Как мятежный дух взыграл в русском священстве

Часть духовенства осталась верной екатерининскому престолу. Ф.А. Моллер. Штурм Пугачевым Казани. 1847. Русский музей

Восстание Емельяна Пугачева длилось с 1773 по 1775 год. В этих событиях активно участвовали и служители Российской православной церкви. У Александра Пушкина находим: «Духовенство ему доброжелательствовало, не только попы и монахи, но и архимандриты и архиереи» («Замечания о бунте»).

Пугачева встречали в пасхальных ризах

Обратимся к конкретике, которая весьма впечатляет. В рескрипте императрицы Екатерины II начала 1774 года названы 10 «священнослужителей-преступников», перешедших к Емельяну Пугачеву в одной лишь Самаре (Сборник Императорского русского исторического общества /СИРИО/. Т. 13. 1874. С. 390–391). Особо отличился протопоп Андрей Иванов: он приветствовал Пугачева под звон колоколов.

Торжественного приема духовенством удостоились и сподвижники Пугачева, когда восстание набирало силу. В том же 1774 году протопоп Вознесенского собора в Сарапуле (Казанской губернии) Иаков Шеланговский встречал пугачевского полковника с крестом, хоругвями, при колокольном звоне. Шеланговский склонял народ на сторону «императора Петра III», как именовал себя предводитель восставших, пил принародно за его здоровье.

Картину обычной встречи пугачевцев в том или ином населенном пункте можно обнаружить на страницах исторического романа «Емельян Пугачев» Вячеслава Шишкова: «Впереди толпы два священника в парчовых пасхальных ризах, лохматый дьякон, дьячки… с хоругвями, запрестольными крестами, иконами в серебряных окладах». Далее у Шишкова особо интригующее: «Оба священника и дьякон успели благоговейно облобызать руку императорской особы». К такому поклонению мнимый император быстро привык.

Перейдя на сторону восставших, священники укрепляли бунтарский настрой народа, проповедуя на специально организуемых сходах. Они призывали к неповиновению правительству, рассылали записки о необходимости поминать Пугачева в церквах как «законного самодержца». В Саратове выделялся священник Даниил Шитов, приводивший народ к присяге на верность предводителю восстания (РГАДА. Ф. 6. Оп. 1. Д. 426).

Волна восстания и впрямь захлестнула массу духовенства. Кого-то к измене принудили. Так, пугачевец казак Андрей Овчинников заставил священника М. Яковлева, клирика Астраханской епархии, возносить за службой имя мнимого Петра III (РГИА. Ф. 796. Оп. 205. Д. 82). Кто-то примкнул к Пугачеву из страха, видя в главе восставших реальную силу и даже угрозу для себя. Иллюстрацией служит одна из глав знаменитой «Капитанской дочки» Пушкина: «Поп и попадья крестились, услыша, что Пугачеву известен их обман». Кто-то из клира прельстился обещаниями мнимого императора.

Справедливости ради подчеркнем: часть духовенства осталась преданной екатерининскому престолу. Были и такие пастыри, что поплатились жизнью или подверглись истязанию за отказ служить молебны о предводителе восставших. Императрица знала о них. Семьи сохранивших верность присяге получили помощь от государства.

Имели место и другие отказы подчинять церковную службу желаниям пугачевцев. Пример находим у Пушкина, рассказавшего, что Пугачев пожелал, дабы на ектении поминали и жену его Устинью. «Попы… [же] не согласились, сказывая, что не получили на то разрешение от Синода. Отказ их огорчил Пугачева; но он не настаивал в своем требовании» («История Пугачева»).

Как бы то ни было, число верноподданных священников не могло быть большим, как можно подумать. По свидетельству историка Петра Знаменского, число «духовных» изменников преобладало.

Императрица заподозрила казанского иерарха Вениамина (Пуцека-Григоровича) в измене, но предпочла замять некрасивую историю. Неизвестный автор. Портрет митрополита Вениамина. XIX век

Но даже на «своих» не следовало в те дни полагаться. Английский посол в России Роберт Гуннинг установил: в 1774 году духовенство начало жаловаться, что оно «равно страдает» и от правительственных войск (СИРИО. Т. 19. 1876. С. 434). Нет сомнений: враждебность к служителям алтаря откровеннее сказывалась в сложное время.

Таким образом, во время восстания духовенство оказалось в труднейшем положении, никто бы ему не позавидовал. И вовсе не случайно часть его примкнула к пугачевцам.

«Сволочью» назвал Пушкин в «Истории Пугачева» всех восставших, включая мятежный клир. Но не научная это терминология, не научный подход.

Угроза для казанского иерарха

Фактов откровенной измены было немало, и нагнеталась подозрительность. Власть не доверяла многим служителям алтаря, предполагая в них потенциальных мятежников.

