Юрий Юдин
Фантастическая армия Симона Петлюры казалась киевлянам войском ряженых, сошедших прямо с подмостков украинской оперы. Кадр из сериала «Белая гвардия». 2012
В начале романа Тургенева «Рудин» изображается вечер в провинциальном обществе, где Африкан Пигасов, демонический остряк и кокетливый мизантроп, между прочим заявляет: «Если б у меня были лишние деньги, я бы сейчас сделался малороссийским поэтом».
У Пигасова спрашивают: «Разве вы знаете по-малороссийски?» – «Нимало; да оно и не нужно… Стоит только взять лист бумаги и написать наверху: «Дума»; потом начать так: «Гой, ты доля моя, доля!» или: «Седе казачино Наливайко на кургане!», а там: «По-пид горою, по-пид зеленою, грае, грае воропае, гоп! гоп!» …И дело в шляпе. Печатай и издавай. Малоросс прочтет, подопрет рукою щеку и непременно заплачет – такая чувствительная душа!»
Один из присутствующих возражает: «Помилуйте!.. Это ни с чем не сообразно. Я жил в Малороссии, люблю ее и язык ее знаю... «грае, грае воропае» – совершенная бессмыслица!» – «Может быть, а хохол все-таки заплачет».
Пигасов, конечно, пошляк и провокатор. Но невзначай он все же сообщает нечто существенное об украинском характере и украинской почве. Со времен Гоголя и Шевченко мы знаем, что природа Украины исполнена меланхолической поэзии, а культура ее не чужда и буйной фантасмагории. А кинематограф Довженко, Параджанова и их последователей только укрепил эту славу.
В наброске Пигасова мелькает еще одно ключевое словечко. «Воропай» в старых говорах значило: насильник, разбойник (от «вороп» – разбой, набег). Так что Наливайко из «думы» именно казак-разбойник. В Гражданскую его назвали бы бандитским атаманом, а сегодня – полевым командиром. Но во все века это фигура для Украины характерная, потому что боевые действия здесь неизменно приобретают оттенок этакого Гуляй-поля.
«СЛУХИ ГРОЗНЫЕ, УЖАСНЫЕ»
Патриотические мифы и пропагандистские фейки – неотъемлемая часть информационной войны, она всегда сопровождала боевые действия. А теперь военные теоретики даже выделяют ее в отдельную дисциплину.
Но на земле Украины мифы и фейки расцветали особенно махровым цветом.
Первые же страницы романа Булгакова «Белая гвардия» вводят нас в самое средоточие действия – квартиру Турбиных, оазис тепла и уюта. Хотя война и стужа бушуют прямо за ее порогом.
Этот заповедник изображен с помощью ряда символов-лейтмотивов: рождественская елка, кремовые шторы, часы с музыкой. И в особенности печь-голландка в столовой. «Часы, по счастью, совершенно бессмертны, бессмертен и Саардамский плотник, и голландский изразец, как мудрая скала, в самое тяжкое время живительный и жаркий».
Правда, на втором году революции всеобщая вражда оставляет следы и на этом семейном алтаре. Печь покрывается хроникой городских слухов, признаньями в любви, проклятьями большевикам, здравицами государю императору.
«Если тебе скажут, что союзники спешат к нам на выручку, – не верь. Союзники – сволочи».
«Слухи грозные, ужасные, Наступают банды красные!»
Рисунок красками: голова с отвисшими усами, в папахе с синим хвостом. Подпись «Бей Петлюру!»
Руками Елены и нежных и старинных турбинских друзей детства – Мышлаевского, Карася, Шервинского – красками, тушью, чернилами, вишневым соком записано:
«Елена Васильевна любит нас сильно, кому – на, а кому – не».
«Леночка, я взял билет на Аиду. Бельэтаж № 8, правая сторона».
«1918 года, мая 12 дня я влюбился». – «Вы толстый и некрасивый». – «После таких слов я застрелюсь» (Нарисован весьма похожий браунинг).
«Да здравствует Россия! Да здравствует самодержавие!» и т.п.
Резюмирует всю эту переписку знаменитая надпись печатными буквами, рукою Николки: «Я таки приказываю посторонних вещей на печке не писать под угрозой расстрела всякого товарища с лишением прав. Комиссар Подольского райкома. Дамский, мужской и женский портной Абрам Пружинер. 1918 года, 30-го января».
