Беспощадный бунт против церкви

Курский студент выбрал для испытания своей «адской машины» Знаменский монастырь, где хранилась почитаемая богородичня икона. Открытка начала XX века. Старые курские открытки. Каталог. Курск, 2005

Виновниками трагедии Русской церкви в XX веке считают совершивших революцию большевиков. Но масштабное антицерковное движение началось до 1917 года, проявившись в убийствах духовенства и издевательствах над ним, грабежах храмов и монастырей, их поджогах и осквернениях, в захвате церковных земель, отказе подчиняться церковным властям и т.д. Причем самосуд вершила так называемая паства, которую церковные деятели веками восстанавливали против себя. Придя к власти и возглавив антицерковное движение, большевики лишь ускорили печальный процесс.

Не следует считать, что атаки на церковников до 1917 года имеют исключительно криминальную природу. Для них сложилась питательная почва – отношение общества к церкви. Есть впечатляющие свидетельства. Синодальный обер‑прокурор Александр Толстой говорил: «Для Русской церкви настали времена гонений, духовенство не бьет только ленивый: один бьет, а прочие поощряют бьющего» (цит. по: Из записок преосвященного Леонида… М., 1907. С. 380). Ректор Московской духовной академии протоиерей Александр Горский утверждал: «Ожесточение против всего духовного, церковного… с каждым месяцем становится все сильнее» (Русское обозрение. 1896. Январь. С. 276). А вот что напечатал журнал «Духовная беседа»: «Все русские с презрением, с отвращением смотрят на духовенство» (1859. № 28. С. 47). Свидетельства эти относятся к началу правления Александра II. Но далее антицерковный настрой лишь укреплялся.

Обратимся к архивным делам, многие из которых почти неизвестны широкой публике.

Как юноша взрывал монастырь

Шел 1898 год. В тихом городе Курске пользовалась особой славой Курская (Коренная) икона «Знамение». Эту богородичную икону верующие чтят как чудотворную. И к месту ее нахождения – в Курском Знаменском монастыре – происходило массовое паломничество.

Знал об этом и юноша Анатолий Уфимцев, обучавшийся в Курском реальном училище. Его историю сообщает примечательное архивное дело (РГИА. Ф. 797. Оп. 71. III отд. 5 ст. Д. 155).

Об Уфимцеве говорили, что у него выдающиеся способности. Склонность к научной литературе сказалась в нем рано. С интересом прочел он и «Механическую технологию металлов» авторитетного Адольфа Ледебура. Внимательно следил за техническими новинками, конструировал. Но техническую мысль хотелось применить на практике.

И вот совершенно, казалось бы, неожиданно объектом приложения его «пассионарности» стал Знаменский монастырь. Уфимцев решился на отчаянный шаг – взорвать притягательную для масс икону. И поделом, думал он, видя, что икона служит средством наживы, весьма заманчивой для монахов. «Они святотатствуют более, чем кто‑либо», – оправдывал свои деяния Уфимцев, попав позже под следствие. И добавлял: «Мне… известна жизнь монахов… в подробностях». Следует, думал он, лишить монахов главной ценности – иконы, тем более что «чрез прикладывания» к ней «могут распространяться… заразные болезни».

«Адскую машину» он создал за две недели. Потребовалось 600 г пороха, аккумулятор, часы для установки времени взрыва, провода.

7 марта Уфимцев вместе с сообщником отправился в монастырский собор к всенощной. После службы, когда народ разошелся, злоумышленники улучили момент, чтобы поместить снаряд в отверстие под амвоном. Часовой механизм был пущен в ход.

Позже Уфимцев вспоминал: «Воротясь домой, я всю ночь сильно волновался и, растворив форточку, прислушивался. Но на дворе была буря, и я ничего не услышал». Утром ситуация стала проясняться. Куряне судачили: монастырь разрушен взрывом. Узнал об этом и Уфимцев. Придя же в монастырь, был несколько разочарован. Взрыв не вызвал особых разрушений: пострадали деревянный купол собора и люстра, также была разбита стеклянная дверь.

Убийцы и их жертвы

В конце XIX – начале XX века происходили многочисленные нападения на служителей алтаря, прочие антицерковные акции. Приведем некоторые факты из многих имеющихся.

