Марина Муранова - Лев Валерьянович, судя по вашей фамилии, у вас есть украинские корни?
- Прадед мой Василий Лещенко был из крепостных, со временем получил вольную, даже открыл с моей прабабкой свое собственное дело - булочную - под Белой Церковью. Мой дед по линии отца - Андрей Васильевич, впоследствии перебрался на Сумщину, а затем под Курск, в поселок Любимовка, где в то время строился сахарный завод, принадлежавший графу Сабашникову. Кстати, этот граф был также либералом-книгоиздателем - и в числе издаваемых им книг были труды... Ленина, который жил тогда в эмиграции в Швейцарии. Вот на заводе этого графа мой дед дослужился до главного бухгалтера. Там же, в Любимовке, родился и мой отец. Дед был уникальным человеком - при местном сахарном заводе был струнный квартет, где он играл на скрипке. Представляете себе культурный уровень тогдашнего российского захолустья!
- Ходят слухи, что скрипка вашего деда была коллекционная.
- Будучи уже взрослым человеком, я как-то с позволения деда заглянул в ее нутро и со священным ужасом увидел марку скрипичного дома Амати! Черным по белому было написано: "Кремона. Николо Амати. 1617 год". Я был в шоке. Мы с дедом написали запрос в Минкультуры. Все оказалось очень просто: в конце ХIХ века какая-то хитрая немецкая фирма выпустила несколько тысяч такого рода скрипок-подделок, которые разлетелись по белому свету. Впрочем, наша семейная "Амати" звучит совсем неплохо и по сей день, хотя ей уже за сто перевалило... Вернусь к своему семейному древу: мою маму Клавдию Петровну отец встретил в Москве, куда приехал в 1931 году работать бухгалтером Витаминного завода, что на Красной Пресне. Я родился в феврале 1942 года, когда под Москвой шли ожесточенные бои с немцами. Как только отцу сообщили об этом событии, он примчался домой, прихватив с собой буханку хлеба, четвертинку спирта и какие-то продукты из пайка. Спирт развели водой и произвели необходимые промывания и обмывания. А потом меня завернули в пеленки и устроили маленький пир. Так и началась моя жизнь.
- Судьба связала вас в пору молодости и с Большим театром?
- Да, это так, правда, работал я в Большом отнюдь не певцом. После своей первой неудачной попытки поступить в ГИТИС один мой знакомый предложил мне пойти поработать в Большой театр. Меня определили в бутафорский цех, где скучать не приходилось. Я пропадал в Большом все вечера: днем работал, вечером шел на галерку и смотрел спектакль. А посмотреть было что: на конец 50-х - начало 60-х приходится, по общему признанию, золотой век советской классической школы. Еще пели Сергей Лемешев, Иван Козловский, уже появились молодые Галина Вишневская, Тамара Милашкина, Евгений Кибкало... Как человек спортивного склада я еще играл и за волейбольную команду Большого театра - прямо в балетном зале натягивали сетку. Помню, там же я играл как-то в теннис с будущей звездой мирового класса танцовщиком Владимиром Васильевым, тогда еще просто Володей. В то время он только начинал балетную карьеру партией Данилы-мастера в "Каменном цветке", танцуя вместе с Людмилой Богомоловой и Катей Максимовой. Моя оперная эрудиция доходила до того, что я мог на память исполнить, скажем, всю оперу Сергея Прокофьева "Война и мир" с мужскими и женскими партиями. Как-то на дне рождения Муслима Магомаева я шутки ради рассказал Борису Александровичу Покровскому о всех перипетиях грандиозной постановки "Войны и мира" с надувными колоннами. Он удивился: "Что, вы тоже там у нас работали?"
- Ваша встреча с женой Ириной - судьба, чудо, закономерность?
