Те, кого боятся

"СЕЙ ДОСТОЙНЫЙ человек", "Мечтал о благе России", "Был доступен для всех", "Популярности никогда не искал", "Человек твердых убеждений" - такими пафосными эпитетами-главами наградили авторы своих "героев", в прошлом достаточно сделавших для России - уж точно настолько, чтобы оставить о себе память потомкам. Чин у этих тридцати пяти человек в определенный период времени был одинаковый - генерал-прокурор (к которому позже добавился и министр юстиции), а вот судьбы и дела во благо Отечества, естественно, разные. Профессия генерал-прокурора подразумевает быть неуклонным и бескорыстным "оком государевым" - но это, конечно же, только теория. На практике прокурорами часто становились "дослужившиеся" с абсолютно разным образованием, иногда - политическими взглядами, и очень часто - "направлениями мыслей" и склонностями.

Как известно, создателем новой системы "государственных ценностей", изменившей всю структуру власти, был Петр I. Образованная же им в 1722 году прокуратура должна была зорко следить за сохранением этой новой структуры, то есть по принципу своему являлась системой государственной реакции. Первые генерал-прокуроры ценились весьма высоко и избирались из самых честных, на взгляд императора, приближенных ко Двору людей. И награждались, соответственно, по этим своим заслугам - то есть полным набором государственных орденов, включая и самый главный - Святого Апостола Андрея Первозванного. Почти каждая фамилия прокурора тех славных времен вызывает у нас поток восторженных ассоциаций - Павел Иванович Ягужинский (фамилия первого генпрокурора сразу напоминает непросвещенному читателю известный кинохит о гардемаринах), Никита Юрьевич Трубецкой, Яков Петрович Шаховской, Виктор Никитич Панин... А что уж говорить о таких именах, как Гаврила Романович Державин и Иван Иванович Дмитриев! Ничего не поделаешь, в те времена быть "просто поэтом" считалось невозможным - этим не кичились, а даже наоборот, как-то стеснялись. Тот же Державин за свою жизнь перебывал на немыслимом количестве государственных должностей и являлся просто яростным царским законником, хотя, несмотря на невероятную честность и "одержимость" в законопослушании, "доходящую часто просто до педантизма" (так считал обер-прокурор Сената князь А.Н. Голицын, и весь Двор был с ним согласен), когда непришедшегося "своей излишней справедливостью, не отступающей даже в угодность императору", Державина все-таки сняли с должности, общественное мнение было примерно таким: "Не дай бог, чтоб когда-нибудь в министерстве очутился подобный поэт". Так что вопреки всем непреложным истинам, если ты рожден поэтом - гражданином ты быть вовсе не обязан...

Хотя по этому поводу в книге приводится еще один небезынтересный факт, подтверждающий в XIX веке невероятную склонность людей творческой профессии к юриспруденции. Может, юристы были в то время в большой моде, а может, творческие натуры, которым в то время требовалось хоть где-нибудь служить, выбирали в несколько ином роде, но тоже творческую специальность. При одном из самых талантливых российских генпрокуроров, Дмитрии Васильевиче Дашкове, в 1835 году было создано Училище правоведения, готовящее по-настоящему квалифицированных специалистов. Так вот, это училище в разное время закончили: публицисты братья Григорий Сергеевич и Иван Сергеевич Аксаковы, поэт-лирик, один из создателей Козьмы Пруткова, Алексей Михайлович Жемчужников, поэт Алексей Николаевич Апухтин, драматург Модест Ильич Чайковский, литератор Александр Дмитриевич Любавский, композиторы Петр Ильич Чайковский и Александр Иванович Серов... Хоть и не стали они генерал-прокурорами, как Державин и Дмитриев, но все же являлись квалифицированными специалистами. Трудно сказать, хорошо или нет, что обучение не пошло этим личностям впрок и они остались в памяти народной вовсе не как юристы. Вообще прокурор - профессия явно неблагодарная. Их боятся, потому что, по слухам, они всегда, всех и во всем обвиняют. Поэтому никто и не знает, кто, например, был прокурором в деле "народовольцев", все-таки с энной попытки убивших Александра II, кто вел следствие и отпустил обвинявшихся в немецком шпионаже большевиков и кого эти самые помилованные большевики за проводимые следствия потом и расстреливали. Мы все-таки больше знаем историю с точки зрения "жертв", хотя по изучению развития российской прокуратуры в ее отдельных лицах история поворачивается к нам с довольно любопытной стороны. Факты открываются совсем под другим углом, вроде бы те же, но - неожиданно и нестандартно. "Очи государевы" они на то и есть "очи государевы" - они должны отражать и преломлять в себе только реальность. Правдивую и неприкрашенную в отличие от той, к которой мы особенно привыкли за период советской историографии. Поэтому как следствие реального отражения государственного строя и были сперва прокурорами "светские львы" Ягужинский и Трубецкой, потом, в период Судебной реформы, сменившиеся на уже отдаленных от высшего света истинных законников Блудова и Замятнина; потом, во время безцарствия и всеобщей слабости, - на Малянтовича, последнего предреволюционного генпрокурора, главу о котором Звягинцев и Орлов назвали уже совсем не пафосно - "отчетливо сознавал безнадежность борьбы", ну а потом, то есть сейчас, на Скуратова, который, как известно, тоже являлся (или является?) российским генпрокурором.

Так что логика в развитии прокуратуры в зависимости от государства явно присутствует. Даже несмотря на разные степени таланта и честности личностей, управлявших в свое время высшим российским судопроизводством. Сборник представленных тридцати пяти биографий абсолютно разных людей прекрасно складывается в определенную картину, где каждый на своем месте, и укладывается в нашу всеобщую историю как одна из ее явно прослеживаемых линий. ЖЗЛовская книга - явная и стилевая, и структурная, и показательная удача дуэта советников юстиции Звягинцева и Орлова, к тому же это их не первый удачный опыт совместной работы - о книге Звягинцева и Орлова "Око государево. Российские прокуроры. XVIII век". - М.: Росспэн, 1994 г. мы уже писали (см. "EL-НГ" от 23.01.97). Новый сборник уже тематически полный и одновременно компактный, хотя компактность никак не отражается на "квинтэссеционной" манере изложения информации. И воспринимать его можно совершенно по-разному - и как отдельные, самодостаточные биографии, и как специализированный, но доступный учебник, и просто как занимательную и весьма полезную беллетристику очень высокого, "изящного" уровня.