0
1349
Газета Войны и конфликты Интернет-версия

08.06.2001 00:00:00

Мир вступает в полосу наращивания вооружений

Тэги: ротфельд, взаимоотношения, сша, россия, нато, балканы


ВЗАИМООТНОШЕНИЯ США И РОССИИ

-Господин Ротфельд, после первоначальных, крайне жестких заявлений нового руководства США о намерении в одностороннем порядке выйти из Договора по ПРО от 1972 года наметились, кажется, некие позитивные подвижки. Смягчился тон, вроде бы проявляется готовность вести консультации с Россией, с союзниками и тому подобное. Правда, многие считают это не более чем пропагандистским маневром, завесой, а идея национальной противоракетной обороны будет в Америке развиваться своим ходом. Ваше мнение как аналитика?

- Я бы сформулировал это так. Идея национальной противоракетной обороны, конечно, является не новой, не Буш ее придумал. Вопрос о ней был поставлен предыдущей администрацией, Клинтоном. Но он счел, что это слишком серьезный вопрос, и решил не принимать каких-то принципиальных решений до выборов. Передал прерогативу своему наследнику. Но возраст проблемы еще старше, он уходит корнями в то, что называлось СОИ (стратегическая оборонная инициатива), "звездные войны" и тому подобное. В России и во всем мире, напомню, безраздельно утвердилась концепция, согласно которой организующим принципом стратегической стабильности в мире является принцип взаимного устрашения и возможности гарантированного взаимного уничтожения.

Договор по ПРО от 1972 года был как бы правовым выражением этой концепции. Она действительно обеспечила в большой степени тогда безопасность. Тем не менее надо признать, что этот принцип был основан и вытекал из той стабильности, которая существовала в период двухполюсного мира. Но, согласитесь, биполярный мир ушел в прошлое, вместе с холодной войной. И тогда во всей остроте встал вопрос: а должно ли в дальнейшем строить миропорядок на устрашении, на возможности гарантированного взаимного уничтожения? Вначале никто этим не занимался, но прошло уже более 10 лет. И вопрос стоит следующим образом: должны ли мы и в будущем не иметь альтернативы той точке зрения, что, в случае агрессии, единственный способ упразднения агрессии - это ответный удар.

- Тем самым ставятся под сомнение фундаментальные основы Договора по ПРО, который многие небезосновательно считали и считают вечным?

- Подход не очень убеждающий, все договора существуют определенное время, и даже в упомянутом договоре есть статья, как вы знаете, о его денонсации. Так что американцы могут сказать: мы воспользуемся этим. В то же время, если бы они так поступили, то это привело бы к весьма плачевным результатам. Если США действительно заинтересованы в обеспечении безопасности и не преследуют какие-то иные политические цели, то они должны с большой ответственностью отнестись к тому непреложному факту, что менять данный договор можно только в согласовании с другим партнером, то есть с Россией. Это с точки зрения чисто формально-правовой. Когда новая администрация США пришла к власти, последовало заявление о радикальном изменении их позиции, о стремлении создать свою Национальную противоракетную оборону, независимо от того, кто и как будет на это реагировать.

Первым таким ответственным заявлением было выступление Рамсфелда, министра обороны США, 4 февраля в Мюнхене на конференции по безопасности. Оно было очень кратким, содержательным, простым, и я заметил, что в нем был ряд элементов, которые тогда пресса как бы не заметила. Во-первых, он ни разу не сказал "Национальная противоракетная оборона", а говорил "противоракетная оборона". Во-вторых, он отметил, что эта противоракетная оборона имеет очень ограниченный характер и не направлена против России. Она направлена против возможных, весьма ограниченных, ударов. То есть они, американцы, осознали то, что если бы Россия употребила свой ракетный потенциал, никакая противоракетная оборона не устоит против него. Они говорят о такой обороне, которая может быть эффективной в случае одиночных ракетных ударов, нескольких ракет или 10 ракет. И в третьих, что они не думают осуществлять это в одиночку, а предлагают реализовать такую оборону всем друзьям США. Не только союзникам, но и друзьям, и в понимании всех - это было предложение в адрес России.