В августе 1774 года монархиня писала Петру Панину, главе карательной экспедиции против Пугачева: «Теперь и сам архиепископ Казанский (Вениамин /Пуцек-Григорович/. – «НГР»)… под сомнением, ибо разбойничий полковник на него показывал, что он под Казанью с семинаристом выслал Пугачеву три тысячи рублей. Обстоятельство непохвальное, которое, однако, прошу содержать до времени в высшем секрете» (курсив мой. – В.В.)» (СИРИО. Т. 6. 1871. С. 103). По делу тому доносил и клирик Казанской епархии дьякон Алексий Ионин (РГАДА. Ф. 6. Оп. 1. Д. 468). В симпатиях к Пугачеву Пуцека обвинил еще один участник восстания, плененный правительственным войском.

Ранее архиепископ показал себя противником секуляризации церковных имений, и власть могла бы с ним поквитаться. Но нарядили следствие. И материалы его поступили к императрице, напряженно думавшей, как выйти из кризиса без ущерба авторитету официальной церкви – одной из опор государства.

В конце 1774 года она писала своему фавориту Григорию Потемкину: «Приложенное дело (о следствии в отношении Пуцека. – «НГР») прошу сегодня вручить преосвященному петербургскому… понеже сумнения нету (хотя казанский архиерей и отпирается) о его непростительной с злодеями пересылке, и для того желаю я, чтоб преосвященный написал бы письмо казанскому архиерею, с тем чтобы сей из ума выживший старик просился немедленно на обещанье (в монастырь. – «НГР»), и естьли сие сделает архиерей казанский, то в рассуждение сана уже далее следствие производить не велю… а к Москве архиерею казанскому незачем ехать, ибо желаю утушить и слух о сем деле» (СИРИО. Т. 27. 1880. С. 21). Здесь видно и уважение к сану, и осмотрительность.

Но Пуцек сумел оправдаться. Более того, в начале 1775 года был возведен в митрополиты. К снятию с него подозрений императрица и впрямь была причастна. И надо признать: не желая потрясения основ, расчетливо строя свою политику, она нуждалась в этом оправдании, тем более что еще не забыли об опале непокорного митрополита Арсения (Мацеевича), что вызвало недовольство Екатериной со стороны части церковников.

Кого-то из священников к измене принудили, кто-то примкнул к пугачевцам из страха или корысти.  В.Г. Перов. Суд Пугачева. 1879. Русский музей

Власти отслеживали не только ход восстания, но и роль церкви в тот кризисный период. В противодействии восстанию активно участвовали епископы, чего незамедлительно потребовала императрица, будучи одновременно главой церкви.

Казанский и тобольский иерархи доносили в столицу о продвижении восставших (РГИА. Ф. 796. Оп. 205. Д. 71, 73). Об измене клира также доносили, например, нижегородский епископ Антоний (Зыбелин) или тамбовский Феодосий (Голосницкий) (Там же. Д. 85).

Рассчитывая на помощь лояльных архиереев, государство подталкивало их увещевать народ – и те призывали к неприятию Пугачева, обязывали священников агитировать против восстания.

Епископ Вятский Варфоломей (Любарский) тоже усердствовал: велел подчиненному ему духовенству отвращать паству от присоединения к Пугачеву, постоянно читать и разъяснять увещевательные манифесты Екатерины II, доносить о появлении на приходах пугачевцев.

Особо отличился казанский иерарх, все тот же Пуцек, чьи увещевания распространялись в копиях (Труды Саратовской Ученой архивной комиссии (УАК). 1911. Вып. 27. С. 15). Также Антоний (Зыбелин), «обладая проповедническим талантом… оказал правительству немаловажные… услуги… Сам лично и чрез особых выборных священников» убеждал не верить предводителю восставших (Чтения в Обществе истории и древностей российских при Московском университете. 1905. Кн. 1. Отд. I. С. VII). Не осталась в стороне и Казанская духовная консистория. В 1773 году она предписала разъяснять, что Пугачев – самозванец.

Церковные власти также влияли на настроения подчиненного им духовенства, на чьей судьбе пугачевщина отразилась весьма значительно.

Меры правительства

На восстание сразу же отреагировала императрица. Именно по ее приказу Святейший синод отлучил Пугачева от церкви.

Последовали перемены в церковной политике. С началом восстания администрирование церкви стало весьма жестким. Почувствовали это и клирики. В 1774 году дьякон одной из саратовских церквей передал духовенству записку о необходимости поминать предводителя восставших. В связи с этим генерал-майор Павел Мансуров, один из руководителей борьбы с пугачевщиной, распорядился арестовать дьякона.

