Через Москву в Индию

Версия

Восток всегда манил Наполеона Бонапарта. И отнюдь не потому, что великому полководцу и государственному деятелю не давали покоя лавры Александра Македонского. Он, будучи сугубым прагматиком, четко исходил из реалий своего времени. Главным противником Франции, особенно после того, как в стране свершилась революция, всегда считалась владычица морей - Великобритания. Мало того, вступив в смертельную схватку с могущественным островным гигантом, империя Наполеона, не располагая флотом, не могла рассчитывать на быструю победу. Франция искала другие эффективные пути для того, чтобы поставить гордый Альбион на колени. Помимо применения жестких экономических средств континентальной блокады периодически возникала идея военного похода в Индию. В этом геополитическом пасьянсе Наполеона Россия всегда играла ключевую роль.

СОЮЗНИК - ПЕТЕРБУРГ

Идея захвата Индии, владения в которой французы потеряли в Семилетнюю войну 1756-1763 гг., в нашей литературе недостаточно исследована. Она затрагивалась востоковедами в плане внешней политики Франции, но напрямую не связывалась с войной 1812 г. против России. Тем не менее не вызывает сомнения, что с точки зрения французских интересов завоевание Индостана привело бы к полному краху Великобританию и изменило стратегический расклад сил не только в Европе, но и в мире.

Впервые об индийском походе Бонапарт высказывался в 1797 г., еще до экспедиции в Египет. Позднее, придя к власти, он усиленно внушал российскому императору Павлу I мысль о подобном совместном предприятии и достиг определенных успехов. Причем русский монарх, даже не заключив союза с первым консулом Франции, захотел решить эту трудную задачу самостоятельно и отдал приказ о посылке казачьих частей для поиска путей в Индию. Исполнять его пришлось Войску донскому: 22 тыс. казаков (41 полк и две артиллерийские роты) в феврале 1801 г. двинулись через безлюдную Оренбургскую степь на Среднюю Азию, чтобы затем овладеть главной жемчужиной в короне Британской империи.

Эта экспедиция серьезно обеспокоила англичан, и не без их помощи Павел I был убит заговорщиками. А потому, преодолев за три недели 700 верст, казаки получили из Петербурга одно из первых повелений взошедшего на престол молодого Александра I о возвращении на Дон.

Смерть Павла I в 1801 г. перечеркнула на время восточные планы "корсиканского выскочки". Однако Наполеон не переставал обдумывать новые проекты и подготавливать почву для их осуществления. В 1805 г. добровольный аналитик петербургского кабинета эмигрант Вернег доносил о замысле французского императора "с помощью толпы своих агентов, козней и самых сильных средств добраться до английских колоний в Великой Индии. Это единственный способ поразить эту державу в самом источнике ее кредита и богатства и ударить на нее, так сказать, с тылу". Высказанное мнение подтверждалось и базировалось на конкретных фактах. Еще до Тильзитского мира Наполеон послал в Азию с разведывательными целями миссии Ромье и Жобера, затем направил в Иран посольство генерала Гардана. В мае 1807 г. между Францией и Персией был подписан договор в Финкенштейне, одна из статей которого гласила, что шах согласился обеспечить французской армии беспрепятственный проход в Индию через свои владения.

Вряд ли можно подвергать сомнению серьезность этого дипломатического документа. Наполеон не стал бы предпринимать каких-либо необдуманных шагов в разгар войны с Россией. По всей видимости, он не сомневался в победоносном окончании кампании 1807 г. и надеялся заключить союз с царем. В таком случае французские войска могли попасть в Иран через русскую территорию. Среди персонала Гардана в Персии находилось много офицеров, которые легально занимались там топографической съемкой местности. В результате их деятельности появился на свет детально проработанный проект похода через Иран в Индию с подробным указанием дорог и подсчетом времени каждодневных переходов.

В Тильзите Наполеон пытался соблазнить Александра I предложениями о разделе Османской империи. Позже он неоднократно возвращался к идее объединенного франко-русского похода через Турцию в Иран. В письме к царю от 2 февраля 1808 г. французский император выдвинул следующую программу: "Если бы войско из 50 тыс. человек русских, французов, пожалуй, даже немного австрийцев направилось через Константинополь в Азию и появилось бы на Евфрате, то оно заставило бы трепетать Англию и повергло бы ее к ногам материка".

