Станислав Сафонов Антиквариат и помойка кажутся понятиями полярными. В наших особых исторических условиях они породнились и какая-то часть вещей на антик-рынке имеет «помоечный провенанс».
В предвоенные и первые послевоенные годы отыскать антиквариат на помойке было невозможно. Из-за общей бедности в быту использовалось все до мелочи. Остальное забирали старьевщики (металл, бумагу, тряпье) в обмен на детские свистульки, шары, калейдоскопы и т.п. После войны появились вагончики и палатки утильсырья, где можно было увидеть сданный на вес «антиквариат»: целые и поврежденные бронзовые скульптуры, лампы и люстры, бронзовые часы с выдранными циферблатами, пачки книг запрещенных авторов. К слову, во дворе нашего дома на Остоженке около деревянного ларя для мусора кто-то выставил ящик с ненужными в быту дагерротипами. Неделю спустя все дворовые мальчишки с удовольствием разглядывали, как под углом к свету на пластинах появлялись дамы в кринолинах и мужчины в сюртуках. Потом все это вернулось на помойку.
Антиквариат на помойках стал появляться в самом конце 1950-х годов. Тогда началось массовое жилищное строительство и москвичи из коммуналок и подвалов стали переезжать в малогабаритные хрущобы, выбрасывая на помойку «исторический хлам». В это же время победил новый пластиковый стиль и поток мебели «мещанского стиля» на помойки резко возрос. У любителей повозиться с реставрацией мебели (таких, как академик Коштоянц, например) не было проблем с материалом для работы.
В начале 1970-х годов возник интерес к старине. Московская газета поместила репортаж с одной из городских свалок. За вход на свалку нужно было заплатить 10 рублей (по тем временам сумма значительная). «Искатели сокровищ» точно знали, из каких районов приходят машины с мусором и где они будут разгружаться. Часть находок искатели реализовывали в обществах коллекционеров.
С середины 1960-х годов на месте старых домов в переулках центра Москвы началось строительство «элитных» домов для государственной и партийной бюрократии. Отселенные москвичи оставляли в бывшем жилище накопившийся десятилетиями хлам. Его потом строители грузили в бункеры и отправляли на свалки. Шустрые ребята с рюкзаками обшаривали бесхозные дома от чердаков до подвалов, порой с риском для жизни. Их добычей становились остатки семейных архивов, фотографии, какая-то мебель, утварь, бронзовые ручки, шпингалеты и даже целые камины. К ним присоединились работники Музея истории Москвы. Они обходили дома, намеченные к сносу, и выпрашивали у отъезжающих предметы старого быта.
Катастрофические последствия для бумажной старины имела «макулатурная лихорадка» начала 1980-х. За талоны на книги на газетной бумаге, в дешевых обложках москвичи тащили в «утильсырье» семейные архивы, забытые архивы учреждений и организаций, газеты, журналы от начала века, красивые старые книги на иностранных языках. Превращаясь в бумажную массу, эти пласты истории выпадали из культурного оборота так же, как и все на свалке. Напрасно академик Лихачев взывал: «Постойте! Образумьтесь!» Никто его не слушал.
Один из приемщиков макулатуры на старом Арбате сообразил, что на продаже исторической макулатуры можно заработать больше, чем на ее переработке, и стал сдавать ее в букинистический отдел магазина «Звезда». Что только тогда там не продавалось: плакаты, афиши, архитектурные проекты, авторские оттиски статей, отчеты городской и губернской Думы Москвы, документы МВД царской России, иллюстрированные русские и иностранные журналы XIX и начала XX века и т.д. Остальное сгинуло. Немного позднее произошло аналогичное событие. В конце 1980-х библиотека одной Военной академии решила провести «зачистку» своих фондов. Старшина, которому поручили списание и ликвидацию книг, подошел к процессу творчески и книги сдавал на продажу в магазины «Иностранная книга» и «Антиквар-Метрополь». Недавно тогдашний покупатель вторично сдал книги в «Иностранную книгу». На полках стояли первоиздания XVIII–XIX вв.: Клаузевица, Жомини, Морица Саксонского, воспоминания наполеоновских маршалов и т.п. На всех книгах стояли штампы николаевской Академии Генерального штаба, а на одной из книг штамп «Из библиотеки фельдмаршала Милютина».
