Михаил Котомин Муслим Магомаев. Любовь моя - мелодия. Серия "Мой ХХ век". - М.: Вагриус, 1999, 417 с.
СЕГОДНЯ все вокруг ликует... - вышли воспоминания Муслима Магомаева. Сегодня целый мир влюблен... - влюблен в певца с голосом не то баритон, не то еще какого-то оперного калибра. Но, господи, насколько все это не важно - ни каким голосом пел призер молодежного фестиваля в Хельсинки 1961 года, ни при каких обстоятельствах и кто издал воспоминания серебряноголосого певца "Королевы красоты". Магомаев - фигура, которая так и просится в передачу "Намедни". Представляете, 1972 год. 24 мая. К запланированной до невозможности брежневской девятиэтажке подъезжает белая "Волга", из которой выходит (шум, свист, падающие в обморок восьмиклассницы в белых фартуках) Мусик и, лучезарно улыбаясь, проходит к Нинке из 7-го подъезда. Рядом, в углу кадра, ехидно усмехается и прикидывается своим Леонид Парфенов... Приблизительно такую картину, только, естественно, без Парфенова, наблюдал в детстве автор этих строк. Прошу прощения за излишний журнализм, но как еще передать глубокое и счастливое потрясение своего советского детства? Никакого "абстракционизьма", никто не играет в умную, но ничего не определяющую иронию. Все легко и просто. Со мною, ты рядом со мною, лето в Гаграх, а снег идет, а снег идет, новый день начать мы рады... Вся проблема в том, что ты мне вчера сказала, что позвонишь сегодня, но не сказала часа, сказала, просто жди... И вот весь этот мир - если он, паче чаяния, оказался либо уже, либо еще недоступен современным читателям - вышел недавно в переплете и в суперобложке в издательстве "Вагриус". Вы знаете, пожалуй, "Вагриус" - лучшее отечественное издательство. Только представьте: сидят себе умные и богатые дяди в пиджаках-галстуках, но с мобилами, и придумывают книги, которые разводят простого человека то на смех, то на слезы, то на ностальгию, то на соучастие в судьбе "Бешеного". В этом есть даже не циничный профессионализм, а некая политическая воля к власти. К власти над умами бедных читателей. Поэтому, кстати, совершенно ясно, почему Пелевин стал издаваться именно здесь и почему, издавшись пару раз в "Вагриусе", написал "Generation П", довольно бессовестный роман о технологиях успеха и влияния на массы.
На этот раз книжные вершители судеб позволили нам немного поностальгировать. Благо, мне и вам достанется, и еще останется... В воспоминаниях Муслима Магомаева есть нечто очень интересное. Язык, на котором говорит время в таких сочинениях, заведомо вне иронии и вне сомнения. Он полон обломков великого стиля своей эпохи. У Магомаева это трогательные фразы типа "заведующая кафедрой общего фортепиано Кулиева оказалась непреклонной" или совершенно завораживающей сцены мучительного выбора между ПМЖ во Франции и мачехой-родиной СССР с обязательным атрибутом стилизованной трагедии: "чем больше я пил, тем больше я трезвел". И далее: "Остаться было можно, но нельзя. И это был, пожалуй, один из немногих случаев в моей жизни, когда ненавистное для меня слово "нельзя" победило мое любимое "можно". И все же остаться я не смог бы еще и потому, что вряд ли прижился бы за границей. Из наших уживаются там не все, а те, кто прижился, все равно в большинстве своем тоскуют, поют "Подмосковные вечера"┘ В этом я имел возможность убедиться уже в Париже┘ Я вернулся в гостиницу. Наши уже крепко спали┘" Какой пассаж! Какая до боли знакомая выразительность! Пусть все собрано из советского производственно-диссидентского набора, но на каком еще языке может говорить с нами чужая уже эпоха, если не на своем собственном. Честное слово, если еще издадут воспоминания Валерия Ободзинского, Эдиты Пьехи и всех участников ВИА "Орэра", я стану коммунистом. Это здорово, это здорово, это очень, очень хорошо-о...
Если серьезно, то воспоминания Магомаева - самый что ни на есть исторический памятник. Здесь практически нет поучений или наставлений, которые нет-нет да проскальзывают в мемуарах хотя бы чего-нибудь добившихся людей. Конечно, немного коробят фотографии нашего героя с Киркоровым и Гейдаром Алиевым, но, наверное, только потому, что объект истории вдруг пытается вырваться из цепких музейных лап и устроиться в нашей с вами современности. Все равно его мы любим, нашего Муслима, певца счастливого города, счастливой страны, восточного соловья тяжелого, но радостного советского образа жизни. Песня плывет в сердце твоем, эти слова о тебе и так далее... В книге Муслима речь, естественно, идет не только о самом певце. Рядом идут отрядом гениальный хитмейкер 70-х Арно Бабаджанян, культовый поэт Роберт Рождественский, поверженная Франция - Эдита Пьеха ("поверженная Франция" - это роль Эдиты в одной миниатюре, в которой Муслим играл Гитлера), Юра Гагарин, Карел Готт и другие герои старого телевизора. О них сказано настолько корректно, что напоминает характеристики, которые выдавали тогда в школе или на работе. "Я уважаю в Иосифе отзывчивого человека. Многие знают о его помощи людям. Он помогал и помогает всем, кто в этом нуждается. Отмечу эту его черту и я┘" В книге много анекдотов о прошлых фигурах первой величины. О Брежневе, Райкине, Шостаковиче, Лемешеве. Вся в целом книга - отличная терапия, которая дает возможность не спеша и в свое удовольствие пережить эту свою-чужую историю. Пусть я впадаю, пусть, в сентиментальность и грусть. А вдруг Муслим - это певец поколения? И не факт, что не моего.
