Валерий Вяткин  |
| Благодарную память о докторе Грале пермяки пронесли через полтора века. Фото автора |
Профессор Амфиан Лебедев утверждал в начале XX века: священноначалие Российской православной церкви «ревностно теснило и преследовало всякое иноверие», включая католиков и протестантов. Однако в империи Романовых западные христиане составляли немалую часть населения и выполняли важную социальную роль. К 1914 году число одних только лютеран превысило в России 3,5 млн человек. Действовало свыше 1800 лютеранских храмов и молитвенных домов.
Золотой век инославия
В связи с 500-летием Реформации уделим особое внимание протестантам. Очевидное уважение к российским последователям Лютера и Кальвина обозначилось в эпоху Петра I, чью политику во многом продолжила Екатерина II. В 1764 году императрица рассмотрела прошение евангельских христиан, желающих поселиться в России. С решением, однако, не спешила. Святейшему синоду было поручено изучить религиозную доктрину и практику просителей. Решение синодалов было положительным, добро на въезд дали.
Уважать верования колонистов призывались и власти на местах. Узнав, что иностранца, осевшего в Малороссии, обратили в православие и заподозрив чрезмерное усердие духовенства, генерал-губернатор Петр Румянцев тут же снесся с митрополитом Киевским Арсением (Могилянским), дабы священники «не смели собою отводить» колонистов от их веры.
Усилия светской власти не были тщетны. Есть примеры того, как иерархи меняли настрой к протестантам. Прибыв в 1764 году в Ригу, епископ Иннокентий (Нечаев) нанес визит лютеранскому обер-пастору Эммануэлю-Иустину фон Эссену. А затем посетил Домский собор. Не обошлось и без взаимных подарков, уверений в дружбе и готовности к услугам. Сверх прочего гибкость иерарха диктовали условия Ништадтского мирного договора России со Швецией, заключенного в 1721 году, согласно которому Евангелическо-лютеранской и Православной церквам в Прибалтике отводились равные права. Но главным фактором сближения стала позиция просвещенной императрицы.
Отношение к протестантам было действительно обдуманным. Дела о них и прочих иноверцах изъяли из ведения епархиальных властей, склонных демонизировать тех, кого они считали конкурентами в духовной сфере. Интересы инославных были представлены и в Уложенной комиссии 1767 года, где их «опекуном» числился знаменитый фаворит императрицы Григорий Потемкин.
Архангельское «чудо»
Принципы, заложенные Петром I и Екатериной II, не вдруг были забыты и после их смерти. 17 ноября 1828 года в Архангельске произошло нечто из ряда вон выходящее: епископ господствующей Православной церкви Аарон (Нарциссов), приглашенный пастором, освятил закладку англиканского храма.
Все началось с торжественного шествия к месту будущего храма. За происходящим наблюдала масса горожан. Прибыв со свитой, епископ начал молебен Георгию Победоносцу, воздавая честь королю Великобритании, чьим покровителем считают святого Георгия. Русские совершали крестное знамение. «Ничего не было, кроме благоговения», – заметил очевидец. Однако некоторые раздраженно шептали: «Архиерей – еретик, предал нашу святую веру» (РГИА. Ф. 1409. Оп. 2. Д. 5177. Л. 2).
 |
| Лютеранские и католические храмы органично вписаны в городской ландшафт Санкт-Петербурга. Немецкая евангелическая лютеранская церковь Святого Петра. Фото 1900-х годов |
Кульминацией ритуала стало окропление епископом фундамента храма. Камень в основание здания заложил тоже он, объяснив свои действия тем, что англикане не имеют такого «чинопоследования». Возможно, именно поэтому архангельский генерал-губернатор Степан Миницкий, тоже бывший при закладке храма, сделал заключение о первенстве православной веры.
Синод же нашел Нарциссова нарушителем канона, так как епископ молился с «еретиками». Иерарху объявили «строжайший выговор» и вскоре отправили его «на покой».
Уже значительно позже, в конце XIX – начале XX века, российский Синод и англиканская иерархия даже обсуждали вопрос о единении представляемых ими Церквей.
Народ разбирается сам
При Николае I положение протестантов резко ухудшилось. Вышли законы, ущемляющие интересы лютеран. Их принуждали к переходу в православие. Условия Ништадтского договора были забыты. Мрачная николаевская эпоха стала испытанием для всех протестантов.
