0
5237
Газета Накануне Интернет-версия

16.03.2017 00:01:00

Упущенные возможности

Андрей Юрков

Об авторе: Андрей Юрков – прозаик, ученый-химик, турист.

Тэги: наука, сша, россия, иосиф бродский, александр галич, мстислав ростропович, музыка, патриотизм, диссидентство, гимн, марш, прощание славянки


наука, сша, россия, иосиф бродский, александр галич, мстислав ростропович, музыка, патриотизм, диссидентство, гимн, марш, «прощание славянки» Не удалось сделать «Прощание славянки» гимном России, зато этому маршу поставили памятник на перроне Белорусского воклала. Фото Агентство «Москва»

Младший научный сотрудник Саша Козлов вернулся в свой институт после стажировки в американском университете. Разумеется, его ждали и встречали друзья-коллеги – тощий, шустрый и бесцеремонный Василий Иванович, он же Вася, потомок уцелевшей ветви небогатого дворянского рода, лукавый и неторопливый Афанасий Нелятьев (Афоня) и их старший товарищ, руководитель небольшой лаборатории Николай Павлович Герхард. Дело происходило в комнате академического института где-то в конце 90-х годов.

Сашу расспрашивали про жизнь в Америке, задавали вопросы. Его спрашивали, почему он не остался в США, а ему отвечать не хотелось. Свое решение возвращаться он сейчас обсуждать не хотел. Ему хотелось тихого общения. Он просто был рад встрече с друзьями. Он и ответил:

– Да вот, что-то потянуло назад.

– А, патриотизм! – решил немного подковырнуть Василий Иванович.

Саша промолчал. Ему не очень хотелось раскрываться и говорить на тему высоких материй и идей прямо сейчас. Ему хотелось пошутить со старыми товарищами, побалаболить за бокалом вина, но деваться было некуда, и он ответил:

– Ребята, не очень хорошо мне там было. Другое все, и люди другие. Временами хорошо. Особенно вначале, – он помолчал. – А потом как временами подумаешь, что это навсегда…

Он встал, прошелся по комнате и печально улыбнулся:

– Я тогда вечерами пел «…врагу не сдается наш гордый Варяг» и «Прощание славянки».

Друзья были несколько удивлены.

– А что, у «Прощания славянки» слова есть? – неожиданно поинтересовался Василий Иванович.

– Давайте выпьем за встречу, да и спою! – ответил Саша.

Сдвинуты бокалы с вином, товарищи снова вместе. А чего еще надо? И вместо рассказов о небоскребах, о Манхэттене, о Таймс-сквер и площади Рокфеллера Санек на мотив «Прощания славянки» запел:

Снова даль предо мной 

неоглядная,

Ширь степная и неба лазурь.

Не грусти ж ты, 

моя ненаглядная,

И бровей своих темных 

не хмурь!

Вперед, за взводом взвод,

Труба боевая зовет!

Пришел из Ставки

Приказ к отправке –

И, значит, нам пора в поход!

Товарищи молчали. Не такой они ожидали первую встречу. Пауза стала неловкой. Наконец Василий Иванович сказал:

– И ты что, вот так вечерами пел?

– Временами пел, – ответил Саша.

– Эк тебя там! – пробормотал немного смутившийся Вася, – ну все же расскажи нам хоть что-нибудь! Какие они, американцы?

Санек пожал плечами.

– Обычные люди. Только другие.

– Боярин, что-то ты немногословен, – сказал Афоня. – Ну чем они там живут, что делают? О чем переживают?

– Переживают? – неторопливо переспросил Саша. – Переживают, конечно. Когда налоговые декларации заполнять надо. Когда бензин дорожает. Если распродажи большие… тут переживаний на целых две недели! А вообще – не просто там.

– В чем непросто? Люди такие же.

