Папа русского самодержавия

Потомки Филарета правили Россией три столетия. Изображение 1672 года

6 июля с.г. исполняется 400 лет со дня его восшествия на патриарший престол (интронизация состоялась в 1619 году, 24 июня по старому стилю).

Под патриархом – царь

В 1863 году в Подмосковье, в Коломенском дворце, нашли удивительный портрет. Взору предстал патриарх Филарет Никитич: в архиерейском облачении, с митрой, изображенной рядом с ним, на столике. Портрет неоднократно подновлялся красками. Сняв ряд наслоений, реставраторы увидели того же Романова, но не в архиерейском одеянии – саккосе, а в царском кафтане. Поверх кафтана изображалось платье, отороченное горностаем. Плечи Романова покрывали знаки царской власти – бармы, опушенные тем же мехом. Вместо крупного креста, который носили поверх одежд цари, на Филарете была панагия – символ архиерейского достоинства. Особо интригующим было то, что усы и борода Романова пострижены на мирской манер. Правая его рука изображалась не благословляющей, как часто живописуют духовных лиц, но держащей скипетр – еще один знак царского достоинства. И наконец, на тыльной стороне портрета открыли надпись «Царь Федор Никитич», указующую на мирское имя Романова. Исследователи предположили: надпись сделана в XVII веке. Находку поместили в музее, вместе с изображениями лиц из царского дома.

Так кем же был Романов в первую очередь – патриархом или фактическим главой Московского государства?

Приключения «импровизированного монаха»

Точная дата рождения Федора Никитича Романова неизвестна. Но сведений о нем у историков достаточно. Был он племянником Иоанна Грозного. Относился к числу хорошо образованных для своего времени людей. Мог говорить на латыни.

Федор Романов и братья его, Никитичи, «держали себя с царским достоинством» (Русский архив /РА/. 1882. № 4. С. 313), зная свою силу и вес среди боярства. «Великим московским боярином» именован в одном из хронографов Федор Никитич.

Но в 1601 году Никитичей подвергли опале – как якобы замысливших убить Бориса Годунова. Теперь вряд ли узнаешь, готовилось ли действительно покушение. Но ученым точно известно, что между Годуновым и Никитичами была «ожесточенная вражда», и оппозиционеры могли мечтать о всероссийском престоле. Также установлено: в списке Никитичей, обреченных на изгнание, первым стояло имя Федора, будущего патриарха. Опалу Никитичей многие бояре восприняли восторженно, надеясь занять их место у двора.

Федора насильно постригли в монахи в Сийском монастыре близ Архангельска, братьев сослали в глухую провинцию. Так из боярина получился «импровизированный монах» (Русская старина /РС/. 1901. Т. XCVII. С. 326). Спустя четыре года Годунову донесли, что Романов живет не по-монашески, «смеется неведомо чему» (РА. 1882. № 4. С. 314). Академик Александр Никитенко, побывав в Сийском монастыре, утверждал, что существовала грамота Бориса Годунова о «заточнике» той обители Романове: «Смотреть крепко за сим опальным старцем, который «лается» и бьет монахов». Однако Годунов повелел «не делать узнику никакого насилия» (РС. Т. LXII–LXIII. С. 293). Совсем иначе трактует жизнь Романова в Сийском официальная летопись: «напасти великие» он «перенес как подвижник» (Хронограф 1617 года). Между тем прошел срок, и царь смягчился к ссыльному, приказав возвести его в архимандриты того же монастыря.

Когда на Руси наступила Смута, по воле Лжедмитрия I Романова не только освободили из монастыря, но и рукоположили в Ростовские митрополиты. Вернуться к мирскому званию он, похоже, не пожелал.

Перед ним открывались прекрасные перспективы. Как считал академик Сергей Платонов, с воцарением Василия Шуйского в мае 1606 года, еще до Гермогена, тоже ставшего главой церкви, Романов был наречен патриархом, но очень скоро его вернули в митрополиты Ростовские. Платонов связал это с боярским движением против Шуйского, к которому будто бы был причастен Романов – а затем разоблачен (Исторический вестник /ИВ/. 1899. Январь. С. 353).

