Валерий Яременко Совсем недавно был наконец-то снят гриф секретности со многих материалов Центрального архива Министерства обороны России. Впервые стали доступны для изучения совершенно уникальные документы. Сегодня мы познакомим наших читателей с некоторыми страницами архивных дел, рассказывающих о завершающем этапе войны в Европе.
НЕМЕЦКИМ МЯСОМ ПО РУССКОМУ ЖЕЛЕЗУ
Зима 1945-го. Советские войска вступили на территорию Германии, в "логово зверя", как писали тогда газеты.
"Если обратиться к доводам разума, то ожидать немецкой победы уже нельзя, а представить себе немецкое поражение очень уж тяжело, - говорил командир 432-й запасной дивизии генерал-лейтенант Люббе. - Впрочем, терять немцам уже нечего. Все равно в случае поражения Германия погибнет".
Война с Россией шла вразрез с традициями немецкой военной науки, считает командир пехотной дивизии "Бервальде" генерал-лейтенант Рейтель. Потенциальная мощь России была недооценена. И теперь больше всего генерала пугали страшные перспективы поражения Германии. Как же так, страна перестанет существовать как самостоятельное государство, будет поделена между победителями, а большинство мужчин "направится в рабство". Самое печальное то, что государство лишится "нацистской системы управления", наиболее подходящей для немецкого народа. Ведь, с точки зрения Германии, основной заслугой этой системы является политика "поддержания чистоты расы и вытекающее отсюда признание прав немецкого народа на мировое господство".
Фактически с начала 1945 года Германией правят три человека - Мартин Борман, Генрих Гиммлер и Йозеф Геббельс. Фюрер отошел на второй план и находится в крайне тяжелом психическом состоянии, свидетельствует штурмбаннфюрер Нейхаус, ведавший в имперском руководстве СС вопросами религиозных культов. Возле Адольфа Гитлера постоянно вертится некая Кете (Ева) Браун одна из сотрудниц известного фотографа нацистской партии Гоффмана. Каков характер их связи, никто не знает. Да и о существовании этих отношений известно лишь ограниченному кругу лиц. Вообще же, рассуждал крупнейший знаток подноготной германской верхушки, в стране за спиной "влюбленного фюрера творится алчная жестокость", его ближайшие последователи по-прежнему были уверены в том, что если ежечасно внушать военным и гражданским непомерный фанатизм, то можно будет "немецким мясом пробить русское железо".
Пропагандистская машина Германии работала на полную мощь. Солдатам и мирным жителям внушали, что у Гитлера есть "новое оружие и новые соединения", что уже весной германская армия перейдет в контрнаступление и отбросит "большевистскую сволочь за пределы Великогерманской империи". А главное - внушалась мысль, что русские хотят перестрелять всех немцев. "Представьте себе, - говорил солдатам лейтенант Петтеер из 20-й танковой дивизии, - что будет с нашими семьями, когда русские придут в наши дома. Они всех уничтожат!"
ЭТИ УЖАСНЫЕ РУССКИЕ
Антирусская истерия буквально захлестнула Германию. Восемь миллионов немцев, движимые чувством страха и предписаниями фюрера, покинули восточные районы страны. При этом главари рейха настаивали, чтобы жители уносили с собой все ценное имущество, а оставшееся уничтожали, сжигали, продукты делали негодными к употреблению. "На оставленной врагу немецкой земле не должно быть ни пищи, ни крова, - требовал Гитлер. - Всякий нарушивший мою волю будет караться по законам военного времени как изменник родины".
Вот содержание листовки, которую распространяли в полосе наступления советских фронтов: "Действительность сталкивает нас с чудовищными зверствами большевиков. Они не люди, которых можно мерить масштабами цивилизации. Это дикие орды с низменнейшими инстинктами и жаждой крови, которых мы, немцы, ни представить, ни объяснить себе не можем. Они не знают никакой пощады и получили от евреев и еврейских комиссаров свободу убийств и разрушений на немецкой земле..."
А Красная армия стремительно продвигалась вперед. Немцы не успевали эвакуироваться и уходили в леса и болота, скрываясь от "неминуемой большевистской кары". В районе Данцига бойцы 23-й артиллерийской дивизии в одном из сараев обнаружили одиннадцать детей в возрасте от 2,5 до 15 лет и четырех женщин 39-40 лет: у одних перерезано горло, у других - вскрыты вены. Те, в ком еще теплилась жизнь, от медицинской помощи отказывались, - лучше умереть, чем жить с русскими. Единственный мужчина и, как оказалось, инициатор этой акции Эрвин Шварц показал, что руководствовался указаниями фашистской партии - "борись чем можешь и как можешь против русских войск". И, кроме того, он был уверен, что в округе сразу бы распространился слух, что все это совершили советские солдаты, те самые "орды с жаждой крови и мести".
