Алексей Лапшин Оценки современного литературного процесса удивительно консервативны.
По сути, в дискуссии представлены лишь две давно столкнувшиеся между собой позиции. Определить их можно как ревизионистскую и охранительную. Ревизионисты - это и осторожные скептики, сомневающиеся в актуальности литературы, и простодушные радикалы, приговорившие логос к смерти. В лагере же охранителей сегодня расположились не только поклонники "разумного, доброго, вечного", но и адепты "нового реализма", заявляющие о своей оппозиционности постмодерну.
Спор идет о критериях, по которым должна оцениваться современная литература. Например, нужно ли считать книгу поступком или игрой слов на бумаге. Литература в этой оптике по-прежнему сохраняет статус автономного пространства, в большей или меньшей степени влияющего на общество. Между тем вопрос пора ставить радикально иначе: каким образом будет развиваться литературный процесс, когда никаких критериев, определяющих качество культуры, не будет.
Трудно не согласиться с постмодернистами, рассматривающими историю искусства как непрерывный процесс расширения сферы "культурного". В XVII веке искусством были картины Рембрандта и пьесы Мольера. В XX веке искусство - это и Рембрандт, и Мольер, и Уорхол, и Тцара. Налицо процесс постоянной легализации маргинального, которое на определенном этапе становится элитарным. Уорхол оказывается таким же полноправным представителем культурного пантеона, как и автор "Ночного дозора". Дело здесь вовсе не в вульгарно-демократическом равноправии стилей и не в подмене духовных ценностей стоимостью материальных продуктов. Нельзя также сказать, что это расширение сферы "культурного" происходит за счет освоения ранее недоступных для художников областей. В противном случае развитие искусства следовало бы понимать как механическое накопление информации о мире и человеке. Вероятнее всего речь нужно вести о постепенном слиянии культуры с материальной природой или о закономерном самоуничтожении культуры вследствие ее же экспансии.
Развитие искусства и, в частности, литературы - это снятие границ между "художественным" и "нехудожественным". Вещи, которые, с точки зрения современного интеллектуала, совершенно легальны, были немыслимы еще сто и даже пятьдесят лет назад.
Конечно же, это не объясняется различием в степени внутренней или внешней свободы. Ни при чем здесь и изменения в форме произведений. Суть идущего в искусстве процесса - движение от образа предмета к самому предмету. То, что Вальтер Беньямин называл разрушением ауры, а Борис Гройс - инновационным обменом, на самом деле является перманентным утверждением рационализма в культуре. Главным в художественном произведении становятся не идеи изображаемых или описываемых вещей, а сами вещи, выступающие самодостаточными носителями информации.
Парадокс заключается в том, что предельный рационализм оказывается зеркальным повторением примитивизма. Пройдя через все тернии цивилизации, искусство возвращается в исходную точку. Художник будущего - это дикарь без традиции, обреченный выводить на скалах свои незамысловатые узоры.
Нынешнее состояние литературы можно оценивать как временное сосуществование новейшей "наскальной живописи" и рудиментов старой культуры. Пока еще сохраняются некие нормы, позволяющие критикам и образованным читателям отделять хорошие книги от откровенно плохих. Однако уже сегодня многие критики, ругающие Денежкину, наверняка знакомы с ее творчеством лучше, чем с творчеством Данте или Мольера. В данном случае перед нами как раз иллюстрация к процессу легализации маргинального помимо воли элиты. "Денежкина" не только коммерческий проект, но и название симптома. Культура продолжает уничтожать себя, идя по пути безграничного саморасширения.
Не стоит воспринимать стилистику "наскальной живописи" исключительно негативно. Цивилизация, сформированная эпохой Просвещения, отступает семимильными шагами. На улицах все больше обильно татуированных людей, с кольцами и булавками на лице и теле. Разве не адекватен этой эпохе нового варварства новый примитивизм? В конечном итоге все зависит от носителей стиля. Помимо глупых историй о мальчиках и походах за водкой на "языке пещер" могут быть рассказаны куда более серьезные и пронзительные вещи.
Разумеется, в литературе не перестанут появляться произведения, соответствующие достаточно высоким художественным стандартам, и здесь я бы назвал только что написанный роман Сергея Шаргунова "Как меня зовут?", где совмещены увлекательный сюжет и стилистические изыски. Но пространство "культурного" стало настолько обширным, что логика дифференциации явлений фактически утрачена. Пожалуй, единственным критерием подлинности остается личная судьба автора, его верность написанному слову.
Это совсем не значит, что писатель должен отождествляться со своим героем или быть "таким же, как в книгах". Это значит, что литература должна быть всего лишь ступенью к Иному.
