И всюду страсти роковые

Роман Николая II и Матильды Кшесинской закончился ничем. Кадр из фильма «Матильда». 2017

В 2017 году на российские экраны вышел фильм Алексея Учителя «Матильда»: о любви молодого Николая II и балерины Кшесинской. Вокруг фильма закипели страсти, напоминавшие бурю в стакане воды – настолько все было мелко: оскорбительна ли для страстотерпца любовь к танцовщице, напоминает ли царь святого Петра Муромского, а царица – деву Февронию… Любопытный штрих: Русская православная церковь за границей, в отличие от московской РПЦ, канонизировала всех алапаевских мучеников, в том числе великого князя Сергея Михайловича – несмотря на то, что знаменитая прима Мариинки была его многолетней и совсем не платонической любовью. А наших правоверных оскорбил даже намек на роман святого Николая Александровича с балериной Матильдой Феликсовной. Неглубокие, хоть и бурные страсти оказались под стать фильму: замахнулись на шекспировскую драму, а вышел очередной новорусский фарс. Между тем судьба Николая II могла бы стать основой киноромана о свободе воли, вопросе, волнующем каждого человека, не только верующего: «Что в моей жизни зависит от меня, а что от внешних сил?» Как говорят верующие, от воли Божией.

Замахнуться можно было не только на Шекспира, но и на Софокла. Николай напоминает Эдипа, который, пытаясь избежать страшной участи, лишь приближался к ней. Только в отличие от Эдипа Николай мудрецом не был. И не любил шибко умных. Октябрист Сергей Шидловский приводит слова царя, сказанные им Владимиру Коковцову, преемнику Столыпина на посту премьер-министра: «Не следуйте примеру Петра Аркадьевича, который как-то старался все меня заслонять, все он и он, а меня из-за него не видно было».

Император не верил в способность человека, даже выдающегося, изменить божественное предначертание. Морис Палеолог, посол Франции в России, приводит диалог между царем и Столыпиным, состоявшийся в 1909 году:

– Мне не удается ничего из того, что я предпринимаю, Петр Аркадьевич. Мне не везет… К тому же человеческая воля так бессильна… Знаете ли вы также, когда день моего рождения?

– Разве я мог бы его не знать? 6 мая.

– А какого святого праздник в этот день?

– Простите, государь, не помню.

– Иова Многострадального.

– Слава Богу, царствование вашего величества завершится со славой, так как Иов, смиренно претерпев самые ужасные испытания, был вознагражден благословением Божиим и благополучием.

– Нет, поверьте мне, Петр Аркадьевич, у меня более, чем предчувствие, у меня в этом глубокая уверенность: я обречен на страшные испытания; но я не получу моей награды здесь, на земле… Сколько раз применял я к себе слова Иова: «…Ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня, и чего я боялся, то и пришло ко мне».

Николай мог избежать гибели простым способом: отказавшись от власти. Тем более что он сам чувствовал себя не на своем месте. В разгар Февральской революции в беседе с Палеологом царь «прибавил со своей обычной апатией: «Если революция восторжествует, я охотно откажусь от престола. Я уеду в Ливадию, я обожаю цветы». Ему бы садовником родиться или огородником: Вильгельм II считал «дорогого Ники» годным лишь для того, «чтобы жить в деревне и выращивать турнепс». К несчастью для последнего российского императора, ему не дали выращивать ни турнепс (кормовую репу), ни свеклу, а российскими цветами в 1917 году были исключительно красные гвоздики.

И ведь не скажешь, что Николай был человек абсолютно безвольный. У него была воля – воля капризного ребенка, который хочет действовать самостоятельно, да этому мешают взрослые дяди – в том числе дядья Романовы. Витте полагал, что решение продолжить коронационные торжества после Ходынки подсказал Николаю родной дядюшка. «Мне представляется, что если бы государь был тогда предоставлен собственному влечению, то, по всей вероятности, он отменил бы эти празднества и вместо них совершил бы на поле торжественное богослужение. Но, по-видимому, государю дали дурные советы, и не нужно было быть особенно прозорливым, чтобы понять, что советы эти исходили от московского генерал-губернатора, великого князя Сергея Александровича, женатого на сестре императрицы».