Россию представлял на этой конференции Сергей Иванов, который вообще довольно мягко выступил, но твердо высказался по вопросам, связанным с ПРО: договор не подлежит пересмотру, иначе это подорвет устои всей системы контроля над вооружениями. Но для меня, как и для многих других участников конференции, была ясна американская позиция: она как бы учла критику, раздававшуюся в мире после первых заявлений. То, что Буш представил 1 мая, было уже новой концепцией.

Претерпевает определенную эволюцию и позиция России. В период от 4 февраля до 1 мая она дважды выступила с предложениями и разъяснениями. Во-первых, признано наличие стратегических ракетных угроз и выражена готовность России помочь Европе в их отражении. Во-вторых, Россия предложила НАТО, в том числе в ходе визита Генерального секретаря НАТО Робертсона в Москву, совместно создать, так сказать, Европейскую противоракетную оборону - не стратегическую, а против тактических ракет театра военных действий. К сожалению, Россия не очень объяснила в деталях, что имеется в виду. Это, кажется, не новые предложения, но к ним надо отнестись серьезно.

Мне думается, что со временем будет найден консенсус между Россией и США насчет того, как подойти к этому, крайне актуальному, вопросу - чтобы, с одной стороны, не нарушать основ, устоев той стратегической стабильности, которая сложилась в течение 30 лет действия договора по ПРО, а с другой стороны, учесть то, что мир меняется и иногда просто необходимо, если появляются новые угрозы, найти адекватный ответ на них.

- Иначе говоря, этот договор так или иначе будет скорректирован?

- Да, он может быть скорректирован. И самым разумным подходом была бы согласованная корректировка этого договора. Или же - не затрагивая договора по ПРО - принять "новые рамки" для ответа на новые вызовы.

- По каким моментам?

- Чтобы быть человеком ответственным, надо бы знать, что на самом деле американцы хотят делать. У меня такое впечатление, что они сами еще до конца не знают, чего они хотят и что реально могут сделать - по линиям технологической и экономической. Это будут огромные расходы. И все же повод для оптимизма остается. Потенциал возможного понимания между Россией и США, по моему, кроется в двух элементах, которые я указал вначале. Первое, речь уже идет не о глобальных намерениях, а об очень ограниченной противоракетной обороне. И если Россия будет уверена, что никакая часть этого проекта не адресована против интересов ее безопасности, а наоборот, она может получить от его реализации только выгоды, то это открывает возможность серьезного делового разговора. А то, что американцы отошли от концепции национальной ПРО и готовы на что-то международное, общее, совместное, - снимает главную негативную нагрузку на всем этом.

- Не ожидаете ли вы возникновения кризиса при встрече президентов России и США?

- Я не думаю, что это произойдет, потому что на подобных встречах они не занимаются оперативными вопросами. Скорее будет устранено или сглажено недопонимание, которое образовалось, назовем его неоправданной сверхинтерпретацией. Президент Владимир Путин услышит из самых авторитетных уст, что США действительно имеют в виду. И, возможно, это станет основой для переосмысления того, насколько честно американцы предлагают сотрудничество с Россией, насколько они учитывают интересы ее безопасности.

НАТО И БАЛКАНЫ

- Господин Ротфельд, мы с вами встречались почти два года тому назад, как раз накануне вторжения, войны на Балканском полуострове. Тогда ваши оценки позиции Запада многое объяснили российской общественности, помогли пониманию глубинных военно-политических явлений, с которыми мы столкнулись. Удалась ли Балканская кампания, правильно ли были тогда выбраны военно-политические ориентиры?

- Нет никогда таких решений, о которых можно сказать, что это полный успех или же поражение. Так же и относительно Югославии и Косово, процесс еще не закончен. Интервенция НАТО в Косово в то время была реакцией на обстановку, определявшуюся тремя факторами. Во-первых, поведением югославского руководства, которое привело к массовому нарушению прав человека в Косово и во всей Югославии. Военная акция в Косово, несомненно, ускорила падение режима Милошевича. Демократические перемены в Сербии и Югославии приблизили нас к положительному решению проблемы. Во-вторых, в Косово есть определенная обстановка, сложившаяся в течение столетий, это не новый вопрос. Ситуация исключительно сложная, кстати, то же касается и Чечни.