- Это длинная история - начну с начала. Мой первый брак - с Аллой Абдаловой - оказался неудачным. Может быть, потому, что был студенческим: мы учились вместе в ГИТИСе. Когда я перешел на третий курс, а Алла на пятый, мы решили пожениться. Поселились у меня на "Войковской". Уже с первого-второго курса мы с Аллой постоянно ездили на гастроли с Музыкальным театром имени Станиславского и Немировича-Данченко. Мы исполняли вместе дуэты из оперетт "Поцелуй Чаниты", "Цирк зажигает огни". Кроме того, я пел эстрадные песни, а она - старинные романсы. Поскольку мы с Аллой работали в так называемом легком жанре, публика принимала нас лучше, чем артистов классического, оперного направления. А потому и зарабатывали больше остальных. В результате я довольно скоро - в 1971 году - смог построить кооперативную квартиру в Чертанове. Добираться на работу оттуда было страшно неудобно, и, когда в 1974 году (я к тому времени стал уже известным исполнителем) у меня появились деньги, я решил построить еще один кооператив в Сокольниках. Если с житейской точки зрения жизнь Аллы складывалась неплохо, то в смысле творческой карьеры ее дела шли поначалу не так гладко. После неудачной попытки поступить в Большой, она была принята в Театр оперетты, где я уже работал по приглашению художественного руководителя нашего курса Георгия Павловича Ансимова. Но тут мне поступило неожиданное предложение перейти на работу в Государственный эстрадный оркестр под управлением Леонида Утесова, где обещали если не золотые горы, то хотя бы весьма приличную зарплату. Алла загорелась этой идеей; как и я, попробовалась у Утесова и была туда принята им с большой охотой. Путь в оперетту для нее был закрыт. Со мной получилось иначе: после объяснения с Ансимовым я вынужден был остаться у него в театре (он меня попросту не отпустил, ссылаясь на статью в трудовом законодательстве). Таким образом мы с Аллой оказались в разных коллективах, каждый из которых имел свой ритм жизни, свое расписание гастролей. Это превратило нашу жизнь в странное существование и привело в конце концов к разводу. Я просто физически ощущал, что мы с Аллой отдаляемся друг от друга. Кроме того, у меня в начале 70-х появилась определенная популярность, что накладывало на наши с Аллой отношения отпечаток некой соревновательности, если учесть, что она отличалась вполне естественным для певицы артистическим честолюбием. Семья, в которой разгорелся творческий антагонизм, уже не семья. Я стал известным, узнаваемым и часто приглашаемым певцом, в то время как Алла оставалась примой в масштабах одного лишь утесовского коллектива. Чувствуя это, я пытался смягчить ситуацию и записал с ней на радио песню Александры Пахмутовой "Старый клен", затем одну из песен Марка Фрадкина... Но атмосфера в нашем доме становилась все более напряженной. После моей гастрольной поездки в 1974 году в Японию у нас состоялся серьезный разговор, и я ушел из дома. Мы делали попытку восстановить семью, но разбитую чашу не склеить. Я понимал, что в таком состоянии жить невозможно и искал, наверное, свою мечту.
- Сейчас многие артисты жалуются на то, что к ним приходят письма от фанаток с истерическим содержанием: мол, забери своего ребенка и верни мне мое кольцо! В ваше время было такое?
- Такие письма у меня были, хотя я не давал повода для этого. Были поклонницы, которые приносили какое-нибудь кольцо в подарок. Я говорил: "Не надо, я не возьму..." Если я выказывал нерасположенность общаться в таком ключе, поклонницы переходили иногда грань и говорили: "Верни назад кольцо!" Были разные несуразные случаи. Поклонников не следует культивировать. Это люди с обостренным чувством восприятия и своеобразной психикой; если ты идешь им навстречу, они могут вешаться тебе на шею. Я всегда пользовался некоторым успехом у прекрасной половины человечества. А если уж быть совсем откровенным, то наблюдались случаи прямой психической атаки. Бывало, поклонницы-фанатки простаивали часами у моего подъезда, а иные и ко мне домой являлись. Когда их не пускали в дом, они, не долго думая, укладывались на лестничной площадке у моих дверей. Сейчас такое происходит реже, потому что мои поклонницы уже стали взрослыми и благоразумными.
Вообще-то я не любитель распространяться о своих личных делах. Могу только сказать, что никогда не был ни ханжой, ни святошей. Бывало, засматривался на интересных девушек, что совершенно нормально для молодого человека. Но не был я всеядным волокитой, бегающим за каждой юбкой. Зато теперь, в зрелом возрасте, приятно порой слышать удивленные замечания знакомых и друзей по поводу того, как я, дескать, неплохо выгляжу для своих лет. Я в шутку отвечаю: рецепт очень простой - не пей, не кури, не увлекайся сексом сверх меры и увидишь, что из этого получится. Опять же, сколько раз меня "женили" на известных женщинах, взять хотя бы нашумевшую историю с певицей Валентиной Толкуновой! Да разве только одного меня?
