Виталий Третьяков - Владимир Владимирович, не можем, естественно, обойти чеченскую проблему в разговоре. В этой чеченской кампании мы вступаем во вторую зиму. Каковы, на ваш взгляд, на сегодняшний день итоги и военные, и политические? Как скоро совершится радикальный переход от собственно военных методов к политическим?
- Сначала два слова, собственно, о проблеме. Вы сказали - вторая кампания. Не было бы никакой второй кампании, если бы нам ее не навязали. Это же очевидно. Если в первую так называемую кампанию речь шла о независимости Чечни, и в конечном итоге Россия согласилась с этим, я, знаете, сейчас не побоюсь сказать, согласилась ценой национального позора, но согласилась с этим. И что мы получили? Мы получили не самостоятельное государство Чеченская Республика, а территорию, оккупированную бандформированиями и религиозными экстремистами, территорию, которую начали использовать в качестве плацдарма для нападения на нашу страну и для раскачивания ее изнутри. С таким положением не только Россия, ни одно другое государство мира не согласится. Мы долго терпели. Для того чтобы защищать независимость Чечни, не нужно было нападать на соседние места. Это агрессия, которая вылилась уже на другую территорию Российской Федерации. И даже после этого мы не сразу приняли решение об операции в Чечне. Только после четырехкратного нападения на Дагестан и взрывов домов в Москве мы окончательно убедились в том, что нам не решить этой проблемы без ликвидации банд террористов на территории самой Чеченской Республики. Только после этого мы приступили к операции. Сегодня, я в этом абсолютно убежден и думаю, что подавляющее большинство наших граждан так считает, уйти, бросить опять - было бы непростительной ошибкой. Но что делать дальше? Дальше нужно доводить дело до конца с точки зрения военной составляющей. И здесь, я думаю, нам нужно переходить к тому, что мы сейчас уже начали делать. А именно: мы на постоянной основе посадили там 42-ю дивизию, очень хорошо подготовленную, неплохо обученную и лучше всех других дивизий оснащенную. Мы сейчас там практически закончили размещение бригады внутренних войск. Непосредственно боевые действия с бандформированиями в некоторых горных районах будут продолжать спецподразделения, они должны состоять из профессионалов. То есть самую острую, самую опасную часть работы боевой составляющей этой проблемы должны решать профессионалы.
Вместе с тем постепенно мы должны нормализовывать там ситуацию, создавать органы власти и управления. Ведь там даже судов не было нормальных с точки зрения понятий цивилизованного общества. Что там были за суды? Расстрелы на площадях, избиение кнутом - вот и вся судебная система, которая там была. И так во всех сферах управления. Это все подлежит восстановлению и реконструкции. Это требует времени. Самая главная проблема, которую нужно решать сегодня, - это проблема социальной реабилитации и экономического восстановления Чеченской Республики. Нужно, наконец, чтобы многострадальный чеченский народ осознал, понял и поддержал окончательно те усилия, которые предпринимаются Россией в направлении восстановления жизнедеятельности этого региона России. В значительной части это задача уже решена, но еще многое предстоит решить. В части создания обстановки доверия населения. Уверяю вас, далеко не все настроены на противодействие усилиям федерального Центра. Уверяю вас, что многие члены чеченского общества, многие чеченские граждане чувствуют себя обманутыми боевиками. Понимают, что их просто использовали и эксплуатировали для достижения целей, которые ничего общего не имеют с интересами чеченского народа. Я бы так определил эту ситуацию на сегодняшний день и еще раз хочу сакцентировать на этом внимание: главный упор теперь будет делаться на социальную реабилитацию и экономическое восстановление.
Татьяна Алдошина - А кто возьмет на себя создание мер доверия между гражданским населением, между женщинами чеченскими, между мужчинами чеченскими, которые не все боевики, и военными? Известно, что это очень больной вопрос для чеченцев.
- Только сами чеченцы это будут делать.
Т.А. - А военные?
- Разумеется, военные тоже. Но решить проблему Чечни можно, только опираясь на самих чеченцев. Военные решают там огромное количество задач, даже не свойственных армии. Сегодня, для того чтобы пенсии и заработная плата бюджетникам в Чечне дошли до простого человека, до сих пор используются финансовые учреждения Министерства обороны.
В.Т. - А кто глава Чечни?
- Глава Чечни? У вас сомнения? Кадыров.
В.Т. - У меня нет сомнений. Я сам в Чечне не бываю, но те, кто бывает и взаимодействует с чеченцами, говорят, что он частично контролирует территорию, кто-то ему подчиняется, кто-то нет. Конфликты разные возникают по этому поводу.