Другое дело – простой народ. В Перми был такой случай. Здесь в 1835 году хоронили немца-лютеранина Иоганна-Фридриха Граля. Сын лютеранского пастора, он поселился в Перми, где, будучи врачом, стал заведовать больницей. Но главным его делом осталась врачебная практика. Полный бескорыстия и высокого альтруизма, он облагодетельствовал тысячи страждущих. Многим бедным он оказывал бесплатную медицинскую помощь даже в начале своей практики, когда не получал жалованья. Учащихся местных школ и подопечных благотворительных учреждений он тоже лечил безвозмездно. В любое время Граль был готов пойти к больным. Этого оказалось мало, и он объезжал деревни в окрестностях Перми, чтобы лечить даром тех, кто не имел сил сам прийти к нему на прием. За это Граль был наречен «святым доктором».
На похороны Граля пришла масса его почитателей. Русские люди не дали похоронить врача в том месте, где покоились лютеране, но сами втащили повозку с его прахом на возвышение, где находился православный кафедральный собор. Здесь, со стороны алтаря, на православном кладбище, они вырыли Гралю могилу близ захоронений именитых пермяков. Памятник Гралю воздвигли уже в наши дни.
Не случайно в 1998 году, раньше, чем Межрелигиозный совет России, был создан Межконфессиональный консультативный комитет Пермской области. Лютеранская община стала его полноправным членом, наряду с православной епархией, католической общиной и другими религиозными объединениями. Управляющий Пермской епархией архиепископ Афанасий (Кудюк), при каденции которого и был создан комитет, принимал равно радушно и пастора, и муфтия, и раввина, и католического священника, оставив о себе добрую память.
Великодушие в ответ на гонения
Весьма значимые события происходили и в Прибалтике 1860-х годов. Главным методом властей стали запреты. Объявили, что ходатайства о переходе из православия в лютеранство строго запрещены. Не замедлили и с репрессиями. Пасторы, нарушающие правила, предавались суду. Но ни один из православных клириков, «уклоняющихся от точного исполнения высочайшей воли… не подвергся взысканию» (РГИА. Ф. 1101. Оп. 1. Д. 696).
В условиях очень для них неблагоприятных лютеране старались вразумлять оппонентов, избегая вражды. Проповедник Эрнст Соколовский писал православному священнику: «Вы… не должны забывать, что закон царский не всегда бывает законом Божиим… любезный священник!.. вас… не было бы здесь (в Прибалтике. – «НГР»), если бы обратить нас не было бы желания у государя…»
Любопытно письмо пастора Гиргензона православному священнику Мартину (Мартыну) Подрядчикову: «В среде этого необразованного народа (коренных жителей региона. – «НГР») столько труда и работы… что никому из нас не следовало бы желать приобретения овец чужого стада. Когда некоторые члены вашей Церкви приходили ко мне с просьбой, чтобы я освободил их от вашей Церкви, я отвечал им: «…ваш священник есть ваш учитель». Говоря это, пастор выражал скорбь о том, что православных лифляндских крестьян насильно удерживают в официальной вере, тогда как любой лютеранин может запросто перейти в православие, жаловался, что пасторов активно оттесняют от народа.
Между тем современники отмечали лучшее качество лютеранского образования. Словно объясняя причину, архиепископ Смарагд (Крыжановский) заявил: «У нас нет ни одного человека, который мог бы разинуть рот против сектантов. Все – невежи, все – корыстолюбивы» (ОР РНБ. Ф. 194. Ед. хр. 137. 81–81 об.).
Несмотря на давление властей, некоторые лифляндские крестьяне, обращенные в православие, стали усиленно добиваться возврата в лютеранство, требуя обучения протестантским догматам. Крещение детей в лютеранство не только от смешанных браков, но и православных «сделалось общим примером» в Прибалтике.
В конце правления Александра II судебные процессы против пасторов прекратились. Масса прибалтов, ставших православными в силу материальных выгод, вернулись в лоно Лютеранской церкви.
Лютеране при этом проявили великодушие. На конференции пасторов в Дерпте решили: «В случаях крайних не отказывать православным в таинствах». И не отказывали.
