Оазиса пока не видно

Айтматов поднимает бокал за своих читателей, а мы помянем его.  Фото РИА Новости

Айтматов, работавший после распада Союза послом и дипломатом, активно участвовал и в российском литпроцессе – возглавил, к примеру, жюри самой первой Русской премии для русскоязычных писателей стран СНГ (в 2006 году) или, например, премию «Дебют» (2004 год). Обеих премий уже не существует, как и многих надежд на светлое завтра, зато книги Айтматова до сих пор в памяти масс. И если даже кто-то не читал ни одного его текста, названия его книг («Пегий пес, бегущий краем моря», «Тополек мой в красной косынке» или «И дольше века длится день») все равно остались в нашем коллективном бессознательном.

Впрочем, и сам Айтматов, как известно, черпал оттуда – из мирового кладезя мифов, легенд, символов разных народов – от северных рыбаков-нивхов до южных степняков-кочевников, неоднократно обращаясь к киргизским эпосам «Манас», «Карагул», «Коджоджан», к сказкам, средневековой поэзии, к историческим преданиям, к библейским образам. Заимствованные образы он домысливал, усиливал, иногда придумывал для них новые слова. Его неологизм «манкурт» из романа «Буранный полустанок», кажется, прочно вошел в русский язык для обозначения не помнящих родства, поправших и забывших свои корни.

Айтматов – сын врага народа и бывшей кулачки. Его отец, молодой романтик-коммунист, успел дослужиться аж до должности второго секретаря ЦК Компартии Киргизии и народного комиссара торговли в правительстве Юсупа Абдрахманова, того самого знакомого Маяковского и любовника Лили Брик. Под ножи чисток 1930-х попали оба. Торекул Айтматов был арестован осенью 1938-го в Москве, где проходил учебу в Институте красной профессуры, этапирован во Фрунзе и вскоре расстрелян как «буржуазный националист». Чингиз Айтматов всю жизнь искал место захоронения отца, пока наконец (только в 1991-м) его прах не нашелся неподалеку от села Чон-Таш вместе с останками еще ста тридцати шести убитых государством людей. Всех их с почестями перезахоронили в Мемориальном комплексе памяти жертв репрессий «Ата-Бейит» («Кладбище отцов»), там же, рядом с отцом, по собственному пожеланию 15 лет назад упокоился и сам наш «именинник».

Современные книги, которые читаются миллионами, – сейчас такое непредставимо.  Семен Никифоров. За чтением. Николаевский художественный музей имени В.В. Верещагина

На этой волне и познакомилась с мужем, тогда руководителем отдела пропаганды и агитации обкома ВКП(б). После ареста мужа осталась одна с четырьмя детьми, самому старшему, будущему писателю, было девять, младшей пять месяцев (кстати, свою двойню, мальчика и девочку, они с мужем назвали Рева и Люция в честь революции, правда, Рева прожил всего полгода).

Дальше – черная участь жены врага народа, невозможность найти работу и жилье (к счастью, помог добрый человек), помогло то, что ее первенцу, будущему автору «Плахи», как секретарю сельсовета выделили 30 соток земли, овощами и спасались. Айтматов посвятит ей повесть «Материнское поле», в которой показана оборотная сторона войны – женское сиротство, брошенные мужчинами поля, голод и битва за урожай. Звучит очень по-советски, избито и даже кондово, не правда ли? Однако в этом тексте Айтматов не просто отрабатывает штампы госзаказа, он совершенно искренен, автобиографичен.

И хотя его проза и вправду тяготеет к типичному соцреализму (немного метафизическому, но все же), было в ней что-то, что удержало ее в каноне, не уничтожило, как прозу подавляющего большинства солидных советских «инженеров душ».

Повесть «Джамиля», к примеру, редкий случай выхода произведения советского молодого (в 1958-м Айтматову 30 лет) автора на международный уровень. Луи Арагон, переведший «Джамилю» на французский, назвал ее самой красивой в мире историей любви, она даже вошла в школьную программу ГДР, по мотивам поставлена опера и сделаны две экранизации.

Он никогда полностью не отрывался от юрт.  Александр Яковлев. Под шатром киргиза. 1932. Частное собрание

Но гуманизм не мешал Айтматову иногда подписывать коллективные письма – против Сахарова, Солженицына и других. У гремящей славы и премиальных лавров (Айтматов помимо прочего лауреат Ленинской премии) была вот такая оборотная сторона. Но доля конформизма парадоксально сочеталась в нем с любовью к свободной дискуссии.

К примеру, в этом году можно отметить еще одну дату, связанную с Айтматовым, – в 1988 году он возглавил журнал «Иностранная литература». В тот перестроечный год главный редактор был избран сотрудниками редакции, а не назначен сверху. На этом посту Айтматов создал Международный совет журнала, куда вошли знаменитые мировые писатели вроде Умберто Эко, Грэма Грина, Кэндзабуро Оэ, инициировал международные конференции с громкими названиями «Художник и власть», «Христианство и марксизм» и т.д.

Сейчас такое представить себе невозможно. Конференций пруд пруди, журналов хватает, а свободы в обрез. Но ведь в каждой пустыне (их Айтматов описал немало) обязательно найдется оазис. К нему и идем.