– Такие же. А все ж таки другие. Вот все думают, что там – точно так же, как здесь, только намного лучше. А все не так – там все по-другому. Но это не сразу понимаешь. Мужики, оборудование там, конечно, хорошее, – продолжал Саша. – Но это и обсуждать не хочется. Кто они такие? Расскажу как-нибудь потом. Другие они! Не понять нам их никогда!

– Ну, так уж и никогда! – возразил Афоня.

– Ладно, пофилософствуем потом! – перебил Афанасия Вася. – Ну ты хоть чего-нибудь расскажи! Иначе это просто алкоголизм получается – сидим за бутылкой и молчим!

– Да, Саша, – аккуратно добавил Николай Павлович, – мы тебя ждали, обсуждали «как-то там наш Санек?», а ты молчишь.

– М-да, действительно нехорошо, – покрутил головой Санек. – Ну ладно. Вот вам сюжет. Отчасти американский. Слышал я историю, слишком романтическую для того, чтобы она была правдой, но, может быть, что-то за этим и есть.

– Ну-ка, ну-ка, выкладывай свою романтику, Санек, – улыбаясь, сказал Афоня.

– Но она опять с песнями связана.

– Ну что же с тобой сделать, если ты в таком состоянии приехал! – ответил Вася. – Давай! Пой, Карузо! Мы, как сможем, подпоем!

– Давайте по чуть-чуть, – сказал Санек, взял бутылку и начал разливать вино.

– Понимаете, мужики, в университете, где я работал, немало людей, косящих под интеллектуалов, – начал Санек.

– Нашел, чем удивить, – фыркнул Афоня, – чего-чего, а этого добра у нас навалом.

– Афанасий, не перебивай, – тихо сделал замечание Николай Павлович, – Сашу и так разговорить непросто, а ты его одергиваешь.

– Были вокруг и бывшие наши соотечественники, а у них взгляд на историю другой. Так вот, ходили слухи, – продолжал Санек, – поговаривали, что Иосиф Бродский очень любил «Прощание славянки».

В комнате стало тише.

– Так вот, – продолжил Санек, – он любил «Прощание славянки» еще тогда, когда жил в СССР. Будто бы у него была пластинка с маршем, и он любил ее ставить на проигрыватель, еще тогда, в Ленинграде. По рассказам наших людей с Брайтона, будто бы когда-то бывавших в его коммуналке в Ленинграде, у него даже слезы на глазах появлялись, когда он заводил на проигрывателе эту мелодию. Если верить этим интеллектуалам из русскоговорящего сообщества Нью-Йорка, Бродский как-то сказал, что под этот марш русские солдаты в Болгарии уходили на смерть.

– М-да, сюжет, – немного саркастически прокомментировал это Василий Иванович, но Санек продолжал рассказывать.

– А еще, по слухам от этих русскоговорящих, бывших наших, Бродский уже в Америке любил заходить в русский ресторан «Самовар» на Манхэттене. Его даже уговорили стать его совладельцем, а может быть, он и сам захотел вложить деньги в нормальный бизнес. Ну, да не суть важно. Ходил он в ресторан «Самовар», а там небольшой оркестрик по вечерам играл русские мелодии. Когда Бродский в ресторан приходил, этот оркестрик, зная его музыкальные предпочтения, начинал играть «Прощание славянки». А он, сидя за столиком, подпевал и пристукивал в такт.

Санек сделал паузу. Он почувствовал, что его друзьям стало интересно.

– И когда все эти русскоязычные круги в Нью-Йорке поверили, что у нас в стране в ходе перестройки советской системы пошли реальные изменения, Бродский даже начал думать о том, что хорошо бы «Прощание славянки» сделать гимном России.

– Да ты что? – произнес Николай Павлович, а Афанасий от удивления покачал головой.

– Мужики, можно по всякому относиться к Бродскому, – произнес Афанасий, – но, по большому счету, он тоже был патриотом России. Если вспомнить, не так уж он хотел Советский Союз покидать.

– «Прощание славянки» – гимн России? – озадаченно пробормотал Василий Иванович, но продолжать не стал.