Мистически настроенный Николай видел во всем знамения. Тот же Витте рассказывает характерную для понимания психологии Николая историю. В 1902 году маневры российского флота на Балтике посетил Вильгельм II. С яхты германского императора поступил сигнал флажками: «Адмирал Атлантического океана шлет привет адмиралу Тихого океана». Николай наверняка воспринял это как повеление свыше, данное ему Богом через кайзера, и вскоре начал экспансию на Дальнем Востоке. Однако это вызвало у Японии резкую реакцию. Итогом стала проигранная Россией война. Интересно, что думал по этому поводу Николай: проиграна война по воле человеческой или Божией?

Ситуация осложнялась тем, что царю давали противоречивые советы. Вильгельм писал: «При Александре III Россия, конечно, никогда не вступила бы в войну с Германией, ибо он был достаточно устойчивым человеком. Император Николай II, наоборот, был человек слабый и колеблющийся. В его глазах был прав тот, кто последним уходил от него; этим последним я, естественно, мог быть не всегда».

Несложно реконструировать ход мысли Николая: это не бином Ньютона. К царю приходил государственный муж, излагал проблему и предлагал способ ее решения. Как человек религиозный, Николай повторял в уме слова пушкинской Татьяны: «Я знаю, ты мне послан Богом». Но являлся другой государственный муж со своим видением, и у императора появлялась мысль: «А не это ли истинный вестник воли Божией?» В конце концов Николай запутался, перестал надеяться на советчиков (кроме жены и Распутина) и поэтому не сильно горевал из-за убийства умного волевого Столыпина. Когда в 1915 году умер здравомыслящий энергичный Витте, давно отправленный императором в отставку, царь сказал Палеологу: «Смерть графа Витте была для меня глубоким облегчением. Я увидел в ней также знак Божий». В голове царя давно поселилась мысль: «Зачем мне советники, если я помазанник Божий, глава Церкви? Всевышний должен действовать непосредственно через мою священную особу». Но что это, как не гордыня – в православии главный смертный грех?

В Ливадийском дворце у Николая II имелись большое собрание икон (свыше 750) и библиотека, насчитывавшая всего 253 книги. И что это были за книги! «Подлинные акты, относящиеся к Иверской иконе Божией Матери, принесенной в Россию в 1648 году», «Богослужебные каноны на славянском и русском языках», «Альбом благодеяний святой Елизаветы в картинах»… Император тогда не был святым, поэтому почитывал и «Римских женщин» профессора Кудрявцева. А современные Николаю женщины сыграли в его жизни судьбоносную роль. Роковую.

В фильме «Матильда» цесаревич Николай, глядя в бинокль на сцену, узрел внезапно обнажившуюся грудь юной Кшесинской – и воспылал безумной страстью. На самом деле все было чинно-благородно, об этом рассказала сама балерина в своих мемуарах. Возможно, Николай увидел в Матильде фею или скорее Венеру, увлекающую царевича, как Тангейзера, в грот любви. Уж он бы не вернулся обратно, как вагнеровский герой, а остался с богиней красоты навеки: она, конечно, даровала бы возлюбленному бессмертие. «Наша царская работа – трудная», – говаривал Николай I сыну, будущему Александру II. А Николай II с молодости не горел желанием трудиться на троне, у него были явно эскапистские настроения: ускользнуть, уйти от ответственности быть правителем огромной полудикой страны.

Мезальянс мог бы спасти жизнь Николая Романова. Но не спас. Расстрел царской семьи. Иллюстрация из журнала «История Советов» под редакцией Анри де Винделя. Париж, 1922

Если рассуждать теологически, Бог через Матильду давал Николаю шанс избежать расстрельного финала. Кшесинская была физически и душевно здорова, не истеричка и впоследствии родила здорового сына. Известно, какую роль в резко негативном отношении общества к Николаю и Александре сыграло присутствие при дворе Григория Распутина. Есть свидетельства, что «старец» удивительным образом останавливал кровотечения у несчастного царевича Алексея. Однако, поскольку болезнь наследника тщательно скрывалась, поползли слухи: «Гришка – любовник царицы». Но в варианте с Матильдой божеские законы вступили в противоречие с человеческими, точнее, монархическими: в конце XIX века престолонаследник не имел права на мезальянс ни в одной стране мира. Впрочем, линии судьбы династии Романовых могли измениться и в том случае, если бы Николай полюбил Кшесинскую по-настоящему и отказался ради нее от права на трон. Ему наследовал бы брат Георгий, а после его смерти (великий князь умер в возрасте 28 лет от туберкулеза) Михаил. Однако не стоит рассуждать, как в таком случае сложилась бы судьба страны, поскольку вариант отпадает: Николай не сильно хотел царствовать, но и не был способен потерять голову от любви. Ему ни в чем не хватало характера.