ОТ НЕМАНА К... ГАНГУ

Однако втянуть в фарватер своей внешней политики Россию Наполеону не удалось, а обострение франко-русских противоречий с 1810 г. видоизменило и идею совместного похода: император решил силой добиться согласия Зимнего дворца на это предприятие. В разговоре со своим генерал-адъютантом графом Луи Нарбонном в апреле 1812 г. он следующим образом прогнозировал развитие событий: "...чтобы добраться до Англии, нужно зайти в тыл Азии с одной из сторон Европы... Представьте себе, что Москва взята, Россия сломлена, с царем заключен мир или же он пал жертвой дворцового заговора.., и скажите мне: разве есть средство закрыть путь отправленной из Тифлиса великой французской армии и союзным войскам к Гангу; разве недостаточно прикосновения французской шпаги, чтобы во всей Индии обрушились подмостки торгашеского величия?"

Это мемуарное свидетельство подтверждается другими документами. 14 апреля 1812 г. руководитель французской разведки в герцогстве Варшавском барон Эдуард Биньон представил министру иностранных дел Югу Маре пространную записку о главных задачах готовящейся войны. Анализируя обширные подготовительные мероприятия и собранные силы, Биньон решил ответить на вопросы, что могло быть достойным призом такому огромному усилию и какая цель достаточно грандиозна, чтобы заслужить такое развертывание средств. По его мнению, "ослабление России, ограничение этой державы границами старой Московии не станет достаточным вознаграждением за убытки чрезмерного передвижения".

Барон считал, что русская армия, так же как прусская, превратится в "послушный инструмент" в качестве вспомогательной силы, ибо никто не сможет "остановить поступь корпусов, вступающих в бой". Четко определялось: в конечном итоге они должны прийти в Индию, а Россия к ним "присоединится или добровольно, или вследствие законов победы и будет привлечена к великому движению, которое должно изменить лицо мира". Разведчик даже представил детальное изображение будущих действий - в глубину Азии будет направлен контингент "из трети или четверти европейской армии, идущей нанести смертельный удар Англии, между тем остальные разместятся на берегах Вислы, Двины и Днепра, чтобы гарантировать тыл тем, кто будет участвовать в экспедиции".

Сохранить свои замыслы в полной тайне Наполеону не удалось. Еще до начала военных действий они стали известны наследнику шведского престола и бывшему французскому маршалу Жану Батисту Бернадоту, имевшему личные каналы информации в Париже. В марте 1812 г. через генерала Петра Сухтелена он передал Александру I, что Наполеон в течение двух месяцев рассчитывает разгромить русские войска, заключить мир, по условиям которого объединенная русско-французская армия направится сначала против турок, затем войдет в Иран, а впоследствии проникнет в Индию, планируя осуществить эти планы за три года.

Слухи об индийском проекте Наполеона проникли и в самые разные российские общественные круги. Во всяком случае, свои суждения о индийском плане Наполеона высказывали многие современники событий. Денис Давыдов, порицавший отступление русских армий к Москве, считал, ссылаясь на общее мнение, что в случае подписания мира с Наполеоном 100 тыс. русских вместе с французами отправятся на завоевание Индии. Аналогичный вывод о том, что французский император собирался из России идти в Индию, поддерживали и многие участники событий и первые историки 1812 г.: Петр Чуйкевич, Александр Булгаков, Павел Граббе. Даже в известной брошюре "Отступление французов", написанной в Главной квартире русской армии, по следам военных событий в декабре 1812 г. утверждалось, что русские разрушили французские мечты "о походах в Персию и Индию".

Реализация индийского проекта в первую очередь зависела от успехов французского оружия на полях сражений. Поэтому не случайно позднее Анри Жомини вложил в уста Наполеона следующую фразу: "Предполагали, что я имел намерение идти в Индию через Персию, я и не отрекаюсь: мне приходила на мысль возможность подобной экспедиции; но экспедиция эта была обстоятельством второстепенным, совершенно подчиненным тому, в каких отношениях останемся мы с санкт-петербургским кабинетом".

...Так или иначе, но многие солдаты и офицеры наполеоновской армии в 1812 г., еще перед переходом Немана, считали, что их ведут "в глубь сказочной Азии".