– Ну, ладно, – продолжил Санек, – если верить слухам, он прекрасно отдавал себе отчет, что перестройка – перестройкой, а к его мнению у нас в стране начнут прислушиваться еще не скоро. К премьер-министру ему не прорваться, тем более к президенту. И Бродский начал подговаривать своего дружка Ростроповича продвинуть эту идею.

Его слушали очень внимательно.

– Говорят, Ростропович тоже загорелся. Он же по свету много ездил. И знал, что за рубежом  «Прощание славянки» является одной из самых узнаваемых музыкальных эмблем России! Многие люди в мире считали этот марш символом Советского Союза и даже Российской империи. А Ростропович все же защитник Белого дома.

Санек вздохнул.

– Но Ростропович к президенту был вхож до смены власти. Да и Ростропович уже нездоров был. Все же о таких вещах лучше в приватной беседе договариваться. А он уже не очень ездил, да и Бродский умер. Вот и осталась идея нереализованной. А зря.

– Боярин, ты неплохо подготовился с этой своей романтической историей! – сказал Василий Иванович.

– Неплохо, неплохо, – согласился Саша. – Мне же там не с кем было эти вещи обсуждать. Вот и насобирал материал.

– Мужики, давайте за нас, – протягивая бокал с вином в сторону бокалов товарищей, сказал Афанасий, – и пусть Санек дальше говорит. Меня это начинает занимать! Интересно! Саша, у тебя там продолжение есть?

– Есть, – улыбнулся Санек. – Только слушайте.

8-12-1_t.jpg
Ростропович все же защитник Белого дома...
Фото Reuters

Помолчали.

– В Польше этот марш очень любили! – опять начал рассказывать Саша, – только слова написали другие. И во время Второй мировой войны этот марш стал гимном польского партизанского движения!

– А какие слова написали в Польше? – спросил Афанасий.

– Не знаю. А до этого «Прощание славянки» было гимном в армии Деникина. 

И Санек пропел:

Все мы – дети великой державы,

Все мы помним заветы отцов,

Ради Родины, чести и славы

Не жалей ни себя, ни врагов.

На лице Афанасия отразилось недоумение.

– Так что, это был гимн и у белых, и у красных?

– Нет, сперва только у Белой армии. Ну а сильно потом – и в Красной армии. Ведь автор стал служить у красных. Все перемешалось! – продолжал Саша. – Любили эту песню и в армии Деникина, но со временем полюбили и в Красной армии. Вот ведь как! Но вариантов текстов песни много. Вроде бы создатель марша один. Но я покопался в литературе, на самом деле – вроде как два.

– Это как?

Не обращая внимания на вопрос, Санек продолжил:

– Все же изначально это народная песня. Вот слушайте, – и он запел на совсем простой мотив:

Ах, зачем нас забрали 

в солдаты,

Отправляют на Дальний 

Восток.

Разве так уж ли мы виноваты,

Что вышли ростом на лишний 

вершок?

– Так это русско-японская война? – спросил Николай Павлович.

– Ну да, – ответил Санек и продолжил:

Оторвет мне гранатою руку,

На носилках меня унесут,

И за эту за страшную муку

Мне Георгий солдатский дадут.

– Саша, ты сейчас поешь совсем по-простонародному, – сказал Николай Павлович.

– Правильно, Палыч, так и есть. Это и есть самая простонародная песня, типичный русский мотив конца XIX века. Его заприметил какой-то полковой трубач. Но трубач и нот-то не знал. И попросил обработать полкового капельмейстера, владевшего нотной грамотой и аранжировкой. Так появилась мелодия запева, которой не было в простонародном варианте.

Сделав паузу, он пропел запев:

Встань за веру,

Русская земля!

– Так пели в армии белого генерала Деникина, – прокомментировал он. – Мужики, тут интрига на интриге! – тихий Санек разошелся. Видно было, что возвращение на родину и вино его сильно взволновали. А друзьям, которых ему так не хватало, он наконец-то начал выговариваться.

