В последний час в последний пляс

Он не заметил собственную смерть, просто перешел на облака, продолжая напевать. Александр Нейсмит. Роберт Бернс. Ок. 1790.  Библиотека Эдинбургского университета

Шотландский поэт и фольклорист Роберт Бёрнс (25 января 1759 года – 21 июля 1796 года). Он сочинил нежные и мужественные, залитые алкоголем тексты. Сочинил песни, полные такого лукавства, что и ныне заставляют задуматься о правильности избранного человечеством пути. Он остался в реальности так, будто и не уходил в смерть.

В сельской школе его преподавателем был человек с университетским образованием – Джон Мердок. Именно под его руководством Бёрнс занимался поэзией Александра Поупа.

Бёрнс блестяще знал английский, но уже первый его сборник назывался «Стихотворения преимущественно на шотландском диалекте». Он разработал и собственную строфу – шестистишие по схеме AAABAB с укороченными четвертой и шестой строками, продолжил средневековый опыт.

Русский Бёрнс! Он сопровождал нас с детства, всю жизнь, и, думается, что Самуил Маршак сотворил чудо:

В недобрый час я взял жену,

В начале мая месяца,

И, много лет живя в плену,

Не раз мечтал повеситься.

Я был во всем покорен ей

И нес безмолвно бремя.

Но наконец жене моей

Пришло скончаться время.

Не двадцать дней, а двадцать

лет

Прожив со мной совместно,

Она ушла, покинув свет,

Куда – мне неизвестно...

Я так хотел бы разгадать

Загробной жизни тайну,

Чтоб после смерти нам опять

Не встретиться случайно!

Плесните в кружку эля! Налейте виски в стакан – вдовец счастлив. Бесконечность бытия очевидна – она своеобразно вытекает из ритмики Бёрнса, из великолепного словесного захлеста и из той возвышенной ясности, когда стихи становятся кристаллами счастья. Что бы там ни происходило. Ведь:

Так весело,

Отчаянно

Шел к виселице он.

В последний час

В последний пляс

Пустился Макферсон.

Он пошлет всем приветы – лихой и веселый Макферсон. Повешенный, не умирающий никогда, вечно свершающий путь свой к виселице. Строки-грани сверкают во всех историях поэта:

Когда волочиться я начал

за нею,

Немало я ласковых слов

говорил.

Но более всех

Имели успех

Слова: «Мы поженимся,

Шела О’Нил!»

Дождался я брака.

Но скоро, однако,

Лишился покоя, остался

без сил.

От ведьмы проклятой

Ушел я в солдаты,

Оставив на родине

Шелу О’Нил.

Они шотландские – эти песни, они и слишком всеобщие, чтобы принадлежать одной нации. Они всемирны, как всемирны горе и радость, любовь и смерть. Смерть, которую Бёрнс даже не заметил: просто перешел на облака, продолжая напевать.

«Бедные люди» Федора Достоевского, 180 лет со дня начала работы над романом

Сейчас в ноги бухнется Макар Девушкин, кроткий и противный, жалкий и нежный, алхимический сосуд человека полон, не опустошить, только показать другим. Достоевский и показал, с первого, сделавшего писателя известным, романа обозначив полюса своих возможностей. И предпочтений. Жалко всех, ибо все страдальцы, и все – сострадания достойны.

Эпистолярный жанр своеобразен: многое нельзя включить, приемы ограничены. Но приемы, используемые Достоевским для создания внутреннего пейзажа, кажутся безграничными. Слезливость и сентиментальность заполняют страницы.

Жесткое давление яви прессует сознание читателя: из бедности не вырваться, любовь не реализовать, без любви невозможно, и душа, надорванная исписанной бумагой, никому не нужна. Достоевский исследовал душу, заключенную в плотской темнице. Он исследовал и жизнь окрест: темную, смутную, бедную, будто не настоящую. Достоевский не писал идиллий, не представлял их. Он писал эмоциями, и буйно цвел язык его: хаотичный, разнообразный, сложно устроенный.

А персонажа романа, Девушкина, до сих пор жалко.

Английский писатель и драматург Уильям Сомерсет Моэм (25 января 1874 года – 16 декабря 1965 года).

Рассказы казались ему более изящными, компактными, точными. Но ему предложили написать роман, и первый же – «Лиза из Ламбета» – принес успех. Жизнь его кажется ровным подъемом к вершинам, хотя таковой не была. Стиль Моэма успокоителен: развиваясь мерно и плавно, вбирая как можно больше жизненных деталей, подробностей, он оказывает терапевтическое влияние на современную душу.

Многие герои Моэма привлекательны: Дриффилд, например, из «Пирогов и пива». Дриффилд живет удивительно свободно, осиянный каким-то внутренним светом, который не оставлял и самого Моэма.

«Подводя итоги» Моэм писал в 55 примерно лет и прожил потом еще очень долго. Жизнь его была настолько переполнена событиями, что подводить итоги он мог бы с тридцати, но задержался. Он выстраивает книгу точно и живописно, перечисляет тех, кто на него влиял, и делает выводы. Плавные, без аффектации. Аффектация, пафос вообще чужды ему – скептику с отточенным стилем, мистику без веры. И космос созданного им представляется бесконечным.