ПУТЬ ПРОКЛАДЫВАЛИ РАЗВЕДЧИКИ

Об акциях наполеоновских разведслужб в глубине русской территории известно немного. Приведем лишь несколько фактов.

В 1811 г. агентурная группа в составе полковника Александра Платтера, майора Пикорнеля и топографа Крестковского тайно проникла в Россию. Под видом отставных русских офицеров, снабженные соответствующими документами, они совершили длительный вояж по стране (побывали в Москве и в девяти губерниях). После чего Крестковский был отправлен с полученными сведениями обратно, а двое других продолжили путешествие через Поволжье к Оренбургу для выяснения возможностей похода в Индию.

Этот маршрут следования отнюдь не выглядел случайным. Именно через оренбургские степи в 1801 г. император Павел I приказал идти донским полкам под командой войскового атамана Василия Орлова для поиска путей в Индию. Ряд неудач и случайностей помешал наполеоновским эмиссарам добраться до намеченной цели, и они вынуждены были повернуть на Дон, где 5 августа 1812 г. Платтера арестовали. Пикорнелю удалось скрыться.

С этим любопытным случаем трудно не сопоставить ему подобный. В начале 1813 г. в Астрахани оказался другой французский секретный агент - Адам Моретти (он представлялся Петром Ивановым), проживавший в России под видом учителя. В 1812 г. он в переехал сначала в Уфу, затем побывал в Оренбурге, а позже отправился в Астрахань, где и был задержан. При обыске в двойном дне его дорожного сундука обнаружили инструменты для съемки местности и план Оренбурга с расположением воинских частей.

Нет сомнения, что французские разведывательные службы задолго перед войной получили задание осуществить информационную подготовку индийского проекта. Явно не случайно наполеоновские разведслужбы проявляли и особый интерес к казачьим регионам, особенно к колыбели российского казачества - Дону. О намерениях французов "взбунтовать донцов как народ, к которому они имеют особое уважение и благорасположение, которого желают снискать ласкою", писал в 1812 г. в своих письмах английский представитель в русской армии Вильсон.

Действительно, наполеоновская разведка проявляла огромный интерес к сынам донских степей. Еще в 1808 г. неизвестный французский информатор доносил из России в Париж, что "казаки терпеть не могут жителей Великороссии, почти так же, как ирландцы - англичан". Такого рода заявления в агентурных донесениях наполеоновских резидентов в России являлись характерными и для последующих лет. Вот типичный образчик в разведывательном послании 1811 г.: "...если вспыхнет война, казаки, которые очень недовольны, будут плохо сражаться, и легко можно поднять их на восстание, обещая им независимость". Еще раньше, в 1810 г., французская разведка отправила на Дон двух агентов для сбора сведений, а также с целью проведения антирусской пропаганды. Сам Наполеон перед походом в Россию сделал заказ историку Мишелю Лезюру написать специальную работу - "Историю казаков".

Стойкая этносоциальная отчужденность казачества от прочих жителей страны на самом деле реально существовала как до, так и на протяжении всей истории Российской империи. Но степень этой дистанцированности и отгороженности от других слоев общества наполеоновские разведки чрезмерно преувеличивали. Во власти такой в корне ошибочной убежденности находились многие генералы Наполеона. Особенно грешил слабостью к казакам неаполитанский король маршал Иоахим Мюрат, злые языки даже приписывали легкоувлекающемуся шурину Наполеона мечты о создании отдельного казачьего царства по заключении мира. Во время и после сдачи Москвы русские завязали контакты с французским авангардом, находившимся под его командованием. Мюрат был растроган изъявлениями восхищения и уважения, расточаемых в его адрес казаками.

Вот почему нельзя исключить, что в условиях постоянного соприкосновения с донскими полками наполеоновские эмиссары действительно, прощупывая казачьи настроения, попытались сделать недвусмысленные предложения кому-либо из близкого окружения донского атамана Матвея Платова. После этих сношений даже поползли упорные слухи о переговорах донцов с французами и о возможной их измене. Окончательно иллюзии по отношению к казачеству у Наполеона и его окружения рассеялись лишь в течение русской кампании 1812 г.

СМЕЛОСТЬ ОТ НЕЗНАНИЯ

Приведенные выше факты подтверждают мнение о том, что Наполеон в 1812 г., стремясь достичь европейского господства, ставил перед собой долгосрочные цели. Если анализировать его индийский проект с позиций сегодняшнего дня, то он, безусловно, представляется не столько смелым, сколько утопичным, поскольку налицо контраст между возможными планами и реальными возможностями для их осуществления.