В феврале 1900 года хорошо отточенным топором был убит благочинный протоиерей Василий Масловский, клирик Пензенской епархии. «На голове… покойного обнаружили шесть ран» (РГИА. Ф. 797. Оп. 70. III отд. 5 ст. Д. 45. Л. 2 об.). Масловский носил при себе большие деньги. Но помимо грабежа следствие рассматривало и другую причину убийства – «отмщение» (там же).

В том же 1900 году пришла беда и в Черниговскую епархию. В Петропавловском монастыре, что в Глуховском уезде, был убит монах Митрофан (Чубун) (РГИА. Ф. 797. Оп. 70. III отд. 5 ст. Д. 82). Не спасло и то, что монастырь был за каменной стеной. Чубун заведовал монастырской иконной лавкой и считался состоятельным человеком. 10 марта он долго не подавал из своей кельи, запертой изнутри, ни звука, так что пришлось сломать дверь. Вошедшие увидели окровавленное полотенце на стене и ведро с красной водой. На дне ведра нашли сапожный нож. На лице и шее монаха, распростертого на полу, было несколько резаных ран. Рядом лежали клочки бороды убитого. «На стенах, на креслах, на сундуке, на столе были брызги крови», – говорится в материалах дела. Расправа была крайне жестокой. Следствие установило: монах боролся со своим убийцей, порезав себе руки. Также выяснили: убийца вошел в круг его общения, включавшего винопитие.

12 декабря в том же монастыре крестьянин с мещанином едва не убили иеродьякона Севастиана, ударив его по голове трехфунтовой гирей. Один при этом зажимал рот жертвы. Но крик в соседней келье спугнул преступников (там же. Л. 11).

В том же 1900 году, 9 октября, был застрелен у себя дома клирик Гродненской епархии Александр Рожанович, духовник своего благочиния (РГИА. Ф. 797. Оп. 70. III отд. 5 ст. Д. 95. Л. 246). О грабительских целях убийц архивное дело умалчивает.

В годы первой российской революции антицерковные акции участились. В феврале 1905 года пострадал священник Грузинского экзархата Николай Качахидзе. Сбрив у него усы, бороду и все волосы на голове, преступники забрали священнический крест и церковную печать (РГИА. Ф. 797. Оп. 76. III отд. 5 ст. Д. 2а. Л. 26 об.). В августе 1905 года нападению подвергся Василиско‑Златоустовский женский монастырь того же экзархата (РГИА. Ф. 797. Оп. 75. III отд. 5 ст. Д. 18в. Л. 40). А в ноябре, тоже в Грузии, пострадал Гелатский монастырь, обстрелянный с трех сторон (РГИА. Ф. 797. Оп. 76. III отд. 5 ст. Д. 2а. Л. 29).

В конце 1905 года антицерковная волна прокатилась также по Тульской епархии, где угроза нависла над «школой‑церковью», окруженной группой вооруженных людей, тоже применивших огнестрельное оружие (РГИА. Ф. 797. Оп. 75. III отд. 5 ст. Д. 18в. Л. 240 об.).

В январе 1906 года жертвой преступников стал еще один клирик – священник Кишиневской епархии Василий Козак, получивший «сильный удар в затылок каким‑то тупым орудием» и рану ножом в шею (РГИА. Ф. 797. Оп. 76. III отд. 5 ст. Д. 2а. Л. 53). Целью нападения, установило следствие, был не грабеж, а убийство.

В безопасности по‑прежнему не чувствовали себя даже монахини. В марте 1906 года принял на себя удар Покровский женский монастырь Ставропольской епархии. Одна послушница была убита, другая – ранена (там же. Л. 144).

Между тем нападения на церкви и обители принимали все новые формы. 13 апреля 1906 года злоумышленники подожгли Алексеевский монастырь Уфимской епархии (Там же. Л. 172). В Смоленской епархии в 1906 году сожгли сельскохозяйственные постройки Троице‑Сергиевской женской монашеской общины, что в Сычевском уезде. Примерно тогда же в Таврической епархии неизвестные предали огню надворные постройки при церковном доме, где жил священник (там же. Л. 186). Были и курьезные случаи. Во Владимирской епархии некий крестьянин, войдя в храм с бранью, стал ломать перила, ограждающие клирос (там же. Л. 186 об.). Был ли он пьян, архивное дело умалчивает.