Пока цесаревич Николай ухаживал за балериной Матильдой, император Александр III заключил франко-русский союз и хотел дополнить его союзом брачным, женив сына на дочери графа Парижского, Елене Орлеанской. Однако возникло препятствие: католичка не соглашалась перейти в православие, как требовали обычаи дома Романовых. Цесаревич не стал страдать, как юный Вертер, а увлекся немецкой принцессой Алисой Гессенской. В ее жилах текла не только немецкая, но и английская кровь: девушка была внучкой королевы Виктории. И она была готова преодолеть единственное препятствие к браку – разницу в вероисповеданиях. «Помимо этого барьера, между нами ничего не стоит – и я почти уверен, что чувства взаимны! – пишет Николай в дневнике. – Все в руках Божьих. Я преклоняюсь перед Его добротой и спокойно гляжу в будущее».

Николай не терзался, что Матильда была низкого происхождения – выходит, не суждено. Не переживал, что прекрасная Елена оказалась строптивой католичкой – значит, не судьба. Он считал, что его судьба – Аликс. Нетрудно понять мышление Николая: по его мнению, если что-то не шло гладко, значит, это было против Божией воли. Вот только с приездом невесты в Россию пошла полоса бед. Не дожив до 50 лет, умер Александр III. Медицинский диагноз – нефрит, болезнь почек. По легенде, царь надорвался, держа во время железнодорожного крушения в Борках рухнувшую крышу вагона, пока близкие выбирались наружу. Ангелом-хранителем Александра мог стать молодой тогда путеец Сергей Витте, который на своем участке дороги запретил царскому поезду превышать скорость. На другом участке разрешили – и из-за сильнейшей болтанки (вагоны везли два паровоза) не выдержали гайки, скреплявшие рельсы. Император запомнил ответственного железнодорожника, оценил его и призвал во власть. В отличие от сына, он не гнушался толковыми людьми.

Слишком многое объясняли в России промыслом Божиим или кознями нечистого, не учитывая технику и человеческий фактор. В стране, еще далекой от индустриализации, были сильны мистические настроения, и про невесту наследника стали шептать: «Она пришла к нам с гробом. Она несет нам несчастье». Новая беда обрушилась на царскую семью с рождением долгожданного наследника, у которого обнаружили гемофилию, несвертываемость крови. Царская чета могла считать это карой Божией или испытанием, проверкой на покорность божественной воле, но с точки зрения науки то была расплата за «голубую кровь» королевских семей, когда из поколения в поколение высокородные и высокомерные дамы и господа заключали браки только между собой, что в итоге вело к генетическому вырождению. В результате Распутин и обрел огромное влияние при дворе. Столыпин возражал против его присутствия в ближайшем окружении Николая, но тот ответил: «Я с вами согласен, Петр Аркадьевич, но пусть будет лучше десять Распутиных, чем одна истерика императрицы».

Солженицын считал, что, останься целеустремленный Столыпин в живых, он не допустил бы европейской мясорубки. Или, во всяком случае, не бросил бы в нее Россию. А Николай, поддавшись уговорам не отличавшихся прозорливостью министров (Витте был уже не у дел), бросил: ведь на это, по его мнению, было Божие соизволение. Коковцов вспоминал о том, как царь слушал его доклад в ноябре 1913 года, когда премьер вернулся из Берлина с ощущением близости большой войны: «Он ни разу не прервал меня за все время моего изложения и упорно смотрел прямо мне в глаза, как будто ему хотелось проверить в них искренность моих слов. Затем, отвернувшись к окну, у которого мы сидели, он долго всматривался в расстилавшуюся перед ним безбрежную морскую даль и, точно очнувшись после забытья, снова упорно посмотрел на меня и сказал: «На все воля Божья!» Это было в мою последнюю поездку в Ливадию».