Нет сомнений, что сложные конфликты нельзя решить только военным методом, это одно из заключений после того, что произошло в Косово и Югославии и происходит в Чечне. Надо параллельно с военной акцией предпринимать ряд политических, экономических и социальных решений. Обстановка сегодня более мирная в этом регионе, но далека от той оптимальной, которая должна быть установлена.

Целью вмешательства НАТО в Косово было навести там порядок и предотвратить расползание конфликта по всему региону. И это не удалось. То, что сейчас происходит в Македонии, говорит о том, что албанцы не только не соблюдают те правила которые были согласованы, но, более того, пытаются перенести конфликт на территорию Македонии. На данном этапе единственное решение, которое нас может вывести из этого тупика - это политические и экономические меры, а также некоторые социальные, связанные с соблюдением прав человека.

- Можно конкретнее?

- Например, что касается Албании. Во-первых, я считаю, что Косово должно быть признано как составная и неотъемлемая часть Югославии. Чтобы ни у кого было никаких иллюзий, что это может стать путем к созданию Великой Албании. Во-вторых, что касается Македонии, то там необходимо создание правительства национального единства, с включением албанцев. Они должны быть уравнены в правах с македонцами. Сегодня в Македонии права албанцев начинают признаваться, создано правительство и т.д. С другой стороны, надо очень ясно указать руководителям албанского политического движения, что ползучая аннексия и массовая инфильтрация - это не дорога к созданию независимой Великой Албании. Так сложились исторические обстоятельства, что албанцы проживают и будут проживать в трех или четырех государствах этого региона.

Проанализируйте имевшие место в прошлом году 25 больших внутренних военных конфликтов. Они возникли на разной почве - этнической, языковой, религиозной, культурной, но всегда за ними маячит бесперспективность положения, бедствия, потому что это очень бедные страны. У населения нет никаких перспектив, оно прибегает к крайним решениям. Поэтому экономические условия, а с ними связанны и социальные, могут помочь в длительной перспективе. Нельзя ждать, что большие деньги принесут решения, но несомненно большие деньги очень помогают принять эти решения.

- А если их нет, где их взять?

- Можно сэкономить большие деньги, если относительно малые будут даны до конфликта. Поясню на таком примере. Если бы Югославия своевременно получила нужную ей помощь, несомненно, вопрос военного конфликта был бы устранен. Она занималась бы другими делами, а не Косовскими. У меня была два года назад встреча с Папой Римским, где были заданы примерно такие же вопросы, и я ответил более или менее подобным образом. На что Папа Римский мне сказал, знаете, очень часто бедные страны проживали столетиями мирно и отношения между ними складывались мирно, и вдруг вспыхивает конфликт. Надо задаться вопросом - почему? Его ответ был таков "Главной причиной является неравенство".

- Какое именно?

- Вообще неравенство. Уважение достоинства человека является предварительным условием для того, чтобы обеспечить мир и стабильность внутри страны.

- Если я вас правильно понял, высший результат насильственного установления мира на Балканах, можно назвать скорее успехом, чем неуспехом?

- Я бы сказал умеренный успех. В том смысле, что сегодня мы все-таки ближе к оптимальному эффекту, чем были ранее. Главным препятствием для мира был авторитарный, иногда даже тоталитарный режим, навязанный Милошевичем. Его устранение открыло пути для решения многих вопросов.

- Представители сил КФОР в Косово придерживаются мнения, что потребуется не меньше 10 лет, чтобы здесь был наведен хоть какой-то относительный порядок. Только после этого можно будет говорить о выводе миротворческих сил. Вы согласны с этим?