В Воронежской епархии 17 апреля 1906 года напали на благочинного протоиерея Матфея Федоровского, получившего несколько ударов ломом в голову. Причем какое‑то время он защищался руками. Пострадавший через неделю скончался (там же. Л. 22). О цели грабежа в документах тоже ни слова.

На конец 1906 года пришлась новая серия убийств духовенства. Лишили жизни архимандрита Лукиановой пустыни Владимирской епархии Афанасия и священника Черниговской епархии Николая Пиневича (там же. Л. 186 об.). В Ставропольской епархии убивали «зверски»: жертвами стали два иеромонаха и два послушника Екатерино‑Лебяжской Николаевской пустыни (там же. Л. 187).

Спад революции не означал угасания народной ярости. В 1909‑1910 годах особо отличились Харьковская и Полтавская епархии. Синодальный обер‑прокурор констатировал, что дошло «до открытого грабежа и насилия» (РГИА. Ф. 797. Оп. 72. III отд. 5 ст. Д. 95. Л. 4). Страдали храмы и служители алтаря. В некоторых местах происходили настоящие погромы.

Шли годы, но отношение к духовенству не менялось. В 1916 году убили священника Тамбовской епархии Димитрия Земляницына из Козловского уезда (РГИА. Ф. 796. Оп. 203. Д. 222). Преступники проникли в дом жертвы из сада, выставив оконную раму. Священник получил не только удар шкворнем в голову, но и три раны кинжалом. Жену его тоже убили. Следствие установило: «О. Димитрий… оборонялся, так как руки его порезаны». В роли убийц выступили крестьяне.

В первой половине 1917 года управляющему Тамбовской епархией пришлось вновь информировать Синод о криминале (РГИА. Ф. 796. Оп. 204. Д. 108). Ночью при нападении на дом иерея Арсения Миловидова были убиты его дочь и прислуга. Четыре человека в солдатских шинелях, вооруженные револьвером и железныи вилами, вломились в комнату священника. Первоначальной их целью был грабеж, и они действительно поживились: и деньгами, и золотом‑серебром. Но сын священника закричал. Преступникам пришлось ретироваться. Миловидов тоже вступил в борьбу, выбив лампу из рук одного из напавших.

Позднее, той же весной 1917 года, и опять на Тамбовщине убили дьякона Павла Архангельского с женой. Без борьбы с преступниками не обошлось и здесь. Дьякон получил 16 колотых ран. К смерти привел удар в голову острым орудием. «Кровью его были забрызганы стены… на высоту полтора аршина от пола, кровавые пятна были даже на потолке как знак долгой борьбы…» В омертвелой руке дьякона увидели пук чьих‑то волос. Отрубленная голова дьяконицы «висела на коже около горла». Дети были зарезаны в постели (там же. Л. 1 об.). Целью убийства объявили грабеж. Но уж очень жестокая расправа!

Иные иерархи приводили не только отдельные факты, но и обобщали. В сентябре 1916 года Синод слушал рапорт епископа Подольского Митрофана (Афонского), в котором говорилось, что «некоторые из приходских священников подверглись со стороны толпы оскорблениям и насилию» (РГИА. Ф. 797. Оп. 86. III отд. 5 ст. Д. 129. Л. 1).

Сообщения о трагедиях шли потоком. В феврале 1917 года епископ Тобольский Варнава (Накропин) информировал высшую церковную власть, что крестьянин Григорий Меркулов прямо в храме убил кинжалом священника Тобольской епархии Владимира Декова. Цель грабежа здесь тоже не прослеживается. «Кровь на полу оказалась в семи местах» (РГИА. Ф. 796. Оп. 203. Д. 72. Л. 6).

Весной 1917 года особое внимание властей привлекла также Сергиевская пустынь под Санкт‑Петербургом. Некий солдат напал с бритвой в руке на иеромонаха Мисаила, нанеся ему ряд ранений в голову (РГИА. Ф. 797. Оп. 86. III отд. 5 ст. Д. 31. Л. 3).

7 апреля 1917 года в Подольской епархии разыгралась новая трагедия: убили священника Иоанна Манчинского. Епископ Подольский констатировал: «Оказывается, что священник… убит не с целью грабежа… церковное имущество в целости и порядке» (РГИА. Ф. 796. Оп. 204. Д. 141).

Где‑то обходилось без крови, но обстановка все равно тревожила власти. В Нижегородской епархии наблюдались случаи «смещения священнослужителей мирянами» (РГИА. Ф. 797. Оп. 86. III отд. 5 ст. Д. 21. Л. 52).

