"Что вы забыли в этом аду?"

"Унылая чадра" стала униформой афганских женщин.

ГРОМНАЯ впадина, напоминающая лунный кратер с диаметром в сотню километров, находится на высоте 1800 метров над уровнем моря и покрыт снегом. Вокруг крутые заснеженные вершины, достигающие 2000 метров. Маленький двухмоторный самолет с эмблемой ООН быстро снижается на черную полосу аэродрома, словно вырытую в огромном скоплении льда. Вспоминаются прибытия на этот аэродром на борту Ту или ИЛа, которые вылетали из Душанбе или Ташкента.

Советские самолеты подлетали на очень большой высоте, с которой на горизонте были видны только вершины Гималаев и Гиндукуша, а затем почти вертикально шли на снижение, так что дух захватывало. Таким виражом стремились обезопасить самолет от "стингеров" американского производства, которые в любой момент могли быть пущены со склонов прилегающих гор вездесущими моджахедами.

Небо под крылом самолета расцветало букетами траекторий тепловых ракет, которые должны были сбить "стингеры" с прицельного курса. При звуках этих салютов сжималось сердце не только у пассажиров, но и у самих пилотов. Сегодня все совсем по-другому. Никаких крутых виражей, никаких ракет. Война кажется далекой и нереальной, даже если мы знаем, что она где-то совсем рядом. Но пакистанские газеты в Исламабаде, откуда мы вылетели, дают картины не войны, а чего-то более страшного. Это гуманитарная катастрофа таких масштабов, что невольно задаешь себе вопрос: как так произошло, что о ней не знаем ничего или почти ничего даже мы, журналисты?

"Добрый день, дорогие пассажиры! Скажите по секрету, что вы забыли в этом аду?" Так пилот-датчанин шутливо приветствовал на борту двухмоторного самолета ООН восьмерых пассажиров, из которых двое были журналистами, а остальные - представителями различных гуманитарных организаций и функционерами различных комиссий Объединенных Наций. Но, по сути, это вполне законный вопрос. Представители ООН обращаются к спонсорам программ спасения, но те все становятся все более скупы и глухи к их просьбам. С другой стороны, совершенно неясно, как расходуются те немногие деньги, которые удается собрать. По-прежнему все организации, оказывающие гуманитарную помощь Афганистану, находятся в Исламабаде - что очень странно. Всем известно, что непрестанная угроза суверенитету Афганистана и миру в этой стране исходит именно от влиятельных политических и экономических кругов Пакистана.

Число афганских беженцев в Пакистане непрерывно растет. За последние месяцы, даже после того, как 9 ноября прошлого года пакистанские власти закрыли границу, в лагеря, расположенные под Пешаваром, прибыли 150 тысяч человек, большинство из которых составляют женщины и дети. Другие сотни тысяч в поисках еды и тепла бегут на север и на юг Афганистана. То, что там происходит, это не только война, а, скорее, ее разрушительные последствия, которые привели к окончательному распаду государства и общества. Это значит, что в относительно мирных условиях после захвата власти на 90 процентах территории талибы неспособны решить проблему выживания миллионов соотечественников, оказавшихся в западне.

Аэропорт Кабула представляет собой кладбище бывших самолетов. На отдельной площадке стоят два "Антоновых" афганской авиакомпании "Ariana Airlines", накрытых брезентом. Их, видимо, используют для редких и важных полетов по стране. В момент, когда мы совершаем посадку, взлетают два самолета Международного Красного Креста, увозящих из Афганистана иностранцев. Среди вылетающих нет ни одного пассажира-афганца. Пограничники не имеют военной формы, и их можно различить только по черным тюрбанам. Они хмуро и подозрительно вглядываются в паспорта и визы. Появление иностранцев вообще не вызывает энтузиазма, они здесь непрошеные гости, от которых были бы рады отделаться.

Неожиданно на взлетно-посадочной полосе появляются из какого-то невидимого ангара один за другим два оглушительно ревущих МИГ-21. Они летят бомбить опорные пункты обороны Ахмад Шаха Масуда, единственного, кто продолжает сопротивление режиму "благочестивых студентов", которые уже пятый год владеют Кабулом и все еще окутаны тайной.

Таинственен и их одноглазый лидер Мохаммад Омар, который почти безвыездно находится в Кандагаре. Говорят, что глаз он потерял в бою с советскими войсками. Тогда он сражался в рядах партии Хезб-и-Ислами Юнуса Халеса, которая была одной из семи группировок моджахедов. Теперь все семь его злейшие враги. О самом Мохаммаде Омаре не известно почти ничего. Он никогда не дает интервью западным журналистам и никогда не фотографируется. В Шуре (Совете), которая возглавляет кабульский режим, очень не много деятелей, появляющихся на публике. Как правило, это те, кто имеет функции министров внутренних дел, информации, иностранных дел, социального обеспечения. Их средний возраст составляет 35 лет. Это значит, что в ночь с 26 на 27 сентября 1996 года, когда они захватили Кабул, почти всем им было по 30 лет.

Уже много говорилось и писалось о том, что они возглавили движение, сформированное из выпускников беднейших медресе, религиозных исламских школ, которые повсеместно открывались в Пакистане для пуштунов-беженцев из Афганистана - пуштунов, по воле судьбы (и линии Дюрана, прочерченной английскими колонизаторами) ставших пакистанцами. Но все равно многое остается неясным. Например, как из примитивных школ по изучению Корана вышли тысячи хорошо обученных бойцов и откуда у этих бедняков в изобилии появилось современное вооружение. Скорее всего, мифология движения Талибан служила для прикрытия прямого финансирования и военной подготовки армии вторжения со стороны Корпуса пограничной стражи и элитных подразделений десантных войск Пакистана под непосредственным руководством генерала Назерулы Бабара, бывшего министра внутренних дел в правительстве Беназир Бхутто.

