Андрей Пионтковский РОССИЙСКО-АМЕРИКАНСКИЕ переговоры (или, как предпочитают определять их американцы, консультации) по проблемам стратегической стабильности приобретают все более фантомно-абсурдный характер. Сценарий предшествовавших им в период клинтоновской администрации переговоров - консультаций Джеймса Холмса и Юрия Капралова был гораздо более прост и прозрачен.
В течение нескольких лет Холмс убеждал российскую сторону согласиться на модификацию Договора по ПРО 1972 года, разрешавшую США развернуть фиксированное ограниченное число перехватчиков и соответствующую систему обнаружения и слежения. По существу, Холмс предлагал своему собеседнику взять лист бумаги и карандаш и сформулировать ограничения (количество перехватчиков, технические параметры радаров и т.д.) на американский проект НПРО. Президент США Билл Клинтон не испытывал большого энтузиазма относительно этого проекта и делал определенные шаги в его направлении лишь под давлением республиканцев и скорее всего охотно согласился бы на любые разумные ограничения, сформулированные российской стороной.
Похоже, однако, что российская сторона до самого последнего времени не совсем адекватно представляла стоявшую перед ней правовую и политическую альтернативу. Она вела себя так (и на переговорах, и в процессе их пропагандистского обеспечения), как будто от ее твердости, непреклонности и дипломатического искусства зависело - будет ли сохранен или нет в неизменном виде Договор 1972 года.
Между тем реальная альтернатива, стоявшая перед российской дипломатией, была несколько иной. Как хорошо известно, согласно одной из статей Договора 1972 года, каждая из сторон имеет право выйти из него с шестимесячным уведомлением. Поэтому США с чисто правовой точки зрения не должны ни в чем уговаривать Россию и не должны добиваться ее согласия на отказ от Договора 1972 года.
Реальная альтернатива заключалась в следующем: либо американцы выходят из договора и в отсутствие заменяющего его документа имеют полную свободу рук и проект НПРО развивается согласно своей внутренней логике, либо на него накладываются международно-правовые ограничения, сформулированные в новом российско-американском договоре. Нетрудно было догадаться, какой из этих двух вариантов больше отвечает российским национальным интересам. Но для этого надо было не пребывать в мире заученных мантр, а попытаться взглянуть на проблему в правильно сформулированной системе координат.
Договор 1972 года, безусловно, устарел в том смысле, что он кодифицировал существовавшие в то время отношения крайней враждебности между СССР и США, когда только в угрозе взаимного самоубийства они видели средство предотвращения войны между ними. Сегодня отношения между Россией и США оставляют желать лучшего, но они не идут ни в какое сравнение с периодом холодной войны. Нет ни малейшей предпосылки для возникновения ядерного конфликта между двумя государства. Возникла возможность построения системы стратегической стабильности на других принципах. Но не устарела идея совместной ответственности двух держав за поддержание стратегической стабильности и за согласованный координированный переход к новой парадигме стратегической стабильности.
Так или иначе, возможность достижения компромисса в 1998-2000 гг. была упущена. Как же обстоят дела на российско-американских переговорах сейчас, через восемь месяцев после прихода к власти в США республиканской администрации?
В результате серьезной дискуссии, ведущейся в России, политический истеблишмент и руководство страны начинают постепенно осознавать, что заключение нового договора, накладывающего ограничения на параметры разрешаемых систем НПРО, было бы не только допустимым компромиссом, а просто выгодным для России решением в контексте реально стоящей альтернативы. Все те различные проекты НПРО, которые сегодня рассматриваются в США, не угрожают в ближайшей перспективе российскому потенциалу сдерживания. А что касается опасений по поводу возможной эволюции этих проектов и наращивания системы в будущем, то это тем более серьезный аргумент в пользу наложения международно-правовых ограничений на параметры НПРО уже сейчас.
Гораздо более серьезные изменения произошли за это время в Вашингтоне. Парадокс ситуации заключается в том, что как раз в тот момент, когда Москва, казалось бы, готова наконец серьезно разговаривать о модификации Договора 1972 года, ей никто такой вариант уже не предлагает. Более того, вся скрытая, да и уже почти явная интрига переговоров-консультаций заключается в том, что американская сторона больше всего боится как раз того, что их российские коллеги положат на стол проект нового договора, разрешающего США развернуть ограниченную ПРО и гарантирующего в то же время сохранение российского потенциала сдерживания.