Симптоматичен рапорт архиепископа Казанского Иакова (Пятницкого), поданный в Синод 10 мая 1917 года: «В некоторых приходах… проявлялось самоуправство и полный произвол среди прихожан как в отношении… причта, так и в отношении церковной и причтовой собственности… крестьяне самовольно захватили церковную землю… оставив… причты без земли. В настоящее время беззащитное духовенство, кроме того, что терпит крайнюю материальную нужду, оно испытывает еще тяжелые нравственные страдания, перенося… оскорбления, унижения и обиды от народной распущенности» (РГИА. Ф. 796. Оп. 204. Д. 134. Л. 1‑1 об.).

Между тем рапорты архиереев становились все тревожнее. 20 июля 1917 года архиепископ Могилевский Константин (Булычев) сообщил о нападении на семью священника Василия Чулкова: «Ранен он сам, его сын и ребенок семи месяцев» (РГИА. Ф. 796. Оп. 204. Д. 109. Л. 1).

Учащались разбойные нападения и на монахов. Пострадал, к примеру, Киево‑Выдубицкий монастырь, на который в июле 1917 года напало 30 человек. В Китаевскую пустынь Киево‑Печерской лавры в ночь с 1 на 2 сентября того же года ворвались 20 человек с револьверами и кинжалами. Настоятель пустыни архимандрит Онисифор подвергся истязанию: ему прижигали пятку свечой, допытываясь, где спрятаны монастырские сокровища (РГИА. Ф. 797. Оп. 86. III отд. 5 ст. Д. 123. Л. 24а, 30). Синод вновь обратился за помощью к министру внутренних дел: без полицейской поддержки церковь устоять не могла.

Волна грабежей

Драматизм таких преступлений передает даже стилистика церковных документов. В одном из них читаем: «В бурную и темную ночь… злоумышленники, взломавши оконную железную решетку, ворвались внутрь храма и похитили с престола два… серебряных креста… » (РГИА. Ф. 797. Оп. 75. III отд. 5 ст. Д. 18 в. Л. 124).

В Воронежской епархии в 1906 году воры взяли с престола все, включая «ковчег с дарохранительницей и Святыми Дарами» (РГИА. Ф. 797. Оп. 76. III отд. 5 ст. Д. 2а. Л. 18).

Грабежи церквей и монастырей были поистине массовыми. В начале XX века случались годы, когда, только по данным Синода, получавшего, разумеется, не всю информацию, ограблению подвергались около тысячи храмов (подсчитано автором). 12 июля 1917 года высший орган управления церковью констатировал: «Грабежи, разбои, насилия… стали достоянием нашей новой жизни… страна пошла по пути гибели… » (РГИА. Ф. 797. Оп. 86. III отд. 5 ст. Д. 21. Л. 3 об.). 12 октября синодалы рассмотрели вопрос «о принятии мер к ограждению церквей от ограбления» (РГИА. Ф. 797. Оп. 86. III отд. 5 ст. Д. 123). Озабоченность Синода понятна, ведь дошло до того, что обворовали московский Успенский собор. Взломав оконную решетку, преступники похитили 3 тыс. руб., хотя к охране собора привлекались городовые.

Посягали даже на то, что считалось особой святыней. В рапорте архиепископа Херсонского Назария (Кириллова) говорится, что с ризы Касперовской богородичной иконы исчезло два бриллианта (РГИА. Ф. 796. Оп. 204. Д. 56. Л. 1). В Херсонесском монастыре Таврической епархии похитили «досточтимую» Корсунскую богородичную икону, украшенную самоцветами (РГИА. Ф. 797. Оп. 75. III отд. 5 ст. Д. 18 в. Л. 126). Икону, правда, потом вернули на место.

Синодальное определение от 12 октября 1917 года гласило об «участившихся… разбойных нападениях на монастыри и приходские церкви». Синод призвал прихожан к охране церковного добра. Но призыв, как мы теперь понимаем, оказался уже неуместен.

Последствия бунта против церкви весьма велики. Церковь отвечала за то, что была частью режима, обрекавшего народ на жалкую жизнь. Были здесь и элементы антицерковной пропаганды, но роль ее не стоит преувеличивать. Действовала стихийная разрушительная сила.