Но теперь, 5 лет спустя, многое отпало само собой. Первоначальный план - поставить Афганистан под пакистанский протекторат - изрядно полинял и стал опасен для самого Пакистана. Тридцатилетние борцы оказались не на высоте порученных им задач. Им никак не удается объединить всю страну, подавить вооруженное сопротивление и хотя бы наметить пути к возрождению нормальной жизни. Или они не знают, как это сделать, или просто не хотят. Загнанные в угол, они представляют угрозу для своих учителей. Эффект бумеранга: страшный афганский кризис грозит перекинуться в Пакистан. Усама бен Ладен, бывший агент ЦРУ, объявляет войну Соединенным Штатам с территории Афганистана. Delta Oil, Unocal и другим крупным американским нефтяным компаниям, которые раньше оказывали ему поддержку, это явно не понравится.

А на самой территории Афганистана готовятся к будущим диверсиям группы исламских радикалов из Таджикистана, Узбекистана, Киргизии и Китая. Кабул кишит странными арабами, чеченцами, которые выдают себя за арабов, таджиками, маскирующимися под талибов. И Хезб-и-Тахир (Исламская партия освобождения Киргизии), и Исламское движение Узбекистана, запрещенные у себя на родине, нашли себе приют и поддержку именно в Афганистане. Планам Запада, по которым через Пакистан и Афганистан в обход России и Ирана должен пройти нефтепровод с каспийской нефтью, пока не суждено осуществиться. Продолжается ожесточенная борьба за установление контроля над сходящимися в Афганистане маршрутами транспортировки наркотиков. Это суперприбыльное дело сулит 30 миллиардов долларов в год.

Я иду по улицам Кабула. От центра до королевского дворца Даруламан, затем по улице Майванд, когда-то торговой жемчужине всей Центральной Азии, затем до форта Бала Хиссар. От всех достопримечательностей остались только названия - и лунные пейзажи разрушенного города. В октябре 1996 года, месяц спустя после победы талибов над распадающимся правительством Раббани, я был в Кабуле. Могу засвидетельствовать, что с тех пор в афганской столице ничего не изменилось: ни одно здание не восстановлено, ни одна улица не заасфальтирована. И это в то время, когда боевых действий там не было.

Город неподвижен. Даже относительно оживленная улица Майванд, которая превратилась в огромную стоянку для автобусов и грузовиков среди развалин, которые когда-то были магазинами ковров или кафе, кажется, олицетворяет собой регресс даже относительно средневекового товарообмена. Здесь больше не увидишь богатых менял, похожих на средневековых генуэзских банкиров, с которыми ты мог расплатиться - даже в "советские" времена - бумажным чеком в лирах, выписанным итальянским банком.

Восстановить город было бы трудно при всем желании. Нет больше цементного завода, нет производства местных строительных материалов. Разрушен даже огромный хлебозавод, построенный еще во времена Дауда. Единственными людьми в униформе остались редкие регулировщики уличного движения: бородатые попрошайки со своими безголосыми свистками, стоящие на перекрестках в надежде на какую-нибудь подачку.

Еще один род униформы - унылая чадра, покрывающая женщину с головы до ног, как это предписывает закон. На городском стадионе почти каждую пятницу проводятся казни: нарушителям заповедей Корана, в интерпретации талибов, отрезают пальцы, отрубают руки или подвергают публичной порке. В этом отношении разницы между Кабулом и Эр-Риядом почти нет, хотя с Саудовской Аравией поддерживают широкие отношения все западные страны, несмотря на всю свою озабоченность проблемой прав человека.

"Благочестивые студенты" составляют новое войско. Только им разрешается ношение оружия. Молчаливые и наглые, они повсюду: патрулируют улицы на гражданских машинах без номеров, дула "калашниковых" торчат сквозь приоткрытые боковые стекла. За обедом в одном из немногочисленных заведений, которые достойны называться ресторанами, хозяин напоминает нам, что надо срочно уходить, пока не пришло время молитвы. У выхода из ресторана мы проходим сквозь строй просящих милостыню детей и женщин.

Теперь мне понятно, почему число беженцев с территорий, контролируемых талибами, только увеличивается, несмотря на отсутствие широкомасштабных военных действий. Дело не только в том, что люди бегут в поисках большей свободы. В сегодняшних условиях Афганистан не сможет не только возродиться, но и обеспечить населению элементарное пропитание.

Наш летчик был прав: здесь действительно ад. Несчастливая судьба Афганистана состоит в том, что он всегда находился в точке пересечения слишком многих интересов. От Кармаля, советского ставленника, до Омара, креатуры США, Саудовской Аравии и Пакистана, здесь, не зная отдыха, играют в древнюю игру, которая называется "бузкаши". Она известна со времен Чингисхана, в ней нет ограничения для числа игроков, и войти в игру можно в любой момент. Выстраивались в ряд рабы, а конные воины считались игроками. Разогнав коней, игроки старались затоптать рабов. Те, кто остался в живых, становились ставкой в новой игре. Сегодня, на рубеже двух веков, Афганистан, живой или мертвый, остается ставкой в игре "бузкаши".