Дело в том, что в Вашингтоне победила, во всяком случае, на какой-то период (скорее всего не очень продолжительный) фундаменталистская концепция, заключающаяся в принципиальном отказе от всех договоров в области контроля над вооружениями. Эта концепция не отражает, на мой взгляд, мнения большинства американского политического истеблишмента. Даже некоторые видные деятели республиканской администрации осторожно дистанцируются от нее.
Суть этой концепции состоит в стремлении Вашингтона освободить США от любых международно-правовых ограничений в области контроля над вооружениями, предоставить самим себе самый широкий выбор односторонних стратегических решений и обзавестись правом единолично определять параметры "новой мировой стратегической структуры" (a new strategic framework).
Аргументация, которую использует администрация США для презентации этой концепции внешнему миру, настолько неубедительна, что ее даже неудобно обсуждать всерьез: переговоры, дескать, занимают слишком много времени, холодная война закончилась, мы все друзья, ну, а какие могут быть договоры в области безопасности между друзьями и т.д. Даже само слово "договор" стало почти неприличным в американском политическом словаре.
Это уже не критика действительно во многом устаревшего конкретного Договора 1972 года или целой системы действующих сегодня договоров в области международной безопасности, а принципиальная атака на все прошлые и возможные будущие договоры, на кооперативный характер поиска и поддержания стратегической и региональной стабильности. Все государства для США как бы делятся на две категории - "друзья" и "парии". Причем "друзьям" в этом "новом прекрасном мире" отводится роль еще менее значительная, чем "париям". "Друзья" должны терпеливо ждать, когда американцы закончат свои внутренние дебаты, а потом с "сияющего храма на холме" сообщат остальным параметры новой мировой стратегической структуры.
Эта концепция пока еще не заявлена в качестве некоего официального документа, но артикулируется все более явно в течение последних месяцев в выступлениях высших американских руководителей.
Американское "головокружение от успехов" дает российской дипломатии шанс выйти без потери лица из того тупика, в который она сама себя загнала прежней негибкой позицией. Но для этого надо не цепляться за действительно устаревший договор, сохранение или несохранение которого к тому же совершенно не зависит от усилий российской дипломатии, а сделать своим концептуальным знаменем борьбу против гораздо более серьезной угрозы - претензий США на отказ в принципе от любой системы международных договоров и на единоличное определение параметров мировой стабильности. При такой постановке вопроса у России, судя по настроениям даже ближайших союзников США, есть шанс стать лидером мирового общественного мнения.
У нас есть возможные варианты действий. В частности, тот, который с определенными колебаниями проводится сейчас: продолжать не так уверенно, но все-таки повторять, что "Договор 1972 года - краеугольный камень стратегической стабильности", и угрожать американцам в случае их выхода из режима договора "египетскими казнями" - выходом России из десятка других договоров в области международной безопасности. Но подобные угрозы не вызывают в США ничего, кроме чувства глубокого удовлетворения.
Во-первых, все эти договоры выгодны прежде всего России (они накладывают правовые ограничения на арсеналы наших партнеров по этим договорам, в то время как наши военные возможности ограничены без всяких договоров экономическими факторами). Во-вторых, и это еще более важно, ведь как раз в этом и заключается новейшая философия американской администрации - не связывать себя в области безопасности никакими договорами, и прежде всего договорами с Россией.
Особое место в этом списке "ответных мер" занимает, к сожалению, уже озвученная крупными военными и политическими руководителями угроза выйти из Договора о ядерных ракетах средней дальности. Она означает, что как раз когда на фоне охлаждения отношений с США мы стремимся наладить конструктивный диалог с Европейским союзом, когда Владимир Путин рассказывает европейским лидерам, как славно наши системы С-300 и С-400 будут защищать их от ракетно-ядерных угроз, мы сами в то же время угрожаем вновь нацелить наши ракеты средней дальности на европейские столицы. Похоже, назло не очень умной американской бабушке мы собираемся отморозить себе не только уши, но и кое-что более существенное.