Потребовался Филарет и Лжедмитрию II. Плененного и будто бы босого, как свидетельствовал летописец, его доставили в Тушинский лагерь – резиденцию самозванца. Тот строго повелел: считать пленника нареченным патриархом. Интронизации, правда, не было. Но сомнительную славу «тушинского патриарха» он приобрел.

«Тушинского патриарха» с почетом встретили в Москве по возвращении из польского пленения. Анонимный художник. Встреча Филарета Никитича князем Пожарским. XVII век

Плененный Лжедмитрием II, он продолжил происки против Василия Шуйского (ИВ. 1891. Май. С. 333), став во главе оппозиционной партии. Вольнодумец «бунташного века» Тимофей Акундинов, четвертованный в Москве в 1653 году, в то время отзывался так: «А все те от Филарета были злых браней дела» (Акундинов Т.Д. На Филарета митрополита // Сатира XI–XVII вв. М., 1987. С. 51).

Освободился Филарет из плена самозванца лишь в 1610 году, и сразу же поспешил в Москву. Есть и другое мнение: его пленил Шуйский, и прибыл Романов в Москву отнюдь не добровольно.

Когда под Шуйским зашатался трон, Филарет отправился к польскому королю, осаждавшему Смоленск, просить на московский престол королевича Владислава. Но вот незадача: посольство попало в плен – в отместку за пленение Шуйским королевских послов. Весной 1611 года Романова доставили в Мариенбургский замок крестоносцев. Небезызвестный Авраамий Палицын, келарь Троице-Сергиева монастыря, описывая то пленение, не пожалел красок: «Покрыша главу его татарской шапкой и ноги обувше в несвойственны сапоги».

Любопытны детали пребывания Романова на чужбине. Говорилось, что пред «роскошнейшим» Мариенбургским замком «меркли кремлевские богатства» (РС. 1908. Т. CXXXVI. С. 476). Здесь Романова содержали «со всеми удобствами, подобающими его высокому духовному сану». В 1613 году бывшая супруга Романова, также принявшая монашество, прислала ему соболью шубу и другие предметы дорогой одежды. Подобные посылки продолжались и в дальнейшем. Однажды, по причинам политическим, его перемещали в Варшаву, во дворец канцлера Льва Сапеги. Итак, картина плена отнюдь не плачевная, тогда как церковь в лице митрополита Макария (Булгакова) заявляет о «тяжких лишениях», кои Романов будто бы перенес в Польше.

Из Польши шли его письма, посредством которых он влиял на политический процесс в России. Польские власти могли запретить переписку, но все же не запретили.

На чужбине он пробыл свыше восьми лет. И наконец в 1619 году вместе с товарищами по неволе был обменян на польских пленников.

Двуглавый патриарх

С прибытием в Россию многое для него изменилось. Несмотря на летнее время, в Москву его ввезли на санях: так в старину оказывали почести. Романова встретил его сын Михаил, к тому времени ставший русским царем, и высшие чины государства. Без промедлений, с участием Иерусалимского патриарха Феофана IV, пребывавшего в ту пору в Москве, его произвели в патриархи.

Отец-патриарх и сын-царь – оба именовались «великими государями». Круг деятельности Романова был необычайно широк. Патриарший двор был не менее блистательным, чем царский. Равного участия отца и сына в государственных делах быть, разумеется, не могло. Вот что сказал по этому поводу историк Сергей Соловьев: «Опытный и твердый Филарет имел очень большую долю в правлении при малоопытном, молодом и мягком Михаиле» (Соловьев С.М. Сочинения. Кн. 5. История России с древнейших времен. Т. 9. М., 1990. С. 118). Ясно, что сыну оставались второстепенные дела да участие в церемониях. «Земскими делами всеми правил» (РС. 1879. Т. XXIV. С. 734), передал академик Владимир Иконников отзыв современников о Романове. Хотя официально он считался лишь соправителем Михаила.