И в самом деле, нехорошо получается. Печь – сакральный центр дома Турбиных. Не только реальный, но и символический очаг. А письмена на ней – род кощунства. Они не только предрекают трагические коллизии, но и в некотором смысле провоцируют их.
ПОД ОБЩИМ НАРКОЗОМ
Константин Паустовский (кстати говоря, соученик Булгакова по киевской гимназии) в мемуарной «Повести о жизни» изображает то же время и место: Киев, 1918–1919, нашествие Петлюры, а затем Красной армии.
«Петлюра больше всего надеялся на французов, занимавших в то время Одессу. С севера неумолимо нависали советские войска.
Петлюровцы распускали слухи, будто французы уже идут на выручку Киеву, будто они уже в Виннице, в Фастове и завтра могут появиться даже в Боярке под самым городом бравые французские зуавы в красных штанах и защитных фесках. В этом клялся Петлюре его закадычный друг французский консул Энно.
Газеты, ошалевшие от противоречивых слухов, охотно печатали всю эту чепуху, тогда как почти всем было известно, что французы сиднем сидят в Одессе, в своей французской оккупационной зоне...
Слухи при Петлюре приобрели характер стихийного, почти космического явления, похожего на моровое поветрие. Это был повальный гипноз».
Слухи эти потеряли свое назначение, пишет Паустовский. Они приобрели новую сущность: превратились в средство самоуспокоения, в наркотическое лекарство.
«Люди обретали надежду на будущее только в слухах. Даже внешне киевляне стали похожи на морфинистов. При каждом новом слухе у них загорались до тех пор мутные глаза, исчезала обычная вялость, речь из косноязычной превращалась в оживленную и даже остроумную...
Даже самые матерые скептики верили, что Украина будет объявлена одним из департаментов Франции и для торжественного провозглашения этого государственного акта в Киев едет сам президент Пуанкаре. Или что киноактриса Вера Холодная собрала свою армию и, как Жанна д’Арк, вошла на белом коне во главе своего бесшабашного войска в город Прилуки, где и объявила себя украинской императрицей.
Одно время я записывал все эти слухи, потом бросил. От этого занятия или смертельно разбаливалась голова, или наступало тихое бешенство. Тогда хотелось уничтожить всех, начиная с Пуанкаре и президента Вильсона и кончая Махно и знаменитым атаманом Зеленым, державшим свою резиденцию в селе Триполье около Киева».
Стоит ли сегодня удивляться, что киевляне в большинстве своем верят: их доблестные войска с западной помощью одержат неминуемую победу над клятыми москалями. И покойный Аркадий Бабченко на танке «Абрамс» въедет на Красную площадь.
Киевляне были такими доверчивыми всегда. И это связано скорее с почвой, чем с национальным характером: Киев в 1918 году – русскоязычный город, переполненный беженцами из Москвы и Питера.
ОТ БАЛЕТА К ГОПАКУ
Это силовое поле украинских фейков в пору Гражданской войны выплескивалось и за границу. Журналист-эмигрант Иван Народный писал о судьбе балерин бывших императорских театров при советской власти:
«Госпожа Гельцер нашла себя в большевицком театре и танцует в балете «Призрак буржуя», где ее пытается соблазнить куртуазный призрак в виде гигантского гриба. Но отдается она грубому и сильному Геркулесу-пролетарию, уносящему ее за сцену.
Тамара Карсавина, спасаясь от посягательств со стороны влиятельного большевика, сбежала в Лондон. А красавица Наташа Муратова отрезала свои прекрасные волосы, переоделась в цыганенка, взяла барабан, скрипку и собаку-волкодава по имени Борис и в костюме гадальщика отправилась странствовать. Она дошла до степного местечка под названием Киевка, где решила разводить коней и овец».
Если в первые два слуха еще можно поверить, то дальше начинается сюрреалистический бред. Но примерно в такие же фейки верят сегодня не только киевляне, но и западные обыватели (хотя, как нас уверяют уже наши массмедиа, все менее охотно).
Стратегии информационной войны и механизмы создания сплетен ничуть не изменились. Обновились технологии, средства доставки фейков до потребителя. Но значение этих новшеств не стоит преувеличивать.
ВУНДЕРВАФФЕ-1919
Снова Паустовский, место и время действия те же.
