя политической (преимущественно) борьбы того времени, но он‑то, как и Эразм, просто пытался защитить «истинное церковное учение от искажений». Но – вышло как вышло: «…К середине 1520‑х годов вселенные Лютера и Эразма дошли до края столкновения. Лютер критиковал Церковь так резко и непримиримо, как еще несколько лет и представить себе было нельзя. Много раз писал Эразм о том, как глубоко озабочен он тоном Лютера, на его взгляд, вредящим делу церковных реформ (…) Никогда прежде Эразм не выступал открыто против Лютера; но теперь время пришло. Папа сделал ему предложение, от которого было невозможно отказаться. Скорее всего именно это наконец подвигло Эразма написать трактат по вопросу, который он считал важнейшим в своих разногласиях с Мартином Лютером, – вопросу о свободной воле». Трактат так и назывался – «О свободе воли». Ответ Лютера последовал не сразу. И назывался он «О рабстве воли». Лютер, пишет Метаксас, «воздал Эразму должное за то, что для полемики тот выбрал единственно важную тему». В остальном же был «резок и несдержан».

Портрет Эразма Роттердамского работы Ганса Гольбейна. Иллюстрации из книги Эрика Метаксаса «Мартин Лютер.Человек,   который заново открыл Бога и изменил мир»

Да, мало кто хотел крестьянских волнений, религиозных войн и резни. Но, повторю, вышло как вышло. И Лютера вовремя не остановили, и тексты его неожиданно разошлись, чего почти никто не предполагал. И виноват тут во многом Иоганн Гуттенберг:

«В марте 1518 года экземпляр тезисов приобрел Эразм Роттердамский. Он отправил их в Англию своему другу Томасу Мору, а тот познакомил с ними короля Генриха VIII…

Тезисы Лютера распространились со скоростью, прежде невиданной в мировой истории. Пришествие книгопечатания изменило все, но этого никто еще не понял».

Что до Генриха, то по его указанию Мор защищал католицизм и ругал Лютера. Однако король потом сам порвал с Римом (уже по своим причинам, совсем небогословским) и велел отрубить великому утописту голову. А Гуттенберг влиял не только на распространение идей и знаний, он уже входил в умы и сердца, в саму душу интеллектуалов: «… Всего через 60 лет после изобретения подвижного шрифта Лютер и Эк уже сражались друг с другом, используя метафоры из мира книгопечатания – очевидно, и им самим, и всем читателям вполне привычные». Когда б мы знали, из какого сора…

Пути Мартина Лютера и Эразма резко разошлись, но Лютер был далеко на самым крайним радикалом. Сторонники Лютера шли куда дальше самого Лютера. Видный деятель Реформации Томас Мюнцер поднял в конце концов крестьянское восстание. Меня в школе учили, что Мюнцер – наш, почти советский, хотя и священник (то, что он священник, как‑то не афишировалось). А вот Эрик Метаксас почему‑то занимает сторону Лютера:

«Лютер видел уже достаточно – и излил свою горечь и возмущение в печально известном трактате «Против крестьянских полчищ – убийц и расхитителей» (так и хочется уточнить: расхитителей капиталистической собственности. – Е.Л.)… Теперь он развернулся на 180 градусов и призвал немецких дворян – тех, кому Бог вручил меч, – со всей силой и яростью обрушить этот меч на головы мятежников. Пусть не страшатся, не колеблются, пусть борются из всех сил и сотрут в пыль кровожадных бунтовщиков, вдохновляемых не Богом, а самим дьяволом. «Все, кто может, – бейте, режьте, вешайте! – писал Лютер…»

Однако пламенные увещевания Лютера сыграли с ним дурную шутку, ибо вышли в свет намного позже, чем он рассчитывал. К тому времени, когда их прочла широкая публика, мятеж был уже жестоко подавлен – и яростные призывы Лютера к насилию выглядели просто жестокими».

Ну не знаю. «Бейте, режьте, вешайте! » – призыв, на мой взгляд, однозначный. Независимо от времени опубликования.

Эрик Метаксас примерно так же пытается оправдать и другой «печально известный» трактат Лютера – «О евреях и их лжи»: «Быть может, об этих писаниях почти никто бы не слышал, не будь нацистов. Лютер, когда писал их, не мог и вообразить, что четыре века спустя в возлюбленной им Германии придет к власти тиран, одержимый неведомой прежде дьявольской злобой, и что клевреты его, желая привлечь Лютера на свою сторону, извлекут из горы его писаний именно эти, самые несправедливые страницы». Полноте, при чем тут нацисты?

Бейте, режьте, вешайте!..Ни убавить, ни прибавить.

Лютер, пишет Метаксас, «яростно требует предать огню синагоги, разрушить дома евреев». Впрочем, живи Лютер в прошлом веке, он скорее всего и Гитлера ругал бы на чем свет стоит. Но, думаю, не из‑за евреев. Второе «оправдание» упомянутого трактата выглядит чуть ли не комично:

«Как ни ужасно все, что писал Лютер о евреях и прочих, – пожалуй, настоящий фейерверк ненависти приберег он под конец жизни, как и следовало ожидать, для папы. В 1545 году в трактате «Против папства римского» Лютер превзошел самого себя. Приведем оттуда избранный отрывок: «Папа – не глава христианской Церкви и быть ею не может. Он – глава церкви проклятой, составленной из худших на свете негодяев; он викарий дьявола…»

Однако и этого Лютеру показалось мало, и он подрядил Кранаха на создание 12 гравюр, изображающих самые грязные и отвратительные сцены, описанные Лютером…

Что тут сказать. Время было тяжелое, люди и богословы нервные.

Напоследок вернемся к легенде о прибитых тезисах: «…Сами тезисы были написаны до прославленного дня, однако на дверях знаменитого собора скорее всего оказались примерно двумя неделями позже (…) Вполне возможно даже… что повесил их не сам Лютер, а церковный сторож, в чьи обязанности входило вешать на церковные двери объявления…» Мало того: «Даже если бы Лютер вешал свои тезисы сам и именно в тот день… скорее всего он не прибил бы их к двери гвоздями, а приклеил». Зато в тот день, пишет Эрик Метаксас, Лютер отправил письмо архиепископу Майнцскому. Против индульгенций. И все завертелось...