Антиквариат по полному ассортименту появился на помойках в 1992–1994 годах, когда после гайдаровских реформ смерть косила московских пенсионеров, потерявших вклады и надежду на жизнь. Выморочное имущество выметалось без разбора на помойки. К этому были веские причины. Соседи по коммуналке торопились «присоединить» пустующие комнаты, пока техник-смотритель ЖЭКа не опечатал комнату и вещи «ничьей бабушки».
Тогда же исчезло личное портретное собрание актрисы МХАТа и одной из первых русских киноактрис М.Кореневой, красоту которой запечатлели художники Серебряного века. Говорят, что бизнес на старине с привлечением техников-смотрителей живет и сейчас. «Нехорошие антиквары» пасут престарелых владельцев антиквариата, чтобы потом при помощи техников-смотрителей завладеть их имуществом.
К середине 1990-х к последствиям противоестественной убыли московских старожилов добавилась свободная купля-продажа квартир. Для того чтобы начать «евроремонт» купленной квартиры, ее надо было очистить от следов прежних владельцев. Как это выглядит в реальности, я видел мимоходом совсем недавно, в апреле прошлого года. У старого доходного дома стоял строительный бункер. Из подъезда крепкие ребята выносили охапки вещей и мебели. Тут же у них из рук вещи чуть ли не вырывали трое любителей помоечной старины. У каждого из них у бункера была своя кучка «сокровищ». Для экономии места ребята – хозяева квартиры с треском ломали мебель и сбрасывали ее остатки в бункер.
Один из ветеранов походов на помойки рассказал мне, что в середине 1990-х самой перспективной была помойка во дворе Дома на набережной. Бизнесмены, выкупившие квартиры у наследников советской элиты, выметали на помойку библиотеки, архивы, личные вещи исторических личностей. Сам же он обзавелся генеральскими мундирами конца 1930-х, военными документами, подобрал несколько книг из груды книг библиотеки поэта Николая Тихонова с дарственными надписями писателей и т.п.
В последнее время к поискам старины на помойках подключились бомжи. В антикварно-букинистическом магазине, разбирая пачку фотооткрыток зарубежных актеров 1930-х годов, обнаружил на нескольких из них московский адрес Леонида Утесова. Открытки были отправлены из Прибалтики в середине 1930-х дочери Эдит (Дите) Утесовой. Вспомнилось, что в двух остановках отсюда находится дом, где последние годы жизни жил Утесов. Бомжи притащили с помойки открытки, остальное, по слухам, досталось двум известным московским музыкантам.
Из числа известных «ходоков» по помойкам следует назвать Сергея Образцова, который, по словам дочери, в середине 1950-х вместе с приятелем по воскресеньям обходил арбатские помойки в поисках старых кукол и механических игрушек. Посещал московские, а затем и парижские (в окрестностях русской богадельни) помойки историк моды и декоратор Александр Васильев. Ныне популярен художник Петлюра (А.Ляшенко). Он собрал на помойках обширную коллекцию старой и старинной одежды. Его находки демонстрировались на скандальной выставке белья советской эпохи в 2001 году.
В ближайшей пятилетке ожидаются «новые поступления» на московские помойки. В ноябре москвичи и СМИ были потрясены замыслом московских властей снести и реконструировать 1200 домов старой постройки в центре столицы. Это будет означать ликвидацию старого жилого сектора и ссылку московских старожилов за МКАД. Старый быт и скарб опять хлынут на помойки. Москва станет городом без прошлого, без исторических и других корней – капиталистический аналог «соцгородка». Напрасно иронизирует А.Комеч, директор Государственного института искусствознания, что Москва превращается в подобие Гонконга или Сингапура. Вероятно, именно в этом и заключается заветная мечта московских чиновников.