Павел Бажов, 145 лет

Писатель, фольклорист, журналист, депутат Верховного Совета СССР Павел Бажов (15 января 1879 года – 3 декабря 1950 года). Знаменит сказами, сказками. Они, эти сказки, столь таинственны и так густо пропитывали некогда детское сознание, что доставались в наследство взрослым. Сказки эти спасают, светясь.

Бажов из семьи рабочего, учась в училище, он был замечен директором. Замечен, поддержан, окончил обучение одним из лучших. Семья переезжает, Бажов учится дальше в духовном, но жизнь священника вовсе не влечет: молодость подразумевает действие. Бажов участвует в маевках, подвергается аресту, позже преподает русский язык.

Сколь вкусный он у него, настоянный на старине, многослойный, полный таких загадочных и заманчивых речений. Архетипы созданных сказов своеобразны, они связаны с уральской мифологией. Так, Хозяйка Медной горы – хранительница драгоценных пород и камней, ящерка в короне, ведущая происхождение свое от духа местности, гения места.

Многоэтажны символы, многомерны. Ударит серебряное копытце – а отличишь ли снег от серебра, когда первый переливается, мерцая, вторым?

Цветут сады, взращенные Бажовым, цветут, не теряя силы, не облетая листьями смыслов.

Трагедию Чехов назвал комедией, словно играя на наших чувствах. Фото Владимира Захарина

Комедия Антона Чехова, впервые поставленная 17 января 1903 года на сцене МХТ, имела оглушительный успех, рассыпавшись подлинностью трагедии. Вы же помните, что вишневый сад, старый, корявый, перепутанный ветвями, дававший столько сладкого варенья былой жизни, будет срублен. Он будет вырублен – безнадежно, жестоко, и трагедия, зазвучав приглушенно, развернется всей мощью. Трагедия, которую Чехов назвал комедией, словно играя на чувствах.

Комедия и есть: подумаешь, барынька не может расстаться с садом. Комедия, изломами переходящая в трагедию, и бал – с фокусами и чревовещанием – подтверждает это. Великолепная беспорядочность разговоров соответствует человеческой энергии говорения. В центре – символический образ сада, он мерцает метафизической далью реального, и символ дворянской России будет разрушен, как сама Россия. Трагедия окажется даже большей, нежели предполагалось.

Всё было великолепно: первая постановка, суммы дальнейших, пьеса, разошедшаяся по всему миру. Сам сад. И сама Россия.

Джером Дэвид Сэлинджер, 105 лет

Американский писатель Джером Дэвид Сэлинджер (1 января 1919 года – 27 января 2010 года). Легко бьющееся стекло дает фамилию людям с прозрачным устройством душ. Не смотрите на мои ноги! – просит герой с истонченной психикой в лифте незнакомую девушку. Ноги – символ души. Подростку сложно найти себя, особенно когда ничего не хочется, кроме как поиграть во взрослого.

Сэлинджер обращается ко всем. Холден Колфилд, персонаж, обращается ко всем. Писатель и подросток сливаются, и банановую рыбку не поймать – не будет фарта.

Душа скорее эластична и ничем не напоминает стекло, душа Колфилда смутно угадывается, и грубость, разбросанная в недрах текста, свидетельствует о маскировке, необходимой подростку. Больно огромен Нью-Йорк, очень велики дома его, скребущие небо. Выигрыш невозможен в жизни: все умираем.

Всё зацикливается, снег идет на сине-стальной, равнодушный к людям Нью-Йорк. Снег идет. Детей, играющих у края пропасти, не спасти.

Марек Хласко, 90 лет

Польский писатель Марек Хласко (13/14 января 1934 года – 14 июня 1969 года). Поджарые тексты, продутые онтологическим одиночеством: страшнее не бывает. Как приговор. Прожил недолго. И все отвернулись. Словно клеймо – метафизического толка – отмечало Хласко. Неприкаянность в мире, будто родился по ошибке. Родители его развелись, когда он был совсем маленьким, вскоре отец умер, отношения с отчимом не сложились. Ребенок кричит – его не слышат. Услышат ли писателя, набирающего ядовитую горечь опыта?

Война огненными колесами катилась по детству.

Он занимался журналистикой, готовя себя к литературе, и все его рассказы были пронизаны жутью предчувствия ранней смерти. Рассыпанные впечатления нанизывал, как бусинами, на нить отчаяния – и пил. Алкоголь спасал от безнадеги, пока не сделался проблемой. Жизнь его, казалось, слоилась черными волокнами: конфликтовал с полицией, покушался на самоубийство, помещался в психиатрические клиники.

Поэтому и название такое у его повести: «Все отвернулись». Многие книги Хласко экранизированы – уже после смерти. Он бродяжил, скандалил, не брезговал мелким жульничеством и брачным аферами, пил, пил и пил. Дикая жизнь. Прекрасная литература.