- Мне кажется, что эти офицеры правы, хотя я не в состоянии точно спрогнозировать сколько это будет длиться. 3-5-10 лет. Например, на Кипре миротворческие силы находятся уже в течении 26 лет, что является своего рода предостережением для мирового сообщества. Это не путь. Навязывание извне всегда очень трудно. Главными должны быть такие методы, которые эффективно втягивают конфликтующие стороны в диалог и поиск решений. Введение войск это крайность. Войска как бы обеспечивают операционное поле для дипломатов, экономистов, предпринимателей, образования, для решения всей совокупности вопросов, которые должны быть там решены.

- Впервые в международной практике была применена гуманитарная интервенция.

- Не впервые, интервенций было намного больше. К примеру, в начале 60-х годов была интервенция в Конго, в ходе которой погибли Даг Хаммаршельд, тогдашний генеральный секретарь ООН, и Патрис Лумумба. Интервенция, предпринятая альянсом НАТО, стала первой по таким масштабам, это правда.

- Необходимо определенное уточнение. Известно, что Россия по-прежнему считает неприемлемым такой способ вмешательства под предлогом защиты прав человека. Ведь при этом принцип прав человека ставится выше ныне существующего международного права, принципа главенствующей идеи ООН, Совета безопасности. Россия до сих пор не согласна с таким подходом. Не происходят ли переоценки в этом отношении и на Западе?

- В некоторой степени переоценки произошли прежде всего в отношении метода ведения интервенции, а вопрос о необходимости самой интервенции не подвергается сомнению. Но то, как она была проведена, в каком масштабе, является предметом очень критических обсуждений.

Хотел бы заострить внимание на том, насколько Россия действительно против такого рода вмешательств. Ведь ее позиция тоже меняется. Мне кажется, что после того, что произошло в Косово, Россия пришла к выводу: дескать, раз НАТО могло это сделать в Косово, то может сделать и в Чечне, что на самом деле произошла как бы расчистка дороги для второй войны. И если интервенция НАТО не привела к окончательному решению вопроса, то и вторая война тоже не приведет к такому решению.

Допускаю, что здесь есть определенные параллели, хотя разница в том, что Чечня является составной частью суверенной России, в то время как Косово является частью Югославской Федерации, а не стран НАТО. Здесь страны НАТО действовали согласно духу, но не согласно букве резолюции; решения Совета безопасности не могло быть из-за того, что две страны, Россия и Китай, были против такого решения.

Возникает закономерный вопрос - об эффективности Совета безопасности. Он может быть эффективен только тогда, когда великие державы сотрудничают, находят совместные решения. Но иногда великие державы занимают позиции в соответствии с их национальными интересами, а не интересами международной общественности, от имени которой они должны действовать. Мировая общественность, мир ожидают, что великие державы будут действовать ответственно, от имени всего сообщества.

- Как в таком случае быть, разве Совет безопасности исчерпал себя?

- Мы ничего лучшего пока не придумали, чем Совет безопасности. Международные структуры безопасности, в том числе и Организация Объединенных Наций и альянсы вроде НАТО, являются по своей природе статическими, их структуры отражают действительность и обстоятельства того времени, в которое они были созданы. Но обстоятельства меняются, безопасность является динамическим процессом, а структуры меняются гораздо медленнее. Парадокс состоит в том, что чем сильнее структуры, тем труднее им меняться.

ООН соответствовала миру в 1945 году. Представьте, в Уставе ООН есть, например, раздел о Совете, который в свое время занимался колониями. Колоний больше нет, но Совет существует, потому что отменить его нельзя, надо было бы менять весь Устав. А на это нет согласия. Есть 53-я и 107-я статьи ООН, которые говорят про вражеские государства, в их числе Германия, Италия, Финляндия, Румыния, Венгрия Болгария, Япония, принадлежавшие в свое время к коалиции созданной третьим рейхом так называемой железной оси. С тех пор все поменялось, демократические государства не только являются членами ООН, но и вносят очень большой вклад в мирный процесс, Финляндия является тому лучшим примером, так же и Германия, но в Уставе все еще находится именно такое постановление, нельзя его отменить, Ибо это означало бы начать ревизию всего Устава.

