Брежневеет

"Все во имя человека, все для блага человека", - бархатным баритоном уверял нас Игорь Кириллов. А народ, жуя резиновую колбасу "по два двадцать", ехидно добавлял: "И мы даже знаем имя этого человека". Ровно через год - столетие Леонида Ильича Брежнева. К нему уже готовятся.

Премирован телесериал "Брежнев", где нам показали не анекдотического "бровеносца", а хорошего русского мужика в исполнении романтичного Шакурова. Насколько он вышел симпатичнее бесполого догматика и сухаря Суслова, насколько крупнее и колоритнее всех "членов и кандидатов в члены"┘

Потом в фильме о Галине Брежневой он предстал закадровой фигурой любящего и страдающего отца. Ни намека на семейную бездуховность, которая в условиях полной отвязанности неминуемо приводит к распаду личности. Следующий ход телевизионной "брежневианы" - дискредитация его тронного предшественника. В "Десяти негритятах Никиты Хрущева" главный персонаж предстает таким изощренным злодеем (чуть ли не хуже Сталина), таким безграмотным мужиком (куда ему до высот интеллигентности и образованности деятелей типа Вышинского!), что осенний брежневско-сусловский переворот 1964 года может быть истолкован как благо для Отечества.

Апология застоя? Опять хотят, чтобы мы бессловесно лежали на печи и ждали, когда сбудется щучье веленье? Мол, иллюзорная стабильность все-таки лучше реального апокалипсиса? Страусиная логика. Конечно, пока еще возможна стадная вера в экономический рост. Мы еще помним сводки ЦСУ, где все планы выполнены на сто один процент. Математическая формула самообмана.

Из всех отраслей народного хозяйства нам лучше всего знакомо литературно-книжное производство. Здесь примерно те же проблемы, что у страны в целом. Дефицит динамики. Экстенсивный поток книжной "нефти" (массового чтива) и отсутствие качественного роста. Явное отставание и от Запада, и от Востока в области высоких технологий. Можно сколько угодно издеваться над тягой читателя и издателя к Коэльо, Мураками и Дэну Брауну, но лично мы не возьмемся утверждать, что последний букеровский лауреат Гуцко в духовно-интеллектуальном отношении стоит выше средних и отнюдь не любимых нами импортных беллетристов. Как в брежневские времена, читателю можно впарить все, что угодно. Помнится, Леонид Ильич на партийном съезде августейше похвалил пьесу Александра Гельмана "Заседание парткома". О том, как бригада рабочих отказывается от незаслуженной премии. Вся страна знала этот мыльный сюжет. Евгений Леонов, Олег Ефремов, а за ними первые артисты всех театров страны старательно раскрашивали личными красками картонного бригадира Потапова.

Государственная ложь периода "развитого социализма": все хотят работать и притом никому не нужны деньги. И социалистический реализм как таковой был необходимой эстетической и антропологической обманкой. Что реализма там - ноль, это знает всякий. Но ведь и социализма не было ни в жизни, ни в литературе. По сути, мы жили и сейчас живем при государственном капитализме. А теперь у этого не очень гуманного строя, тактично называемого рыночным, появилось новое идейно-литературное обеспечение - своего рода капиталистический реализм. У которого такая модель действительности: никто не хочет работать, все жаждут только денег, лучший способ добычи которых - воровство и убийство.

Умная и образованная Юлия Латынина пишет экономические романы. Схематически заданные, лишенные сколько-нибудь убедительных психологических мотивировок. Не о людях - о функциях. О винтиках коррупционной машины. Приговор есть, процесса познания - нет. "То, что я пишу, это ни в коем случае не женская проза", - надменно заявляет писательница в газетном интервью. Бог с ней, с женственностью, но, к сожалению, романы Латыниной нельзя назвать человечной прозой. А может быть, и прозой вообще. В традиционном отечественном понимании: романист не просто занимает читателя на несколько часов, но вступает с ним в гражданское взаимодействие, озадачивает на годы вперед.

В брежневское время безжизненные опусы производились по циничному принципу: "им так надо". И сейчас коммерческий писатель пишет прежде всего "им", то есть издательскому рынку. Но уже всем стало ясно, что рынок не всегда прав, что им манипулируют и что необходим сознательный компромисс между невежественным большинством и высококультурным меньшинством. В стратегических интересах того же большинства. В подъезде московской многоэтажки среди выброшенных за ненадобностью старых книг (идеологические брошюры, устаревшие учебники, соцреалистические романы) мы с болью углядели некогда дефицитную книгу: А.К. Толстой. Драматические произведения. Стало быть, бывший владелец счел, что "Царь Федор Иоаннович" не нужен ни детям его, ни внукам. Книга приговорена. Кто занял ее место в домашней библиотеке? Акунин? Донцова? Жаль.

Издание интеллектуальных книг бедствует, как и весь средний и малый бизнес. Требуется помощь. Как завлечь сограждан в мир умной книги? Если в семье родители ежедневно читают, то же непременно делают дети. Если в стране властная и общественная элита имеет свои литературные пристрастия и гласно о них оповещает, то и авторитет высокой словесности растет. Хорошая, к примеру, реклама книги - нечаянное попадание в телевизионный кадр. Вот кабы на фоне со вкусом собранных домашних библиотек представали не только чудаковатые профессора, но и вице-, и просто премьеры, и те кандидаты в депутаты,что претендуют на наши голоса...

А что можем мы, литераторы? Неуклончиво вступаться за униженных и оскорбленных, которые в масштабе страны забыты, как старый Фирс. Творчески и человечески сопротивляться шигалевщине, предсказанной Достоевским: дескать, пусть благоденствует одна десятая часть народа (на деле получается гораздо, гораздо меньше), а остальные будут сырьем и быдлом. Причем "первым делом понижается уровень образования, наук и талантов". Шигалевщина реально господствовала в брежневское время, наползает она и теперь. Не поддадимся. И не обзывайте нас маниловыми - мы говорим не о туманных грезах, а о гуманитарной норме.