Как известно, у Пугачева было множество сподвижников, включая клириков. Следователям пришлось изрядно потрудиться. Список духовных лиц, допрошенных в связи с пугачевщиной в одном лишь Саратове в сентябре-октябре 1774 года, разместился на 32 листах (Труды Саратовской УАК. 1911. Вып. 27. С. 20).

Озадачивало даже женское монашество. Так, игуменью и восемь монахинь пензенского Троицкого монастыря обратили в мирянок из-за симпатий к Пугачеву (РГИА. Ф. 796. Оп. 205. Д. 95). Аналогично наказали за измену и многих других церковников. Только в Пензенском и Тамбовском крае лишили сана и монашества 129 человек.

Но это далеко не крайние меры, какие могли бы применить в то время. В сентябре 1774 года упомянутый Панин сообщил об архимандрите Богородице-Казанского монастыря близ Нижнего Ломова (недалеко от Пензы) Исаакии: «При встрече меня пал на колени… каявшись в преступлении пред Вашим… Величеством… что по единому своему малодушию и страху во время нашествия на здешний монастырь бунтовщичьей партии был он приневолен со всею… братией петь молебен о здравии самозванца…» (СИРИО. Т. 27. 1880. С. 104). Ответ монархини был: «Повинную архимандрита Исаакия я послала для настоящего определения в Синод» (СИРИО. Т. 6. 1871. С. 150). А могла обойтись без Синода – казнить за измену, ведь священнослужители тогда присягали государству. Исаакий отделался только лишением сана, что подтвердило снисходительность екатерининских властей к духовенству.

Другой архимандрит, Александр из Саранска, тоже перешел на сторону Пугачева. О расправе над Александром рассказал Пушкин в своих «Замечаниях о бунте»: «После обедни был он выведен на площадь; ему прочли его вины. После того сняли с него ризы, обрезали волоса и бороду, надели мужицкий армяк и сослали на вечное заточение… В указе велено было вывести Александра в одежде монашеской. Но Потемкин (Павел Сергеевич) отступил от сего для большего эффекта».

В жестокий век не обошлось, разумеется, и без суровых наказаний. Так, представ пред Секретной следственной комиссией в Казани, упомянутый ранее протопоп Шеланговский был лишен сана, бит кнутом и сослан в Оренбург на принудительные работы (Известия Сарапульского земского музея. 1913. Вып. 3. С. 55).

Суровые расправы учинили в том же Саранске. Сельского «попа» Андрея Иванова, встретившего Пугачева с крестом, публично высекли кнутом, предварительно сбрив бороду и волосы на голове. «Попу» Андрею Алексееву сверх перечисленного отсекли ухо. А иерей Стефан Васильев, отдавший пугачевцам жену дворянина, был лишен руки, а затем повешен. Также повесили дьякона Иакова Григорьева, грабившего вместе с восставшими, и дьячка Григория Дмитриева (Действия Нижегородской УАК. 1914. Т. XVII. Вып. III. Отд. I. С. 1–2). Всех казненных предварительно лишили сана.

В 1774 году команда генерала Мансурова привезла в Саратов «попа» села Рождественское Николая Максимова, тоже примкнувшего к пугачевцам. Максимов был «прежестоко сечен кошками» – плетью с хвостами, к концам которых прикрепляли крючья, наносившие истязаемому рваные раны. Затем Максимов был помещен в острог (Труды Саратовской УАК. 1888. Т. I. С. 42).

Но перечисленные расправы лучше считать, по меркам тех лет, исключением из правил. Благодаря немке, носительнице европейской культуры, Екатерине II о снисхождении не забывали и в то трагическое время. «Проступки снисхожденьем правишь», – восхвалял монархиню поэт и сановник Гавриил Державин.

Достаточно легко отделались и темниковские священнослужители Тамбовской епархии, «встречавшие злодеев с крестами и колокольным звоном»: «по усмотрению их истинного раскаяния» они были «разрешены от проклятия» (Известия Тамбовской УАК. Вып. XXXVII. Отд. II. 1893. С. 64).

Повезло и бывшему протопопу Шеланговскому. Он возвратился к себе в Сарапул уже в 1783 году. Но, несмотря на его усиленные просьбы, сан ему не вернули.

* * *

Восстание подавили с величайшим трудом. В этой связи стоит вспомнить о секуляризации церковных имений, проведенной дальновидной Екатериной II. Секуляризация стала, по сути, отменой крепостного права для примерно двух миллионов церковных крестьян, чье положение было очень тяжелым. Проведенная за девять лет до начала восстания, она уменьшила его масштабы. Нет сомнений, что большинство церковных крестьян примкнули бы к пугачевскому движению. Разъясняла сама Екатерина II: «Деревни архиерейские и монастырские отданы в управление Коллегии экономии… отчего монастырских крестьян непослушание разом пресеклось» (Русский архив. 1865. Стб. 485). А «непослушание» было очень активным.