Вот вопрос, который стоит сегодня: каким образом приспосабливать, трансформировать подобные стратегические структуры, чтобы они отвечали многократно назревшим нуждам и потребностям? Это относится и к Совету безопасности. Есть ряд предложений, среди них - увеличить число постоянных членов Совета безопасности. Не все поддерживают постулат о том, чтобы решения принимались на мировом уровне единодушно. Уже сейчас ООН передает свои полномочия определенным региональным структурам. Она не может заниматься всем. Скажем, европейские вопросы могут решаться европейскими организациями - ОБСЕ, НАТО, Партнерство ради мира, Евроатлантические партнеры, Европейский союз. К сожалению, в других регионах намного меньше таких институтов, но самое важное, что эти институты еще слабы, например Организация арабских стран или Организация африканского единства. Несмотря на это, ООН передает им свои полномочия, чтобы они могли решением конфликтов заниматься.

- Означает ли это, что такие вот гуманитарные акции в перспективе будут предприниматься?

- К огорчению, я считаю, что так и будет. После окончания холодной войны в течение последних 11 лет в мире было 56 конфликтов, которые мы называем большими военными конфликтами в мире. Среди них только три имели межгосударственный характер, все остальные были сугубо внутренними. Они очень осложняют международную безопасность, не только безопасность внутри страны, сошлюсь хотя бы на ближневосточный конфликт - между палестинцами и израильтянами. Он имеет внутренний характер, но в него вовлечены многие страны, не только арабские, но и ряд стран, заинтересованных в том, что происходит на Ближнем востоке. Схожая ситуация и на Балканах. Хотя конфликт между македонцами и албанцами внутренний, на самом деле он втягивает в свою орбиту ряд других стран региона. Методы их разрешения должны быть разные, нельзя применить какую-то одну модель и сказать, что она может применяться и в Чечне, и в Абхазии, и на Балканах, и в Гватемале. У каждой страны своя история, свой опыт, и надо дифференцированно к ним относиться.

Далее. Конфликты имеют внутренний характер, но их решения ни разу не были внутренними, всегда вовлекались другие страны.

Многие говорят о роли России в умиротворении, я могу подтвердить, что ее роль была огромная - и положительная, и отрицательная. В то же время я могу назвать фамилии двух русских офицеров, которые на меня произвели впечатление. Александр Лебедь как командующий 14-й армией, по-моему, сыграл очень положительную роль. И совершенно другой человек, совершенно другого склада, которого я с тех времен очень уважаю, - это Эдуард Воробьев, который был заместителем главнокомандующего сухопутными войсками, он тогда отвечал за миротворческие силы, которые там находились. Если бы не их усилия, тот конфликт, по всей видимости, протекал бы намного более болезненно, и было бы больше жертв, как это происходит в ряде регионов Кавказа.

- Следовательно, внешние факторы могут быть полезны?

- Внешние факторы очень часто играют положительную роль.

- Вы считаете, что такая практика сохранится, какие могут быть в нее внесены коррективы?

- Уроки, связанные с балканской кампанией, сводятся к тому, что надо на очень раннем этапе найти силы внутри страны, которые могут приступить к мирному процессу, могут быть вовлечены в этот процесс. Нельзя этот процесс навязывать извне. Внешние силы очень могут помочь, но людям придется все-таки жить с теми, кто там находится. Естественно, следует разработать новые инструменты, подходы, принципы. Надо учитывать, что военные подготовлены для решения военных вопросов, но они не готовы для решения полицейских задач. Для этого готовят полицейских.

Многие недоумевают: почему Россия не может навести порядок в Чечне, ведь великая держава, а это очень малая территория? Дело в том, что войска не могут победить в такой войне, не могут заменить правопорядка, который должен быть там установлен. Там требуются совершенно иного типа силы. Международная точка зрения сводится к тому, что не надо готовить только военных для принудительных мер в мирном процессе, надо готовить и политических деятелей. Этот процесс начался в рамках Европейского союза. Будут созданы довольно большие полицейские силы. Мое отношение к этому таково, что полицейские должны быть главным образом из местного населения. Потому, что, допустим, полицейские из скандинавских стран, которых послали бы в Чечню, не очень бы помогли, как и в Нагорном Карабахе. Но если бы с помощью внешних факторов, внешних сил, внешних ресурсов подготовить местных людей, то они будут знать традиции, обычаи, нравы, особенности.