– Уже давно говорю, что жизнь преподносит массу всего интересного! – говорил он. – Только мы это не замечаем! Или не хотим замечать! – Санек опять отхлебнул вина. – Что говорить – не принял я их реальность. Вначале понравилось, а потом надоело. Про нашу страну там – или ничего, или плохое. А про Америку – или ничего, или только хорошее. Ну, ладно, продолжаю. Я действительно завелся, когда до меня стала доходить красота истории вокруг «Прощания славянки». Вот я и проработал вопрос. А это обсудить было не с кем. Вот я и молчал там. А теперь на вас вываливаю.

Друзья улыбались. Они, конечно, не так представляли встречу с товарищем, который два года работал в американском университете. Но были рады. Рады встрече, рады неожиданному повороту событий. Рады тому, что каждый из них подсознательно готовился к тому, что Саша не вернется назад, а он вернулся. Да еще и истории интересные рассказывает.

– Слушайте дальше, – говорил, возбуждаясь, Саша. – Название «Прощание славянки» не случайно возникло. Балканскому вопросу не одна сотня лет. Песня-то возникла, когда в очередной раз на Балканах ситуация стала критической. Начался подъем национально-освободительного движения в Болгарии, за свободу против турок объединились и дрались Греция, Болгария, Черногория, Сербия, Румыния. Да и наш царь-батюшка их договор одобрил и помощи пообещал. Но у них там, наверху, свои проблемы… А к полковому капельмейстеру приходит трубач и напевает что-то. Но мелодия хорошая. Хоть, может быть, не совсем его. Капельмейстер не только на ноты мелодию положил, но и обработал. Запев сделал. А ведь это он, этот капельмейстер, во многом дал путевку в жизнь «Прощанию славянки». Стало на марш похоже. Не будь его, не пробился бы трубач. Капельмейстер ведь не только на ноты ее положил. Он ведь и название придумал. И в точку попал! Вот потому я и говорю, что автор один, а может быть, и два. А в обработанном варианте эту мелодию уже заприметили верха, что про политику больше думают. Освобождение Балкан, освобождение братьев-болгар… Уже в 1912 году этот марш стали исполнять военные оркестры. И действительно, на Балканы русская армия в Первую мировую войну шла с этим маршем…

Санек помолчал и добавил:

– И Бродский был прав.

– Вот мне даже любопытно, – Саша обвел взором своих товарищей, – знал ли Бродский об этом? Интернета ведь тогда не было.

– Что знал? Бродский тут при чем? Он ведь в другое время жил! – недоуменно спросил Вася.

– Э-э, – Санек лукаво усмехнулся, – в том-то и дело, что интересно. Тут опять история устраивает так, что ни в одном романе не прочитаешь!

– А в чем дело тут?

– А в том, что трубач был русским, а полковой капельмейстер, соавтор, был еврейской национальности. А ведь он название придумал. Он и двигал эту песню.

– Санек, при чем тут еврейская национальность? – укоризненно пробурчал Николай Павлович. – Ну, служил он там в полку. Ну, пришел к нему не знающий нотной грамоты трубач. При чем тут евреи? Евреи всегда были хорошими военными. Зачем ты так?

– Палыч, я к евреям хорошо отношусь. И гениев среди них много. Вот тот же Бродский. А рассказал я это потому, что погиб этот полковой капельмейстер, который участвовал в создании «Прощания славянки», не в Гражданскую войну. Капельмейстер жил в Симферополе. И когда немцы в 1941-м Крым взяли, то начали наводить порядок, в том числе по национальному принципу. А музыкант этот уже старенький был. И в декабре 1941 года он в противотанковом рву и нашел свой конец. Немцы его расстреляли в порядке этнических чисток.

– Так что ведь любопытно, знал ли об этом капельмейстере Бродский? – печально, но немного лукаво посмотрел на друзей Санек. – А если бы знал?