Авантюризм действий французского императора помимо субъективного фактора объясняется крайне скудной информацией об Азиатском регионе: ведь многие европейцы, современники событий, считали такой план вполне осуществимым. Например, император Павел I в письмах 1801 г. к генералу от кавалерии Василию Орлову считал, что его казачий отряд (22 тыс. казаков) пройдет путь от Оренбурга через Хиву и Бухару до Индии за три месяца. Причем задуманная экспедиция 1801 г. отправилась без какой-либо разведки местности, предварительных сношений со среднеазиатскими ханами, не обладая сведениями о возможностях и особенностях этого региона. Не был даже составлен маршрут - Орлову лишь выдали карту. Поэтому вполне естественно, что даже во время прохождения по российской территории казаки встретили неимоверные трудности.

А какими бы оказались осложнения при их дальнейшем продвижении?

Поскольку сама идея индийского проекта 1812 г. передавалась Наполеоном на словах, а проекта как такового в детально разработанном виде не сохранилось, мы можем лишь реконструировать его по представленному в 1800 г. Павлу I плану тогда еще первого консула Франции. Он был прислан российскому императору генералом Дюроком и сохранился в двух вариантах. По замыслу Бонапарта, 70-тысячный экспедиционный корпус (половина французов, половина русских, из них 10 тыс. казаков) под командованием тогда еще генерала Андре Массена должен был за 120-130 дней (май-сентябрь 1801 г.) достичь берегов Инда. Планировалось, что французские части соберутся на Дунае, русский флот перебросит их в Таганрог, а оттуда по Дону они прибудут к Царицыну. Затем по Волге приплывут в Астрахань, где к ним присоединятся русские войска. На это отводилось 80 дней. Впоследствии объединенный экспедиционный корпус через Каспийское море попадет в персидский город Астробад, после чего он благополучно достигнет правого берега реки Инд. И на все эти действия отводилось... 50 дней! Конечно, Наполеон не мог не отдавать себе отчета в том, что на пути претворения в жизнь этого замысла встретятся немало непредвиденных трудностей, и это обстоятельство его беспокоило. Он прямо задавал Павлу I вопрос о том, каким образом русско-французская армия "проникнет в Индию сквозь страны почти дикие, бесплодные, свершая поход в триста лье от Астрабада до пределов Индостана?" Как ни парадоксально, но русский царь постарался рассеять его опасения, выразив большой оптимизм и уверенность в успехе предполагаемой акции.

Без всякого сомнения, Наполеон после 1800 г. расширил свой диапазон сведений по интересующим его восточной проблематике (чему во многом способствовали французские ученые, дипломаты и разведчики), но в целом взгляды французского императора не выходили за рамки общих европейских представлений. Поэтому можно предположить, что он, как и в 1800 г., продолжал мыслить в шаблонах представленного Павлу I плана индийской экспедиции. Возможно, после получения дополнительной информации произошли некоторые изменения в его воззрениях о количестве войск и сроках, необходимых для проведения такой операции. В деталях, в частности в выборе маршрутов движения для экспедиционной армии, никаких перемен не было, о чем свидетельствовала определенная географическая направленность усилий французской стратегической разведки перед 1812 г.

Однако англичане всерьез опасались реализации наполеоновского замысла. Видимо, не случайно в 1809 г. и даже в 1814 г. с Персией были заключены соглашения, запрещающие пропуск через иранскую территорию в направлении Индии войск иностранных государств. Мало того, персы должны были стараться побудить к аналогичным действиям Хиву, Бухару, Коканд и Кашгар.

Необходимо отметить и своеобразное "опьянение", которое испытывали многие высшие чиновники в парижских коридорах власти после цикла громких наполеоновских побед. Хмель быстрых успехов легко кружил головы. Психологические сдвиги, порожденные ростом военного могущества, внушали иллюзии Наполеону и его окружению в отношении исхода любой операции в предстоящей борьбе. В то же время французский полководец не мог предположить всех трудностей, которые встретились бы на пути претворения в жизнь такого мероприятия: он слабо представлял себе обстановку не только в Индии, Средней Азии и на Кавказе, но и, что особенно тогда было важно лично для него, в России.