Он пишет праздник

Московское Братеево написано с особой любовью. Александр Трифонов. У нас в Братеево. 2024. Иллюстрация из книги

Художник Александр Трифонов – постоянный автор «НГ-EL», он оформил множество книг и буклетов по театру и искусству, работал в театре ГИТИС (Российский институт театрального искусства), Театре Российской армии и др. Персональные выставки проходили в различных галереях в Москве и Братиславе. Альбом называется «Рецептуализм». Что это? В аннотации сказано так: «…разрабатывался Венедиктом Ерофеевым. Детальную философскую модификацию получил в трудах поэта Славы Лена, воплощен в литературное художественное пространство писателем Юрием Кувалдиным».

Хороших, даже замечательных художников очень много. Тех, чьи картины узнаешь сразу, не глядя, кто их автор, наоборот, чуть ли не единицы. В лучшем случае десятки. Трифонов – один из них, это редкое умение. В книгу-альбом, выпущенную к его 50-летию, вошли: статья Артема Комарова «Рецептуализм как новаторская художественная методология Александра Трифонова» (она открывает альбом, является своеобразным предисловием) и его же интервью с художником (закрывает альбом, являясь соответственно послесловием), фрагмент статьи Андрея Яхонтова «Необходимость тени отца Гамлета», рассказ Юрия Кувалдина «В зарослях кукурузы. Рассказ о том, как захотела полетать одна картина» (о картине Трифонова «Ворона»; рядом, как нетрудно догадаться, помещена сама эта картина, а рассказ, кстати, печатался в «НГ-EL»), статья одного из авторов этих строк «Сумма сумм Александра Трифонова» и статья Нины Красновой «Он похож на самого себя».

Александр Трифонов не просто и не только художник, не только и не просто художник книжный, он художник литературный. Названия картин говорят сами за себя: «Лермонтов», «Муза поэзии», «Маленькие трагедии. Моцарт и Сальери», «Поэт Поль Верлен», «Злые цветы Бодлера», «Бродский («На Васильевский остров я приду умирать…»)», «Волошин. Поэт и Карадаг», «Антон Павлович Чехов» и «Три сестры», «Достоевский» и «Раскольников», «Кафка», «Лорка», а также «Городничий», «Нос» и «Гоголь в шинели». И это еще не все. Это если говорить о вещах сугубо литературных, а есть ведь и множество других. Про музыку и бильярд, про шахматы и бутылки, плюс пейзажи и жанровые сцены (например, «Электричка» или «У нас в Бртатеево»). Александр Трифонов не просто и не только художник, недавно он составил и издал книгу «Юрий Кувалдин. Жизнь на материке литературы». Это сборник воспоминаний о его отце – писателе и издателе Юрии Кувалдине (1946–2023). В книгу вошли как тексты, написанные в разные годы (Фазилем Искандером, Валерием Золотухиным, Сергеем Филатовым и др.), так и те, что были написаны специально для этого издания. Заключает книгу подборка фотографий, где есть и сам Трифонов, и Кувалдин, и Андрей Яхонтов, и Слава Лен, и Олег Табаков, и Юрий Любимов и многие другие.

Александр Трифонов. Рецептуализм. – М.: Книжный сад, 2025. – 256 с.

А вот и Поль Верлен. В цилиндре, Верлен, будто вышедший из собственных стихотворений. Кажется, он перекликается с шахматными натюрмортами Трифонова. Мир не может быть косным, всего лишь трехмерным. У Трифонова он переливается столькими измерениями, что все, даже самое заурядное, воспаряет над обыденностью, скудостью бытия. Звучит «Ночная мелодия»: трубы органа щедро вписаны в пространство. Если зазвучит-заиграет танго (в холстах «Танго заката» и «Танго. Буэнос-Айрес»), то это уже природное явление, а не только танец. Зеленый с красным сходятся, как закатный отлив и сочная трава. Вершится танец природы, пусть и данный в условиях человеческих тел. Фантазия художника безгранична, геометрия его картин усложнена. Вот Моцарт с Сальери, участники маленьких трагедий. Они рассечены клавиатурой. Нотные строки объясняют, что мир не делится на черное и белое, что мир сложнее. Да, мир художника сложен. Тем лучше. Не все гениальное просто. Разве прост Данте? Бах? Квантовая теория?

Но мастерство Трифонова кажется естественным. Некогда Юрий Кувалдин издал альбом, посвященный 30-летию сына, так работы, сделанные в детском саду, уже отличались своеобразной зрелостью. А этот к 50-летию вышедший альбом еще и украшен статьями. Пишут о нем писатели, пишут по-разному, каждый находит что-то свое, сугубо личное.

В картинах Трифонова много архитектуры. Взлетают, чуть меняя контуры, дома Большого Гнездниковского переулка, растворяется нутро театра. Московское Братеево написано с особой любовью. Трифонов пишет праздник. И этот праздник насквозь литературен. Судьба их не баловала – ни Осипа Мандельштама, ни Иосифа Бродского. Трифонов не изображает их страданий. По крайней мере очевидных, внешних. «На Васильевский остров я приду умирать…» – такой подзаголовок у картины «Бродский». Но ведь это слова молодого поэта, который не собирался тогда умирать. Да и умер он все равно не там. В другом городе, в другой стране. Но Александр Трифонов, еще раз повторим, прежде всего пишет праздник. Да, мрачные ряды бутылок. Да, угрюмая электричка. А все равно – праздник. Вспомним Мандельштама:

Иногда и картина хочет полетать, как ворона.  Александр Трифонов. Ворона. 2019. Иллюстрация из книги

делать с ним,

Таким единым и таким моим?

За радость тихую дышать

и жить

Кого, скажите, мне

благодарить?

Я и садовник, я же и цветок,

В темнице мира я не одинок.

На стекла вечности уже легло

Мое дыхание, мое тепло.

Запечатлеется на нем узор,

Неузнаваемый с недавних пор.

Пускай мгновения стекает

муть,

Узора милого не зачеркнуть.

Одна из картин Александра Трифонова так и называется: «Дано мне тело – что мне делать с ним». И это тоже праздник.