Еще одним важным элементом нашей сегодняшней переговорной "стратегии" является поза ожидания. "Ждем-с американских предложений",- заявляют российские переговорщики. Но они их никогда не дождутся. Предложения были год назад. А сегодня американцы не заинтересованы ни в модификации Договора 1972 года, ни в новом договоре, ни в каких-либо соглашениях с Россией в области безопасности вообще. Они просто тянут время, в чем российская сторона им помогает полным отсутствием какой-либо своей переговорной позиции. Так будет продолжаться еще два-три месяца, затем американцы заявят о выходе из Договора 1972 года, ссылаясь на несговорчивость русских, а при таком бряцании набором ответных угроз трудно будет рассчитывать на европейские симпатии к нашей позиции.
Прервать эту негативную тенденцию можно, только заявив активную наступательную переговорную позицию. Например, следующим образом.
Мы выражаем свою обеспокоенность озвученной в высказываниях ряда американских деятелей тенденцией к принципиальному отказу от любой системы международных договоров в области безопасности и контроля над вооружениями. Осознавая свою ответственность перед мировым сообществом в деле сохранения принципиально кооперативного характера решения проблем стратегической стабильности и международной безопасности, Российская Федерация готова проявить максимальную гибкость в подходе к поддержанию стратегической стабильности в меняющемся мире.
Российская сторона предлагает американским партнерам проект рамочного соглашения по поддержанию стратегической стабильности (a new strategic framework). Соглашение предполагает установить такое соотношение наступательных и оборонительных средств двух держав, которое а) обеспечило бы защиту их территорий от возможных террористических ракетных ударов или несанкционированных запусков; б) сохраняло бы их соответствующие потенциалы сдерживания. РФ готова также рассмотреть вопрос об участии в новом соглашении по стратегической стабильности других ядерных держав. Необходимость ответа на такое предложение станет для американской стороны моментом истины. Оно лишает американцев их наиболее убедительного аргумента - в рамках устаревших соглашений невозможно отвечать адекватно на новые угрозы. У нее останется только два варианта действий.
Первый - отвергнуть в принципе необходимость такого соглашения. Но тогда необходимо уже на уровне официальной государственной политики громко и откровенно декларировать то, что пока воспринимается как философская концепция фундаменталистского крыла республиканской администрации - США в принципе не желают связывать себя никакими договорами в области международной безопасности ни с кем и в первую очередь намерены вытеснить Россию из системы таких договоров. Это будет очень резкое и ответственное решение, к которому скорее всего будет склоняться администрация.
Однако и политическая цена его будет очень высока - неприятие его европейскими союзниками США, резкая оппозиция в конгрессе, значительное повышение международного престижа России как более ответственного и зрелого субъекта мировой политики. Своей инициативой Россия взрывает вялотекущую ситуацию, увязшую в атмосфере умолчаний и недоговоренностей, и предельно обнажает суть вещей, заставляя всех субъектов мировой политики абсолютно откровенно заявить свои позиции.
В случае подтверждения США своей принципиальной позиции отказа от поиска международных соглашений России ни в коем случае не следует выходить самой из каких-либо соглашений и не предпринимать никаких "адекватных" или "асимметричных" мер. Наоборот, демонстрируя образец политической ответственности, необходимо совместно с европейскими странами работать над возвращением США в поле кооперативного подхода к управлению мировой стабильностью.
Что касается чисто военных аспектов проблемы, то никакие односторонние действия США по развертыванию НПРО не смогут в ближайшие 10-15 лет угрожать российскому потенциалу сдерживания при сохранении его сегодняшнего уровня и даже при определенном его сокращении.
В то же время США будет очень трудно удержать позицию открытого и откровенного концептуального противостояния уже не России, а всему мировому сообществу, включая своих ближайших союзников, в течение 2-3 лет, а, может быть, и 2-3 месяцев.
Есть и второй вариант: не отвергая в принципе российское предложение, американцы вступают в содержательные переговоры по поводу его количественных и качественных параметров. Но это уже станет успехом российской дипломатии, так как будет означать отход США от принципиальной установки на отказ от всех международных договоренностей, ограничивающих их действия в области безопасности. Проблема в этом случае переводится в область технического поиска адекватной конфигурации наступательных и оборонительных средств, обеспечивающей согласованные политиками стратегические параметры. Российская сторона в результате выдвижения своей инициативы окажется в беспроигрышной "win-win" ситуации.
Сегодняшняя же пассивная тактика вялого пережевывания заученной мантры, перемежаемого время от времени пустыми и бессмысленными угрозами, приведет только к дальнейшему и необратимому ослаблению позиций России на международной арене.