У каждого мужчины есть свои фантазии, свое понятие романтики. Каждый из нас в глубине души ждет свою Единственную, Неповторимую, Любимую, которая должна быть ему послана Судьбой. Вот и со мной в 1976 году в Сочи случилась удивительная история. Меня познакомили прямо в лифте с девушкой Ириной. Девушка была, безусловно, симпатичная, привлекательная - высокая, хорошо сложенная брюнетка с длинными распущенными волосами и темными карими глазами, в которых прыгали озорные искорки. Правда, на мой вкус, она была субтильна, если не сказать худа. Просто какая-то Твигги, которая довела себя голодовкой чуть ли не до двадцатикилограммового веса. Одета была Ирина в фирменные джинсы с суперпрестижной плетеной косичкой на карманах, строгая приталенная кофточка (опять же несоветского пошива). Носить такого класса шмотки могли позволить себе только фарцовщики или дети очень обеспеченных родителей. На фарцовщицу Ирина не тянула. Оставалось второе.
Мы отправились пообедать в ближайшую шашлычную. В дверях стояли работники, которые, увидев меня, бросились навстречу, хлопая по плечу: "Смотри кто к нам пришел!" Ирина посмотрела на меня с любопытством: почему этого парня приветствуют, как китайского императора? А меня несколько удивило, что она не знает, что я - известный на всю страну певец. Потом, провожая ее, я дождался вопроса: "А почему тебя встречают с таким пиететом?" Попытался отшутиться: "Я местный сочинский мафиози - из самых крутых! Меня тут все знают и побаиваются". Ирина загадочно улыбнулась. И я впервые за все время нашего знакомства ощутил, что эта девушка начинает меня всерьез заинтриговывать. К тому же, скажу без ложной скромности, мое имя в то время гремело по стране, как и мои песенные хиты "За того парня", "День Победы". Ничего не знать о существовании певца Льва Лещенко было по меньшей мере странно. На все мои настойчивые расспросы Ирина отвечала смехом или отмалчивалась. Однажды захожу к ней в номер и вижу: среди всех стоящих на полочках туалетных аксессуаров - шампуней, кремов и так далее - нет ни одного нашего, отечественного, производства. Вот те раз - думаю. Неужто иностранка? А то еще хуже - шпионка? Вдруг все, что у нас с ней происходит, - вербовочная операция, подобная той, которую я недавно видел в популярном детективе "Возвращение резидента"? Вот такая чушь носилась в моей голове. А ларчик открывался очень просто: оказывается, Ира несколько лет жила и училась в Венгрии и совсем не знала о том, что происходит на нашей эстраде. Долгая жизнь за рубежом наложила на нее некий "западный" шарм. Словом, мы оказались вместе. Самое удивительное, что в первую брачную ночь я встретил на своем балконе в шесть утра... мужчину. Жил я тогда на 12-м этаже. Оказывается, он перелез от моей соседки ко мне на балкон - к соседке неожиданно вернулся муж из командировки... В следующем году будет 25 лет нашему с Ириной браку. За эти годы ни у нее, ни у меня не было повода для ревности. Я абсолютно в ней уверен, а она в известной степени уверена во мне. Она очень интеллигентный человек, у нас в семье сложились очень предупредительные и дружеские отношения. Любовь - это и есть дружба и взаимопонимание (хотя и секс немаловажен).
- Какую роль на нашей эстраде играет протекция, а какую талант? Что из них - первая скрипка, а что - вторая?
- Думаю, что поддержка молодым сейчас необходима. При том, что талант, безусловно, первостепенная вещь, и все-таки... Сегодня все поставлено на коммерческие рельсы. Кто-то должен заинтересоваться молодым талантом. Раньше этим интересовались официальные люди и организации: редакторы, службы, которые отвечали за пропаганду нашей культуры, Министерство культуры. Многие проходили через конкурсы, фестивали. Сейчас ничего этого нет. А талантам надо помогать, и я этим тоже занимаюсь: наше музыкальное агентство продюсировало и помогало нескольким ныне популярным исполнителям. Из его недр вышли Катя Лель, Варвара, очень много я помогал Оле Арефьевой, которая сделала диск, условно говоря, с нашей помощью. Иначе просто невозможно.
- А вам кто помогал в пору юности?
