Елизавета Осюхина Во времена моего детства книги были дефицитны, как, впрочем, и другие товары повседневного спроса. В моей же семье они пользовались именно таким спросом. А потому все в доме было заставлено и завалено ими. Доставались они разными путями, в том числе и потом с кровью. Никогда не забуду титанических усилий моего папочки по сбору вторсырья. Поэтому книжки с призывом "Сдавайте макулатуру заготовительным организациям!" до сих пор вызывают у меня теплые чувства. Вся семья тряслась над марками, приклеиваемыми к абонементу. А что уж там издавалось! Дрюон да Сименон. Папа собирал также серию ЖЗЛ. Переплетал в мастерской номера "Науки и жизни"! Там на цветных вкладках я впервые увидела заморские комиксы.
У мамы были свои "священные тексты". Она сопровождала мое грудное вскармливание чтением "Истории пианизма в России". Еще была загадочная книжка "Пианист и его работа" (ну, право слово, что за работа может быть у пианиста!). Когда родилась моя сестрица, мне было семь лет, и мама гуляла с коляской, почитывая "Иностранку". Вот помню как сейчас: мама спускается вниз, открывает дверь в колясочную (для меня небось не открывали, говорили, мол, ключ потеряли, а ведь там стояли прекрасные санки с раскладной спинкой), идем во двор, садимся читать. Но вот мама откладывает журнал, чтобы вновь приняться за вывязывание чудовищного по своей страхолюдности шлема, впоследствии горячо мною ненавидимого. Зато драгоценный журнал попадает мне в руки┘ В институте под руководством препода по зарубежке Ястребова я обнаруживаю неожиданное для меня самой знание историй, рассказанных Сартром, Акутагавой, Маркесом. Для меня это были всего лишь истории.
Дед (заслуженный артист РСФСР, за выслушивание анекдота "переведенный" в Костромской театр, но зато уж известный там каждой продавщице в магазине) характер имел тяжелый и полигамный, а потому жил отдельно. После его смерти многочисленные "поклонницы" все ценные вещи растащили. Мама же приволокла домой чемодан. Все, хоть плачь, медали и почетные грамоты. Из книг - Пушкин с Есениным. Из них дед формировал свои чтецкие вечера.
И, наконец, бабуля. Она у нас художница и архитектор. Это благодаря ей мы живем в доме напротив американского посольства. Что помнится? Крохотные книжечки МОСХа с датами различных выставок. В них и самой хочется что-нибудь накалякать. Журналы "Вокруг света". На прикроватной тумбочке всевозможные мемуары, художественные альбомы, Рерих и, ну куда тут денешься, "Малая Земля". Вот несется младшая сестра: "Мам! Бабушка мне опять про какого-то КарлсОна читает!"
Я бабушкиным наследством считаю "Большого Мольна" Алена Фурнье. И откуда взялась у бабушки эта старомодная, лиричная, признанная классикой во Франции, но уж никак не у нас, книга? "Книга о человеке, у которого было слишком прекрасное детство". Совсем такое же, как у меня. А во вступительной статье наряду с традиционными штампами вдруг неожиданная цитата из незнакомого Уильяма Блейка: "Ребенок - отец человека". С тем и живем.
