Все знают, что такое видеоклип, – это┘ Черт побери, что же такое видеоклип? Иначе как описательно его не определишь.
Трех–пятиминутный завершенный фрагмент видеозаписи, в котором исполнение музыкального произведения объединено с изобразительным рядом. Вроде так, ничего не забыли.
Видеоклип признан в качестве самостоятельного жанра┘ чего? Вокального искусства? Музыки? Кинематографа? Музыкального театра? Опять сплошные неясности.
Ответ как будто напрашивается: видеоклип содержит всего понемножку, а значит, он синтетический жанр. Но и в таком ответе ясности не прибавляется.
Если вам что-нибудь спели с экрана – разве это видеоклип? А что такое оперный спектакль по ТВ – огромный видеоклип в трех действиях? Запись рок-концерта – сборник видеоклипов? Конечно же, нет.
Видеоклип – единство особого рода, не составленное механически из разных частей, и природа его – литературная. Попытаюсь доказать это парадоксальное утверждение.
Созерцая видеоклип, мы изначально не воспринимаем его как видеоверсию какого-либо текста. Видеоклип сам по себе есть текст, записанный не буквами и словами, а зрительными образами, и в этом тексте сходство знака и обозначаемого очень велико.
Проведем эксперимент. На экране – видеоклип. Убираем звук и смотрим: хаотическое мелькание изрубленных в мелкие кусочки отдельных планов. Поворачиваемся спиной к экрану и включаем звук: звучащая аудиозапись, и больше ничего. Лишь когда эти два потока сольются, появится видеоклип.
Природа простенького видеоклипа неожиданно непроста. Он принадлежит только зрителю, причем желательно – наедине. Такова первая особенность психологии восприятия клипа. Немыслима толпа в кинозале, смотрящая видеоклипы, и многие наверняка ощущали, как тяжело смотреть телевизор в составе большой группы.
Вторая особенность – в том, что видеоклип на экране мы, видя, не видим и, слыша, не слышим. Почти невозможно обострить и одновременно рассредоточить внимание, чтобы улавливать ассоциативные связи изображения и мелодии (прямых связей между ними в клипе часто вообще нет), понимать и коннотировать песенный текст с происходящим на экране. Это схоже с работой сознания при чтении книги. Ни начертания букв, ни написания слов непосредственно не связываются в сознании с теми абстрактными понятиями и конкретными предметами, которые этими словами обозначаются. Бегая глазами по строчкам, мы сами создаем внутреннее изображение того, что описывается. Происходит своего рода внутренняя экранизация читаемого – то есть нормальное проявление способности сознания наглядно опредмечивать речь, то, что называется работой воображения. И здесь мы подходим к любопытной схеме взаимодействия музыки, кинематографа и поэзии – взаимодействия, рождающего видеоклип.
Игровой кинематограф немыслим без связи с литературой, в его основе лежит сценарий. Немые фильмы демонстрировались под музыкальное сопровождение, тапер, следя за экраном, подчеркивал мелодикой и экспрессией ход событий. Немой кинематограф следовал букве текста, литературный и режиссерский сценарии совпадали – эпизоды снимались пословно, планы не наезжали один на другой, мизансцены репетировались и выверялись вплоть до мельчайших жестов, зачастую утрировались «для понятности». Зритель должен был «читать» действие как по писаному.
Кинематографически клип есть возвращение к немому кино. Персонажи не говорят – они поют, и то не всегда. Движения, ракурсы, мимика – все частично, все выхвачено в характерный момент, отрезано от предыдущего и последующего.
Реализм клипа – в узнаваемости деталей. Но реализм этот провокационен, так как клип не только не претендует на документальность, а, напротив, всячески над ней издевается. Обычные приемы остранения – спецэффекты вроде мультипликационных врезов или компьютерной деформации изображения.
Игровому кинематографу клип показывает шиш тем, что требует не актерской игры, а обозначения состояния персонажей. Снимающиеся в клипах не «входят в образ», не плачут настоящими или глицериновыми слезами, не смеются – обозначают ситуацию приемами наподобие античных масок, ритуальных поз и статуарных композиций. Стоит спиной – не любит, лицом – любит, боком – сомневается.
Музыка в видеоклипе – подвижная среда, которая проталкивает в наше узкое эстетическое горло сухие и плоские экранные образы. Обладая способностью массировать эмоции и «давить на психику», музыка стимулирует художественную интуицию зрителя клипа. Недаром первые звуковые фильмы обходились почти без записи естественных шумов и без подкладки музыки под диалоги, но все «бессловесные» планы и эпизоды сверх меры насыщались специально для фильма написанной музыкой – их создатели опасались художественной недостаточности и малой выразительности «театра на экране».
Сюжетный клип типа киноновеллы вял и скучен. Он практически не отличается от так называемых «киноконцертов» прошлого, в которых певцы старательно драматизировали песню на фоне симпатичного пейзажа или пышных декораций. Прелесть клипа (и гадость тоже) – в его текстовой непосредственности и «выхваченности». Несомненный литературный прототип и аналог клипа – лирическое стихотворение, то есть безгеройный, бессюжетный, интонационно и ритмически организованный текст.
Родоначальником направления и ранним клипмейкером был, несомненно, нидерландский живописец Босх. Достаточно взглянуть на триптих «Сад радостей земных», чтобы понять, откуда современные клипмейкеры взяли принцип частичности. Фантастический мир триптиха создан путем продуманного расчленения реальных образов на части и столь же тщательно продуманного соединения частей в поразительно живые гибриды. Босх сумел достичь эффекта статичной динамики, ритма и вызываемого триптихом ощущения безмолвной полифонической музыки.
«Обратная связь» клипа и литературного приема «потока сознания» напрашивается: «Поток сознания – сложный синтетический дискурс, где┘ совмещаются, налагаются друг на друга собственно внутренняя речь и вербальный эквивалент зрительного ряда: поток слов, дающий то же впечатление, что поток образов» (С.Хоружий). Клип с этой точки зрения – эстетический перевертень: вербальный песенный текст наложен на «поток образов», отчего зритель прочитывает с экрана уже нечто третье.
Огромное количество халтурных клипов схоже с потоком графоманских стихов. Только написать такой «стишок» стоит очень дорого. Не случайно же в предыстории видеоклипа есть период поиска иного, более дешевого подхода к совмещению словесного и изобразительного рядов. Это была так называемая изобразительная поэзия (Гийом Аполлинер одним из первых дал образцы таких стихов).
Основной прием изопоэзии незамысловат: текст записывался «криволинейно», в виде узнаваемого графического образа или рисунка, связанного с вложенным в текст смыслом. Предполагалось, что в созданном образе как-то по-новому и неожиданно раскроется метафорическая природа стихотворной речи.
Однако эти поиски быстро обнаружили свою несостоятельность. Разноприродные эстетические материи отказывались гармонично сливаться, щегольство приема било в глаза, изолирика воспринималась как формальное упражнение вроде акростиха или палиндрома. Попытки реанимировать «изопы» под именем видеопоэзии – не более чем новизна хорошо забытого старого.