Назрела также необходимость совместной разработки нового кодекса поведения, правил игры, потому что, как вы заметили, Россия против того, чтобы ставить права человека выше суверенитета. По моему, такой дилеммы нет. Россия признает права человека и суверенитет, они являются совместимыми, а не противостоящими. Есть некоторые принципы, которые разноречивы, например принцип целостности государства и самоопределение. Надо определиться, если вы за целостность государства, тогда принцип самоопределения должен учитывать целостность государства. Принцип самоопределения в таком случае должен осуществляться прежде всего на основе внутреннего порядка, а не "вплоть до отделения", как это сегодня принято. Раньше или позже такая новая постановка вопросов будет принята, и уже есть ряд мероприятий, которые идут в данном направлении.ТАДЖИКИСТАН И АФГАНИСТАН

- По оценке Совета безопасности России, этим летом ожидаются жаркие бои в Центральной Азии, то есть у России есть опасения за свою защищенность. Ваша оценка ситуации, которая сейчас складывается?

- Нет сомнений, что главная угроза для России - это Юг. Я бы даже расширил этот регион - не только Центральная Азия, но и бассейн Каспийского моря и Кавказ. Не только Северный. Мне кажется, что идут, хотя и медленные, но довольно положительные процессы на Кавказе. И есть возможность достигнуть, по всей видимости, к концу этого года соглашений, которые умиротворят положение в бывших горячих точках. Главным образом я имею в виду конфликт между Арменией и Азербайджаном в связи с Нагорным Карабахом, Приднестровье и может быть ситуацию в Грузии, хотя там она намного сложнее в связи с Абхазией и Южной Осетией. Там обстановка очень сложная, у Шеварднадзе не хватает ресурсов. Его часто в России критикуют, но я считаю, что на самом деле он является гарантом более или менее стабильного развития. Боюсь думать, что могло бы случиться в Грузии, если бы его не было. Надо видеть его положительную роль, также как и роль других лидеров в этом регионе.

Что касается Каспийского моря, ситуация здесь намного более сложная, поскольку, с одной стороны, есть ожидания, что там есть огромные, богатейшие ресурсы нефти и газа. Лично я полагаю, что они весьма преувеличены, хотя может быть я не прав. Но независимо, от этих потенциальных экономических ресурсов, положение осложняют много вопросов идеологического характера. Один из них - расхожее представление об исламской угрозе. Естественно, здесь надо различать два элемента: это не опасность со стороны слабых, как очень часто трактуют, а опасность со стороны агрессивного, экстремистского движения. Ислам является такой же мирной положительной религией, как и христианство, католическая и православная церкви.

Однако причисляющее себя к исламу движение "Талибан" являет собой агрессивную, экстремистскую форму идеологии, крайне опасную, что все осознают. Насколько им удастся привести Центрально-Азиатский регион к серьезным столкновениям и к военному конфликту, для меня открытый вопрос, я не в состоянии на него ответить. Положительную роль в решении этой проблемы могут сыграть США и Россия. И надо чтобы другие лучше понимали реальное положение, которое там есть.

Я бы сказал, что страны Центрально-Азиатского региона после периода увлеченности суверенитетом и самостоятельностью, теперь обращают свой взор к России, так как она является для них центром притяжения. Они чувствуют: если не будет внешней силы, которая им поможет стабилизировать ситуацию и не допустить военных междоусобиц, то они будут обречены.

ОТКУДА ИСХОДЯТ УГРОЗЫ РОССИИ

- Как вы полагаете, будут ли на встрече двух президентов рассматриваться проблемы, связанные со взаимным сокращением стратегических наступательных вооружений? Россия, ратифицировала договор СНВ-2, чего не скажешь о США.