В районе села Медниц, отмечал в одном из донесений член Военного совета 1-го Украинского фронта генерал-лейтенант Крайнюков, не успевшие эвакуироваться 58 женщин и подростков перерезали себе вены на руках из страха, что Красная Армия заберет их в сибирскую каторгу. В ряде населенных пунктов были зарегистрированы факты самоповешения. "Немецкое население встречает приход Красной армии с ужасом и страхом за свое будущее, - резюмировал генерал. - Его отношение к нашим войскам на оккупированной территории остается враждебным. Совершаются террористические акты, в тыл фронта засылаются шпионы и диверсанты. Ведется "отстрел" русских офицеров".
В селе Брайтенмарт, сообщал в Москву начальник политического управления 1-го Украинского фронта генерал-майор Яшечкин, жители перед уходом "выбили все стекла в домах, разбили посуду, распороли подушки. Один дом был цел. В нем нашли три трупа красноармейцев. Как выяснилось, в комнате был накрыт стол, стояли три бутылки шнапса, лежали огурцы и сало. В продуктах содержался мышьяк и неизвестный яд мгновенного действия".
РАЗНУЗДАННЫЕ МСТИТЕЛИ
"Немец - твой враг", - в течение пяти лет неустанно внушалось советским бойцам и командирам. Неудивительно, что, вступив на территорию Германии, красноармейцы повели себя именно как мстители, но никак не освободители.
"Наблюдаются случаи исключительно плохого поведения военнослужащих, - докладывал в политуправление 1-го Белорусского фронта начальник политотдела 8-й гвардейской армии генерал-майор Скосырев. - Некоторые военнослужащие дошли до того, что превратились в бандитов, расстреливают немцев, насилуют и мародерствуют. К примеру, боец 350-го штурмового полка Максим Федорович бродил по расположению части "без должного воинского вида - шинель в беспорядке, на ремне немецкий кинжал, в руках пистолет, который не положен рядовому, на руках кольца... При обыске в его карманах и голенищах сапог обнаружено: четыре бумажника, игральные карты, 4 тыс. оккупационных марок, 300 польских злотых, два пистолета, машинка для стрижки волос, четыре ножа, двое ручных и одни карманные часы, две лупы, одна золотая монета достоинством 10 тыс. марок, две русские (николаевские) золотые монеты по 10 рублей, три браслета, 11 золотых и простых колец, две брошки, перламутровый кошелек, несколько флаконов духов; под шинелью - кожаное пальто ...Установлено, что боец в целях грабежа ходил по квартирам и забирал у немцев ценные вещи".
Военный прокурор 1-го Белорусского фронта генерал-майор юстиции Яченин докладывал: старший лейтенанг Энчиватов в нетрезвом состоянии ходил по домам и насиловал женщин; красноармейцы 157-го отдельного погранполка Иванов и Мананков изнасиловали двух немок.
В отмеченных случаях рядовые бойцы привлекались к дисциплинарной ответственности, члены ВКП(б) - еще и к партийной. Отдельные дела передавали в трибунал.
Настоящая борьба с "беззаконием" началась после 20 апреля, когда Сталин подписал специальную директиву за номером 11072, предписывающую решительным образом изменить отношение к немцам - как к военнопленным, так и к гражданским. Жестокое обращение с немцами, отмечалось в документе, вызывает у них боязнь и заставляет их упорно сопротивляться.
В соответствии с директивой командующие фронтами отдали приказ: "В самый кратчайший срок навести необходимый порядок, в нужных случаях применяя суровые меры наказания". Армейских командиров обязали довести содержание документа до всего личного состава и каждые пять дней докладывать по инстанции о проводимых мероприятиях.
Из распоряжения командующего войсками 1-го Белорусского фронта Георгия Жукова: "Требую прекратить самовольное изъятие у немцев их личного имущества, за исключением "неотложных нужд боевых частей"; решительно бороться с "незаконными заготовками продовольствия и мяса". Коменданты обязаны "собирать брошенное немцами бытовое имущество и выдавать его частям под посылочный фонд только с разрешения военных советов армий, начальников тылов армий и командиров отдельных корпусов".
В начале мая член Военного совета 3-й ударной армии генерал-майор Питвинов докладывал Жукову, что "в результате проведенной большой работы коренным образом изменилось отношение наших военнослужащих к немцам и вместе с тем изменилось отношение немцев к нашим бойцам".