При Александре III ситуация для Лютеранской церкви вновь ухудшилась: дошло до подрывной работы против нее… Но находились новые примеры дружелюбия лютеран. 1894 году архимандрит Евгений, настоятель монастыря в Уфе, писал министру внутренних дел о Павле Валленбурге, служащем почтово-телеграфной конторы: «Он, хоть и лютеранин, отнесся ко мне как к своему пастору: и хлебом, и солью, и лошадьми, и всем, чем мог, смягчал мои лишения… чужого для него человека» (РГИА. Ф. 721. Оп. 2. Д. 344. Л. 1 об.)
Инославный след в православном
монастыре
Влияние Запада на Россию было столь велико, что сказалось даже в православных монастырях – главном оплоте Русской церкви. Возьмем Александро-Невскую лавру, предназначенную быть образцом для монахов страны. Но все складывалось не так: иные лаврские чернецы тяготели к западной культуре, ее религиозным истокам.
О Западе напоминают уже лаврские постройки, включая соборный храм. Следов древнерусского зодчества в нем нет. «Единством и правильностью составных частей, отсутствием снаружи и внутри излишних украшений» собор сродни строениям итальянского Ренессанса. Своими двумя колокольнями он «более напоминает западноевропейские храмы» (Русская старина. Т. CXLVI. 1911. С. 520). Собор украсили работы далеких от православия мастеров: Питера Пауля Рубенса, Антона-Рафаэля Менгса и др.
Стоит упоминания и один из соборных колоколов – «вестовой». На нем были надписи на латыни, включая «Gloria in excelsis Deo et in terra pax» («Слава в вышних Богу, и на земле мир») (Обозрение священных древностей… СПб., 1853. С. 27). Это отрывок из гимна, что звучит за католическим богослужением. Колокол имел иностранное происхождение.
Пение в лаврских храмах тоже подверглось западному воздействию. О специфике этого пения знал и Синод, критикуя лавру за «песнопения итальянского стиля» (РГИА. Ф. 815. Оп. 11. 1917. Д. 82. Л. 40 об.).
Изображения на лаврских антиминсах печатались с форм, сделанных европейскими мастерами, как уже в наши дни обнаружил архимандрит Августин (Никитин).
Другая сторона дела – общение с иностранцами. Для иных чернецов это было обычным делом, ведь в лавре трудились многочисленные зарубежные специалисты. Иноземцев, не связанных с монастырем, звали порой на торжества и праздники. В 1723 году наместник монастыря Феодосий (Яновский) пригласил к себе голштинского герцога Карла-Фридриха. Можно считать это знаком терпимости к иноверцам.
Лавру посещали и далекие от православия религиозные деятели. В 1818 году здесь побывал американский квакер Стефан Греллэ-де-Мобилье, а позже – знаменитый евангельский христианин, проповедник лорд Гренвилл Редсток.
Но что за след оставляли в лавре иноверцы, насколько ортодоксальны были ее насельники? Любопытен факт, относящийся к 1726 году. «Подарил, де, я тебя одною книгою лютеранскою, – услышал архимандрит Маркелл (Родышевский) от невского иеромонаха, – и еще, де, возьми у меня такие ж две книги» (ЧОИДР. 1862. Кн. 1. Отд. II. С. 40). Ситуация понятна, ведь сам Феодосий (Яновский) склонялся к протестантизму, был противником почитания икон и даже причастен к их уничтожению. Так что можно утверждать о широте и нетривиальности взглядов иных невских монахов.
О влиянии Запада свидетельствует даже быт лаврских чернецов. По смерти иеромонаха Илариона в келье его сверх всего нашли «два вида римско-католических соборов» (РГИА. Ф. 815. Оп. 10. 1873. Д. 14. Л. 46 об.). С инославными храмами невские монахи были знакомы. Вполне вероятно, что их посещали те из них, кто был командирован в европейские города, а также служившие на флоте (стоянки в иностранных портах давали такой шанс). Но оставшиеся в Петербурге могли позволить себе то же самое. На Невском проспекте есть и католический храм, и лютеранский. Выходя же в город в «мирском», монах мало в чем себя ограничивал.
Подверженность влиянию Запада обличала уже речь чернецов. Порой в ней звучали католические мотивы. Призывая в 1800 году одного из клириков принять монашество, наместник лавры Амвросий (Протасов) предложил одновременно «вступить в наш орден» (курсив наш. – «НГР») (ОР РНБ. Ф. 588. Ед. хр. 341. Л. 1 об.)
Несмотря на гонения, сила и значение западных деноминаций напоминали о себе в самых неожиданных уголках Российской империи и даже православных учреждениях.