- Конечно. А как вы хотели? Чтобы после десяти лет беспредела, который там творился, пришел человек, даже облеченный доверием народа, даже бывший муфтий, то есть религиозный лидер республики, и за несколько месяцев, за год даже все восстановил и поставил под контроль? Как вы думаете, это реально? Конечно, нет. Хочу, чтобы и сомнений ни у кого не было. У нас будет только один центр власти в Чечне - Ахмад Кадыров. Он назначен президентом России и будет исполнять свои обязанности до тех пор, пока мы не перейдем к другим способам решений политических вопросов подобного рода, к избранию руководителя республики. Либо - если он сам по каким-то соображениям уйдет и не сможет дальше исполнять свои обязанности, потому что, уверяю вас, работа там не сахар.
В.Т. - А, кстати, как тогда вы относитесь к последним контактам представителей "Союза правых сил" с представителями, как я понял все-таки, чеченских боевиков? И "Яблоко" по-моему тоже было.
- К контактам с представителями боевиков отношусь негативно. А с представителями вообще чеченского общества - другое дело...
Михаил Леонтьев - Если точно, то они заявили, что надо вести переговоры с президентом Чечни...
- С каким президентом?
М.Л. - С Масхадовым.
- Президент Чечни избран в нарушение Конституции Российской Федерации, и для нас он легитимным не является. Но более того, даже если считать, что Масхадов президент, у него срок полномочий истекает в январе следующего года. Поэтому если кто-то хочет вести с ним переговоры, то мы не будем мешать, но не считаю, что это продуктивный путь решения.
М.Л. - Насколько вообще это вредно и опасно - за спиной армии вести переговоры с лицами, которые воюют против этой армии?
- Я думаю, что политические контакты не вредны. Не думаю, что это наносит существенный ущерб моральному состоянию войск. Потому что все в войсках знают, что окончательное решение за президентом, за мной. А у меня есть на этот счет твердое убеждение: все, кто с оружием, должны быть преданы суду. А как этого добиться? Существует много способов, и все эти способы возложены на Вооруженные силы и правоохранительные органы.
М.Л. - Было принято решение, что части армии в Чечне будут размещаться в населенных пунктах, а не в поле. Почему так долго понадобилось идти к этому?
- Почему так долго шли к этому решению? Во-первых, это решение еще подлежит проработке в практическом сценарии. Во-вторых, я не думаю, что это был долгий путь. Просто никто не думал, если по-честному, что вот эти самые боевики, о которых сейчас только что было упомянуто, перейдут к террору против собственного народа. Кто-нибудь об этом раньше думал? Все считали, что в чеченском обществе мы никогда не найдем поддержки. Оказалось, что это не так. И боевикам пришлось перейти к террору против собственного народа. А это поставило на повестку дня вопрос о защите этого народа от боевиков. Вы знаете последние трагические события: взрывное устройство на площади - пострадали мирные жители, знаете о том, что большое количество религиозных авторитетов было уничтожено боевиками, невзирая на возраст. Знаете о покушениях на глав районных администраций Чеченской Республики. Никто не думал, что федеральным властям удастся найти опору в чеченском обществе. Но это было сделано, и это вызвало обратную, ответную реакцию со стороны бандитов. Они перешли к физическому уничтожению. Конечно, это поставило на повестку дня вопрос о защите мирного населения, и, конечно, мы будем это делать.
М.Л. - Насколько чеченский опыт, в том числе и негативный, повлиял на концепцию военной реформы?
- Повлиял. Повлиял, потому что стала очевидна некая структурная расхлябанность, что ли. Стало очевидно, что значительная часть материальных ресурсов для Вооруженных сил уходит в те сферы и области, которые не востребованы сегодня и вряд ли будут востребованы завтра.
М.Л. - Армия должна быть профессиональной. Это уже завершенное, законченное решение или еще нет?
- Армия должна быть профессиональной. Это значит, что мы должны отказаться от массового призыва на срочную военную службу. Я думаю, что нам вряд ли удастся решить этот вопрос быстро, но это достойная цель.
Т.А. - Вопрос о "Курске". Всякая трагедия - это всегда урок. В данном случае - какой урок?
- Моральный прежде всего. Моральный для всех нас. Главное, что вызвало такую реакцию в обществе, что естественно в сердце каждого человека отразилось. Во-первых, мы все как бы ставили себя на место наших подводников, каждый чувствовал себя, как будто он там находится. Поэтому было так больно. Потом, чувство бессилия, конечно. Это было самым страшным. Потому что вроде вот она, лодка, мы знаем, где она, а сделать никто ничего не может. Но это был и урок в чисто практическом плане, в том плане, в котором уже был поставлен вопрос о структурной перестройке в армии, о военной реформе. Мы должны знать прогноз экономического развития, должны знать, сколько денег у нас будет в бюджете в ближайшие 10 лет, сколько из этих средств мы должны направить на оборону и куда конкретно. Мы должны иметь не огромную, расплывчатую, а небольшую, но мобильную высокопрофессиональную и хорошо подготовленную, обученную и, разумеется, в техническом плане хорошо оснащенную армию.