- Я считаю этот вопрос очень принципиальным. Дело в том, что сегодня в Соединенных штатах идет переосмысление в целом концепции контроля вооружений. Тот контроль, который мы унаследовали от прошлого, отражал реалии холодной войны. По мнению многих довольно влиятельных людей, сегодня нам такая концепция не нужна. Правда, так думают далеко не все. Принятая система контроля, считают другие, действовала на самом деле и сыграла очень положительную роль. И надо сделать все, чтобы перенести все лучшее из нее в новую модель отношений между странами. Есть и третья группа, которая убеждена, что, да, контроль вооружений следует сохранить, но его надо модифицировать, приспособить к новым вызовам и нуждам.

Чего я лично опасаюсь: хотелось бы, чтобы решения не принимались в одностороннем порядке, независимо от того, плохие они или хорошие. Скажем, и американцы, и Россия объявляют о намерении сокращать ядерные боеголовки, намного ниже уровня, установленного ранее принятыми договорами. Казалось бы, это такое естественное поле для согласования: раз обе стороны говорят об одном и том же в положительном духе, что здесь плохого? Плохо то, что делается это в одностороннем порядке. Смысл контроля вооружений в том и состоит, чтобы это был именно контроль, чтобы он включал в себя возможность диверсификации, инспекции, определенные процедуры и механизмы, которые не позволяли бы в одностороннем порядке принять то или иное решение и так же просто его поменять. Короче говоря, страны обязывались бы взаимно, в двустороннем порядке и многостороннем.

- Складывается впечатление, что эра стратегических договоренностей, основанных на Договоре по ПРО от 1972 года полностью завершена?

- Да, я так считаю. Уже и сейчас решения, пусть и положительные, нередко принимаются, не взирая на сложившуюся ранее структуру соответствующих договоренностей. Боюсь, что мы, пожалуй, вступаем в период ухода от практики великих договоров, что ситуация будет меняться, причем не в лучшую сторону. Обязательства будут приобретать более политический, чем правовой характер. Ведь правовые обоснования куда более трудоемки и кропотливы, а жизнь часто требует немедленных решений. Великие державы и другие страны могут счесть, что им легче принять то или иное быстрое решение, чем вести очень длительные переговоры.

Я уверен, что подмена правовых норм политическими декларациями - очень скользкий путь, опасный, и раньше или позже придется вернуться к какой-то формуле согласованных решений. Да, иногда политические обязательства играют намного большую роль, чем договора. Но они должны быть согласованы. Если мы говорим в сегодняшнем мире о глобализации, то это означает прежде всего взаимозависимость государств, и в этой области она особенно важна.

- До тех пор пока не произойдут какие-то срывы?

- Я думаю, что этот новый процесс будет длиться не дольше 8-10 лет, до 2010 года. Потому что большинство решений, касающихся сокращений, касающихся имеющихся видов оружия, придется именно на 2007, 2008, 2009 годы. Вообще я вам скажу так, что после окончания холодной войны вооружения потеряли свое приоритетное значение. На первый план в обеспечении безопасности выходят экономические и социальные факторы, они являются сегодня главным инструментом наведения безопасности внутри государств. Не боеголовки. Не случайно в последние годы повсеместно военные расходы падали довольно быстрыми темпами. Российские расходы до 1998 года в течение 10 лет сократились больше чем в 10 раз. Но они падали во всем мире. Главным образом - в России, а также в Европе и в США.

- Почему вы говорите, что мы вошли в новый этап?

- 2000 год был первым годом, когда расходы в глобальном, мировом масштабе начали расти, к слову, в России они выросли на 43%, в других странах намного меньше. В целом они увеличились почти на 800 миллиардов долларов. Это означает, что начинается перевооружение, оно будет охватывать не только новые виды, количество, а и новое качество. Оснащение современной техникой будет дороже. До сих пор мы не до конца понимаем, насколько большое значение будут иметь новейшие технологии, какой они станут революцией в военном деле. Американцы даже придумали такой термин RMA - Революция в военном деле.