В 1916 году тот самый октябрист Шидловский принял участие в правом заговоре против Николая и воскликнул: «Щадить и жалеть его нечего, когда он губит Россию!» Заговорщикам казалось, что страной управляет безумец. Капризный ребенок повзрослел, остался с судьбой один на один – и стал фаталистом: чему быть, того не миновать. Уповавший на волю Божию царь оказался в одиночестве. В 1917 году его не поддержала даже церковь, поддавшаяся искушению избавиться от императорского контроля и избрать долгожданного патриарха.

Еще больше, чем царя, ненавидели в России императрицу. Роковые женщины бывают двух типов. Матильда Кшесинская относилась к первому – несгораемому и непотопляемому. Надо только держаться за их юбку или, в случае с балериной, за пачку – и они вытащат из огня и воды, спасут в любой ситуации. Николай выпустил эту пачку из рук – и пропал. Алиса Гессенская – второго типа. Хотя в детстве ее называли Sunny – по-английски «Солнышко», хотя она училась на курсах философии в Гейдельберге и Оксфорде, Алиса оказалась губительницей – и жертвой. Все тот же Морис Палеолог, хорошо знавший обстановку в царской семье, писал в дневнике:

«По странному действию умственной заразы, она понемногу усвоила самые древние, самые характерные специфические элементы русизма, которые имеют своим высшим выражением мистическую религиозность. Я уже отметил в этом дневнике болезненные наклонности, которые Александра Федоровна получила по наследству от матери… Эти наследственные наклонности, которые были бы незаметны, если бы она продолжала жить в положительной и уравновешенной среде Запада, нашли в России самые благоприятные условия для своего полного развития. Душевное беспокойство, постоянная грусть, неясная тоска, смены возбуждения и уныния, навязчивая мысль о невидимом и о потустороннем, суеверное легковерие – все эти симптомы, которые кладут такой поразительный отпечаток на личность императрицы, разве они не укоренились и не стали повальными в русском народе? Покорность, с которою Александра Федоровна подчиняется влиянию Распутина, не менее знаменательна. Когда она видит в нем «Божьего человека, святого, преследуемого, как Христос фарисеями», когда она признает за ним дар предвидения, чудотворения и заклинания бесов, когда она испрашивает у него благословения для успеха какого-нибудь политического акта или военной операции, она поступает, как поступала некогда московская царица, она возвращает нас к временам Ивана Грозного, Бориса Годунова, Михаила Федоровича, она окружает себя, так сказать, византийской декорацией архаической России».

Алиса попала в страну чудес – и сама уверовала в них…

Николай II и Александра Федоровна причислены РПЦ к лику святых, но не за праведную жизнь, а за мученическую смерть. И мучились они не за идею, никто не требовал от них отречься от веры. Таких называют страстотерпцами. Наш современник архимандрит Иов (Гумеров) объясняет: «Слово «страстотерпцы» принято применять к тем, кто явил покорность воле Божией и полное беззлобие в отношении убийц… Подвиг страстотерпчества совершили царственные мученики». Вообще-то напоминает баранов, идущих на бойню. Простите, не баранов – агнцев. И из слов архимандрита следует поразительный вывод: царская семья, включая семнадцатилетнюю юницу и тринадцатилетнего отрока, была расстреляна по воле Божией…

В Книге пророка Иезекииля Бог говорит: «Не хочу смерти грешника, но чтобы грешник обратился от пути своего и жив был». А если грешник отвергает пути спасения? Чтобы избегнуть трагической участи, Николаю надо было не иконы собирать, а толково управлять государством, не лезть во внешнеполитические авантюры, не отталкивать мудрого Витте, беречь как зеницу ока Столыпина. Или еще в конце XIX века отречься от престола и уйти в частную жизнь вместе с Кшесинской. Он не сделал ни того, ни другого.

«И всюду страсти роковые, и от судеб защиты нет». Царь наверняка задумывался, всегда ли он делал правильный выбор: в государственных делах, в личной жизни. Женился по своему желанию на Аликс, и родился больной царевич Алексей. Это была воля Божия? А не заключалась ли она в том, чтобы удалить Николая с трона?