«Когда бой начался под самым Киевом, у Броваров и Дарницы, и всем стало ясно, что дело Петлюры пропало, в городе был объявлен приказ петлюровского коменданта.
В приказе этом было сказано, что в ночь на завтра командованием петлюровской армии будут пущены против большевиков смертоносные фиолетовые лучи, предоставленные Петлюре французскими военными властями при посредстве «друга свободной Украины» французского консула Энно. В связи с пуском фиолетовых лучей населению города предписывалось во избежание лишних жертв в ночь на завтра спуститься в подвалы и не выходить до утра.
Киевляне привычно полезли в подвалы, где они отсиживались во время переворотов... В ночь «фиолетового луча» в городе было мертвенно тихо. Даже артиллерийский огонь замолк, и единственное, что было слышно, – это отдаленный грохот колес. По этому характерному звуку опытные киевские жители поняли, что из города в неизвестном направлении поспешно удаляются армейские обозы.
Так оно и случилось. Утром город был свободен от петлюровцев, выметен до последней соринки. Слухи о фиолетовых лучах для того и были пущены, чтобы ночью уйти без помехи».
«Фиолетовый луч» – это не что иное, как миф о чудо-оружии («вундерваффе»). И неистребимая вера, что «заграница нам поможет». С тех пор как Анри Беккерель и супруги Кюри открыли радиацию (1896–1898), фантастические сочинения о смертоносных Х-лучах стали распространяться со скоростью пожара. А тут они упали на такую благодатную почву.
С начала нынешнего украинского конфликта подобным чудо-оружием уже объявлялись турецкие «Байрактары», спутники Илона Маска, американские «Джавелины», немецкие гаубицы, германские и американские танки. Когда же выясняется, что эти вооружения не могут обеспечить перемогу, с такой же неистовой силою начинают верить в следующие – скажем, в истребители F-16.
ЭПИЧЕСКАЯ СИЛА
Кажется, я нашел первопричину самого грандиозного украинского фейка – о том, как древние укры выкопали Черное море.
Интернет-комментаторы пишут: «После распада СССР американские геофизики Уильям Райан и Уолтер Питман высказали гипотезу, что Черное море появилось лишь 7 тыс. лет назад, а раньше на дне его жили люди. В середине 1990-х в украинской печати активно искали национальную идею и следы украинского открывали везде... В итоге анекдот про то, что древние укры вырыли море, ушел в народ».
По моей гипотезе, все было еще проще. Неистовый Олесь Бузина в памфлете «Вурдалак Тарас Шевченко» писал:
«По вечерам я люблю выходить к памятнику Шевченко возле Киевского университета. Это смешное место. И символическое... Именно тут культ Кобзаря, превратившись в аллегорию Абсурда, достиг вершины.
До революции сквер, в котором стоит памятник, назывался Николаевским – в честь императора Николая І, а университет носил имя князя Владимира... Царь, заботясь о благе подданных, учредил в 1834 году университет и отдал его под покровительство святого, который крестил Русь и завел в ней первые школы. В сквере, у фонтана, выкопанного в форме Черного моря, проливы которого так мечтал отобрать у турок Николай, резвились дети, вырастая потом в гимназистов и студентов.
Резвятся они и теперь. С той только разницей, что с 1939 года, согласно очередному гениальному сталинскому плану, все на километр вокруг, как асфальтом, было залито именем Шевченко».
Пруд с фонтанами, который упоминает Бузина, есть в парке Шевченко и теперь. Он давно потерял прежнюю форму – теперь он круглый или слегка овальный. Но память об имперской символической географии оказалась живучей и в чьем-то воспаленном мозгу превратилась в украинский этиологический миф.
Преувеличения в мифе и эпосе – обыкновенное дело. Острова и горы Древней Греции связывали с деяниями богов и титанов. Русские былины знают богатыря Святогора, которого даже земля не в силах носить. Тарас Бульба у Гоголя весит 20 пудов (328 кг) и носит шаровары шириной с Черное море.
Это обычные гиперболы типа космической птицы-тройки, которой, постораниваясь, дают дорогу другие государства, даром что в ней сидит проходимец Чичиков. Но на фантастической земле Украины грань между волшебною сказкой и суровой реальностью всегда была зыбкой.
Дарья Гармоненко 