- Это относится не только к вооружениям, но и к тактике?

- Все меняется.

- Насколько, по вашим личным оценкам, Россия подготовлена к этой революции?

- В России в течение последних 10-11 лет предприняты попытки военных реформ. Им не доставало последовательности. Попробуем сравнить реформу с ремонтом квартиры. Начало ремонта всегда связано с большим хаосом и беспорядком, никто ничего не может найти, везде много мусора. А потом из этого начинают вырисовываться контуры новой, красивой, чистой квартиры и все, спустя некоторое время, находит свое место. Что касается именно военной реформы в России, то мне кажется, вы как раз переживаете период беспорядка. Впрочем, нет такого государства в мире, где реформа не имела бы таких больших издержек. Положение у вас усугубилось тем, что в России была реформа не только Вооруженных сил, реформировалось вообще все устройство страны, экономика, создавались новые отношения во всех сферах жизни. Поэтому Россия находилась в очень трудном положении. Но мне кажется, что этот период уже уходит в прошлое.

Теперь я бы хотел высказать мысль, которой придаю очень большое значение, и в которой вижу большую опасность. Мир входит в процесс глобализации, с ним связана огромная открытость, транспарентность. Россия воспринимает этот процесс, как процесс объективный, она включается в него. Но одновременно в России пытаются утвердить некую концепцию закрытости, гостайны, все становится более скрытым. Речь идет даже не о свободе прессы. Если судить, например, по СИПРИ, то мы раньше получали информацию, которая была очень достоверной, все более достоверной, а в последнее время мы сталкиваемся с тем, что все становится более закрытым. В конечном счете это не помешает тому, чтобы мир знал о происходящем. Но в России-то ситуация складывается другая.

Доктрина так называемой информационной безопасности наносит намного больше вреда, чем пользы для будущего России.

- Вы делаете акцент на внутренней транспарентности. А о внешней что можно сказать?

- Россия видится как страна более стабильная, предсказуемая и... все менее демократичная. К сожалению, она становится страной, хотя и стабильной, но все более авторитарной, что является для нее большой опасностью. Россия как бы сама себя ставит в ситуацию, когда придется еще раз вернуться к авторитаризму. Говорят, демократия в каждой стране утверждается по-разному. Да, но с одной оговоркой: демократию вы не можете навязать сверху. Такую демократию пытался навязать Шах-ин-Шах в Иране, результаты мы видим до сих пор. Я считаю, что у руководства страны еще есть момент для осмысления того, что интересы тех групп, которые пришли к власти, являются действительно демократией, в совокупности с новыми учреждениями, институтами, механизмами, процедурами.

- В России этот момент недооценивается? Так ли надо вас понимать?

- Я думаю, вряд ли вы найдете другого государственного деятеля в мире, который бы немедленно получил такую поддержку как Владимир Путин. Но суть в том, что в России надо поддерживать не Путина, а демократические преобразования, Путина - тоже, но Россия остро нуждается в демократических институтах. Правила и нормы. они намного важнее тех, кто эти нормы выражает. Все мы смертны, раньше или позже уходим, а правила демократического развития общества должны считаться вечными.


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


Павел Бажов сочинил в одиночку целую мифологию

Павел Бажов сочинил в одиночку целую мифологию

Юрий Юдин

85 лет тому назад отдельным сборником вышла книга «Малахитовая шкатулка»

0
1133
Нелюбовь к букве «р»

Нелюбовь к букве «р»

Александр Хорт

Пародия на произведения Евгения Водолазкина и Леонида Юзефовича

0
799
Стихотворец и статс-секретарь

Стихотворец и статс-секретарь

Виктор Леонидов

Сергей Некрасов не только воссоздал образ и труды Гавриила Державина, но и реконструировал сам дух литературы того времени

0
389
Хочу истлеть в земле родимой…

Хочу истлеть в земле родимой…

Виктор Леонидов

Русский поэт, павший в 1944 году недалеко от Белграда, герой Сербии Алексей Дураков

0
542

Другие новости