И он запел:

Будут зори сменяться 

закатами,

Будет солнце катиться 

в зенит,

Умирать нам, солдатам, 

солдатами,

Воскресать нам – одетым 

в гранит.

Голос у него был несильный и хрипловатый, но пел он чисто. Последний куплет он пропел с небольшим пафосом, так что нетрезвые обитатели комнаты не сразу решились задать вопросы.

– Чьи это слова? – спросил Николай Павлович.

– Был у нас один диссидент в 70-х годах, Александр Галич. Бард и поэт. И тоже по-своему патриот. Он и написал.

– Вот ведь как, – теперь покачал головой уже Николай Павлович. – Надо же, как накручивается. Один диссидент после войны написал эти слова, другой диссидент советской системы, которого из страны выслали в начале перестройки, хотел, чтобы «Прощание славянки» стало гимном страны. Неграмотный русский трубач марш напел, а в будущем погибший от рук немцев иудей дал этому маршу путевку в жизнь.

– А ведь страна марш подхватила, – добавил Афанасий.

– Так-так, – кивнул Санек.

– Мне кажется, что когда диссидент Бродский напевал «Прощание славянки» в ресторане, думаю, что он себя россиянином считал, – сказал Василий Иванович. Он тоже помолчал, хоть ему это было не свойственно, – а может, человеком мира…

– А может, человеком мира, – негромко откликнулся Афанасий, глядя на холостяцкий стол, собранный в маленькой обшарпанной комнате по поводу возвращения в страну товарища.

– А с трубачом-то что стало? – поинтересовался Василий Иванович.

– А трубач тот честно служил в Красной армии, – ответил Саша. – Аж до полковника музыкальных войск дослужился. Много маршей написал. И просто песен хороших.

Помолчали.

– Такая вот романтика… – тихо проговорил Саша.

Товарищи, обитатели комнаты в академическом институте где-то в конце 90-х годов, были взволнованы. Но слишком громко выражать сокровенные чувства тут было не принято.

Наступила тишина. Санек больше не хотел ни говорить, ни петь, а продолжать никому не хотелось.

– Да, Саша, вот теперь и я вижу, что ты не зря съездил в Америку, – мягко улыбнувшись, произнес Николай Павлович.

Эта фраза разрядила обстановку.

– Не зря, не зря, – глядя куда-то вдаль, задумчиво повторил Афанасий.

Василий Иванович тут же оживился, тоже улыбнулся, но намного более бодро. Он начал разливать по бокалам вино, обвел товарищей взглядом и радостно сказал:

– Ну, за гимн!

– Скорее за упущенные возможности, – негромко произнес Николай Павлович.

– Да ладно, Палыч, все образуется, – бодро ответил Вася.

Николай Павлович покачал головой, но не ответил.

– Красивая история, – тихо произнес Афанасий.

– Во, давай за красивую историю! – обрадовался Вася и потянулся чокаться. Все остальные тоже оживились.

Раздался звон бокалов.  


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


«Бюджетные деньги тратятся впустую» – продюсер Владимир Киселев о Шамане, молодежной политике и IT-корпорациях

«Бюджетные деньги тратятся впустую» – продюсер Владимир Киселев о Шамане, молодежной политике и IT-корпорациях

0
2361
Бизнес ищет свет в конце «углеродного тоннеля»

Бизнес ищет свет в конце «углеродного тоннеля»

Владимир Полканов

С чем российские компании едут на очередную конференцию ООН по климату

0
3029
«Джаз на Байкале»: музыкальный праздник в Иркутске прошел при поддержке Эн+

«Джаз на Байкале»: музыкальный праздник в Иркутске прошел при поддержке Эн+

Василий Матвеев

0
2262
Регионы торопятся со своими муниципальными реформами

Регионы торопятся со своими муниципальными реформами

Дарья Гармоненко

Иван Родин

Единая система публичной власти подчинит местное самоуправление губернаторам

0
4003

Другие новости