Основная тяжесть "разъяснительных мероприятий" ложилась на спецпропагандистов. Инструкторы по работе среда войск и населения противника, литераторы и переводчики становились проводниками политики Москвы. Листовки, звуковещательные станции, а позже и газеты на немецком языке были чуть ли не единственным источником информации. Благодаря им население скоро поняло, что русские - нормальные люди, с которыми можно не только общаться, но и восстанавливать разрушенную страну.
ЗАБОТА О ФАШИСТАХ
Однако вернемся в стан врага. Как воевали, о чем думали и мечтали "непобедимые солдаты фюрера" на собственной земле? "Война на территории Германии морально убивает нас, - говорил унтер-офицер Рунте из 359-й пехотной дивизии. - Мы уже забыли, когда на территории Германии велись войны".
В армейских газетах на видных местах публиковались списки казненных. "Ефрейтор Гюнгер Шульц, 20 лет, и старший ефрейтор Гейнц Вагнер, 18 лет (штабная рота 832-го пехотного полка), бежали из своего подразделения и через два дня были задержаны в районе дивизионного тыла. 13 февраля оба за дезертирство военно-полевым судом приговорены к смертной казни". Только в Берлине и его пригородах ежедневно расстреливалось до 30 военнослужащих.
В то же время солдаты понимали, что любое сопротивление уже не спасет Германию. По мере продвижения Красной армии рушились последние надежды. "Вначале мы надеялись на сверхмощное оружие и новые части, - обобщал размышления в солдатских окопах рядовой Эвальд Шалленберг из 20-й танковой дивизии, - затем полагались на провидение, которое убережет страну от поражения, наконец, связывали будущее с согласием Англии и Франции выступить совместно против большевизма. Но все пошло прахом. Где уж нам выиграть войну, когда мы не можем остановить русских".
Апатия достигла апогея в ходе Берлинской наступательной операции. С середины апреля 1945 года, признавал адъютант командующего группой армий "Центр" полковник фон Белов, "германские солдаты не хотят воевать, а считают за лучшее разойтись по домам".
Второго мая берлинский гарнизон капитулировал. Перед советским командованием встала задача восстановить нормальную жизнь в разрушенном городе. Спустя несколько дней заработали военные комендатуры, которые должны были обеспечить введение жесткого оккупационного режима для немецкого населения, наведение строгого военного порядка в среде военнослужащих Красной армии, сбор и охрану трофейного имущества. При формировании местных органов власти особое внимание обращалось на то, чтобы они состояли исключительно из "лиц антифашистски настроенных". Приоритеты отдавались "членам подпольных организаций, германским коммунистам, социал-демократам, беспартийным рабочим, работникам науки и искусства, другим антифашистам". Учитывали "профессионализм и желание трудиться".
Просто диву даешься, читая донесения и сводки с советско-германского "трудового фронта". К 9 мая 1946 года пущена первая очередь берлинского метро (6 км), налажено водоснабжение, в отдельных районах города появилось электричество. Открылось 25 кинотеатров (показывали в основном советские фильмы), ежедневно их посещало до 25 тыс. берлинцев. К середине месяца были готовы к открытию драматический и камерный театры, огромный концертный зал; вещали радиоточки, 80-тысячным тиражом выходила местная газета; в 20 районах работали отделения городского банка. Каждый житель ежедневно получал (как правило, из армейских складов) по 200-300 г хлеба, 25 г мяса, 50 г сыра, 50 г смальца, 100 г селедки; дети - полтора литра молока. В считаные дни в почти полностью разрушенном городе удалось открыть детские сады и церкви, парикмахерские и аптеки, хлебопекарню и колбасный завод.
"Отдельные немцы воспринимают наши меры как акт величайшего великодушия", - докладывал в Москву член Военного совета 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенант Телегин. Более того, когда они узнали откуда-то о возможном переходе в Трептовский район американцев, то стали настойчиво просить берлинского бургомистра "возбудить ходатайство перед русским командованием оставить район за русскими, которые будут лучше обращаться и лучше кормить, чем американцы".
Наряду с лояльностью к советской военной администрации нередко проявлялись и "настроения недовольства". Немцы беспокоились за уцелевшие собственные квартиры, в которые заселялись красноармейцы, не могли понять смысла изъятия радиоприемников, фотоаппаратов. "Но главное, - говорила советским представителям некая Шеффер, - увозится оборудование заводов, которое нам потребуется для мирного строительства".
А потому во всем необходим был строгий учет интересов, как собственных, так и немецких. Результаты первых недель работы советской военной администрации в Германии в обобщенном виде выразил пастор Эрнст Шлихер: "Мероприятия, проводимые советским командованием, расцениваются немецким народом как справедливые, вытекающие из военных условий".
Дарья Гармоненко