В первую очередь следовало навести порядок в стране, погрузившейся в годы Смуты в состояние хаоса. Он «строгостью смирил московских бояр» (РС. 1884. Т. XLII. С.  42). В одной из Степенных книг о нем говорится: «Нравом опальчив и мнителен, и власть имел такую, что сам царь его боялся. Бояр и сановников он обуздал, сильно томил заключениями безвозвратными и иными наказаниями» (Цит. по: Там же). Можно сказать хотя бы о четверых, сосланных им в одну лишь Соловецкую тюрьму (РС. 1888. Т. LVII. С. 394). Но жалоба на суздальского епископа Иосифа (Курцевича), обвиненного в разграблении у суздальцев кожевен (ЧОИДР. 1863. Кн. 1. Отд. V. С. 2–3), похоже, осталась без последствий. Лишь после смерти Романова Курцевич был «отлучен» от кафедры и сослан в Сийский монастырь.

Не все государственные решения Филарета достойны похвалы. Именно он поставил во главе русского войска, посланного освобождать Смоленск, бесталанного воеводу, так что поход оказался неудачным. Спасителя отечества Дмитрия Пожарского он не хотел возвышать, поскольку при избрании царя в 1613 году выдвигалась и кандидатура князя-героя. Поход к Смоленску Пожарскому не суждено было возглавить.

Царская власть при Филарете сильно окрепла. На новой царской печати 1625 года впервые указали титул «самодержец». Можно предполагать, что, воспитанный в византийском духе, Романов-отец выше ставил авторитет светской власти, но при этом стоял горой и за власть духовную.

Несмотря на разруху Смутного времени, он обладал значительными средствами, тогда как государственная казна была скудна. Исследователи предполагают, что обычай одаривать царствующий дом с синклитом трижды в год введен именно им. Патриаршая казна регулярно и обильно пополнялась. Выдав в 1628 году «Жалованную несудимую грамоту» Макарьево-Желтоводскому монастырю, Романов повелел, чтобы монастырь платил ему дань «вдвое» (ЧОИДР. 1866. Кн. 3. Отд. V. С. 11). «Политикой результатов» назвал его деятельность Сергей Платонов (Платонов С.Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI–XVII вв. СПб., 1901. С.  419).

Покои патриарха отличались красотой. В Крестовой патриаршей палате были вставлены «окончены стекольчатые нарядные, с травами и птицами» (ИВ. 1885. Октябрь. С. 111). Заглянем в Столовую книгу Романова за 1623 год. Посмотрим, как он постился. В пятницу 29 января на столе у патриарха было: два блюда икры ценных рыб, пять стерлядей паровых, стерлядь «верченая», стерлядь «в ухе», стерлядь свежепросольная, белужина, лососина, щи со сметаной и т. д. (Столовая книга патриарха Филарета. 1623 г. // Старина и новизна. 1909. КНР. 13. С. 47). Отметим, что страна еще не оправилась от Смуты, многие голодали.

Будучи грекофилом, Романов тяготел к контактам с православным Востоком, состоял в переписке с Константинопольским патриархом Кириллом Лукарисом. Но богословского образования не имел, вовсе не готовясь в молодости к церковному служению. «Божественное писание отчасти разумел…» (РС. 1884. Т.  XLII), поведал о нем современник.

В книге «Мысли русских патриархов», изданной Сретенским монастырем уже в наши дни, не приводится никаких «мыслей» Романова на духовные темы: приводить оказалось, видимо, нечего. Набожность его выражалась скорее в нетерпимости: неприязни к западному христианству, иноземцам, всему заграничному укладу, что, разумеется, препятствовало культурным контактам России с Европой.

Дореволюционный историк Аркадий Мальшинский утверждал: «Иерархи (Филарет, Никон) не так ревностно заботятся о духовном просвещении и нравственном наставлении паствы, как о мирском соправительстве с государем, и заодно со светской властью преследуют не отступничество от догматов веры, а свободомыслие, выражающееся в несоблюдении обрядов и критике нравов» (ИВ. 1887. Май. С. 259).

Филарет верил в силу обрядов. Выступал в свое время против расстрижения Василия Шуйского, обращенного в монахи тоже по принуждению. Но в возражении здесь видится и политический мотив, ведь Шуйский был политическим соперником Романова.

Патриарх открыл Греко-латинское училище при Чудове монастыре. При нем шло восстановление пострадавших в Смуту церквей и обителей, исправлялись богослужебные книги, активизировалось типографское дело.

Но укрепление самодержавной власти Филарета занимало, разумеется, больше. Таков был Романов, от такого корня произошла династия, правившая Россией 300 лет.