- Мне во многом помогали редакторы телевидения. У нас в институте была педагог Анна Кузьминична Матюшина - моя "творческая мама". Она наряду с преподавательской деятельностью возглавляла тогда вокальную студию при Гостелерадио. Анна Кузьминична видела, что я могу петь и классику, и камерную музыку, и эстраду - ровным счетом все! Вот она и позвала меня принять участие в конкурсе на замещение вакантных должностей солистов. Я прошел конкурс, меня долго мотали по руководящим кабинетам, пока наконец не дали возможность проявить себя в какой-то оратории. Я проявил. Меня зачислили в стажерскую группу радио и дали возможности петь с русским оркестром, потом с симфоническим, потом с эстрадно-симфоническим. Я исполнял самые разножанровые вещи: оперные арии - Филиппа из "Дон Карлоса" и Старого цыгана из "Алеко", романсы и песни советских композиторов. Потом я отсеял все лишнее, выбрал для себя один жанр - эстрадную песню. Мне казалось, что именно здесь я мог себя раскрыть более интересно.
- Кое-кто из недоброжелателей называет вас Кремлевским соловьем. Не обижает ли вас эта кличка?
- Кремлевский соловей - определение, которое относилось ко всем, наверное, исполнителям, выступавшим тогда на эстраде, особенно к тем, кто появлялся на концертах в Кремле. А в Кремле, на правительственных концертах, появлялись, как правило, лучшие. Что касается моей песенной темы, то я никогда не исполнял "лобовые" песни. Если мне укажут хоть одну такую песню, то я целиком приму это обвинение. Единственная песня, которая балансировала на "лобовой" грани, была "Любовь, комсомол, весна". Вот и все! А тот же "День Победы" я и сейчас буду отстаивать. Не вижу ничего плохого и в песнях "За того парня" и "Притяжение земли". Они олицетворяли нашу эпоху. По этим песням можно понять, чем занимались люди, как они жили, о чем думали, чем дышали... Песня - это летопись. Я, хотите этого или нет, летописец целого тридцатилетия - начиная с песни "Не плачь, девчонка", которую записал в 1970 году. Я не ортодоксальный человек и счастлив, что за мной шла молодежь. Ведь я исполнял и такие замечательные лирические песни, как "Ни минуты покоя" или "Нам не жить друг без друга". Их пела вся страна - и этим все сказано!
- Вы встречаетесь с власть имущими?
- Конечно. Думаю, на концерт, который состоится в преддверии моего юбилея в "России", ко мне на выступление придут члены правительства и у меня будет возможность поговорить и с Михаилом Касьяновым, и с Михаилом Лесиным. Я считаю себя и некоторых коллег моего поколения знаковыми фигурами. Неважно, как нас сегодня воспринимают: мы знаковые фигуры в государстве.
- Вас не привлекали в политику? Все-таки вы очень популярный человек и сохранили свою аудиторию.
- Когда-то я поддерживал НДР. Мне очень нравилось это движение и его идеи еще и потому, что я в хороших отношениях с Виктором Черномырдиным. Но я никогда не лез в политику и не хочу быть в ней задействованным. Каждый должен заниматься своим профессиональным делом. Зачем нам столько неисчислимых партий? Любое общество строится на трех китах - центр, левые, правые. У нас есть оппозиция в лице коммунистов, есть центр, есть правые - остальное глупость и лишняя трата денег. Как говорили раньше, чем бы людям ни заниматься, лишь бы у станка не стоять.
- Что вам дарят друзья на день рождения?
- Друзья разные - кто что может, у кого какие возможности. Я больше люблю делать подарки сам. Могу выбирать подарок два-три часа, будь то шарф, галстук или часы. А если о себе... Честно сказать, очень люблю, когда мне дарят картины. Я люблю декоративную живопись - не авангард, а то, что не мешает.
- Сами не пробовали рисовать?
- Пробовал - по клеточкам. И лепил - из пластилина, конечно: тогда глины не было. Получалось здорово. Сейчас ко мне обратился один художник - он изобрел какой-то особый состав глины. Никак не могу с ним встретиться. Вот пойду на пенсию, буду меньше работать - тогда начну лепить. Лепка - это то, что мне нравится.
- Иосиф Кобзон тоже заявлял об уходе на пенсию┘
- Кобзон заявил об уходе на пенсию, но работает больше, чем я. Я не заявляю - я буду работать столько, сколько нужно. Если есть востребованность, надо работать.
