Тамара Дуларидзе "Мертвец идет" ("Dead men walking"), режиссер Тим Роббинс, США, премия экуменического жюри Берлинского Международного кинофестиваля 1996 г. В главных ролях: Сьюзен Сэрэндон, получившая за эту роль премию "Оскар" 1996 г., Шон Пенн.
ОТРИЦАТЕЛЬНЫЙ опыт, который бывает полезен в некоторых точных науках, в искусстве кино, где он становится частью личного опыта если не зрителя, то художника, может привести к катастрофическим последствиям. Кино обладает свойством легализировать изображаемое. Это его свойство является предметом постоянного лавирования между "невозможно" и "нельзя", между эстетическими достижениями, прозрениями и нравственным самоограничением.
Эти запреты и правила первыми преступили, пожалуй, нацисты, которые снимали на пленку собственные злодеяния. Таким образом, пожалуй, они констатировали психические нарушения в целом поколении своего народа. Европа до сих пор придерживается этих правил - легко вспомнить, как деликатно снимаются там стихийные бедствия и катастрофы, последствия террористических актов. Полностью вроде бы секуляризованный западный мир исходит в этих случаях из христианского отношения к человеку, к жизни и смерти. Потому что только там, где человеческая жизнь - священный дар, смерть, какой бы нелепой или случайной она ни была, не перестает быть тайной, требующей уважения, сострадания, сдержанности и тишины.
Именно поэтому, а не потому что героиня фильма - монахиня, проблема в фильме "Мертвец идет" рассмотрена под углом христианских ценностей. Актуальность и художественные достоинства картины должны были бы обеспечить ей прайм-тайм любого нашего телеканала. Но даже его показ в глухой ночной час с воскресенья на понедельник, когда большинство усталых от отдыха россиян погружено в сон, свидетельствует, что кто-то уже принял всерьез страшную дилемму, перед которой оказалась скромная, не претендующая ни на мудрость, ни на святость сестра Хелен (Сьюзен Сэрэндон).
История о том, как монахиня, ведущая миссионерскую работу в бедных кварталах где-то в Луизиане, соглашается стать духовным наставником смертника, - чистый эксперимент. Здесь, с одной стороны, настоящий преступник всех законов, человеческих и божеских, который принимает способность и готовность сестры Хелен к состраданию за наивность и думает с ее помощью отвести от себя меч правосудия. В персонаже, блестяще сыгранном Шоном Пенном, нет ни одной привлекательной черты, ничего, что могло бы помочь усомниться в его виновности.
С другой - тихая монахиня, лишенная видимой поддержки, не имеющая опыта противоборства с тем неприкрытым злом, во власти которого находится ее подопечный. Она понимает, как малы ее силы и как трудна задача. "Через шесть дней его казнят. Искупление нужно ему как никому другому. Если он примет церковные таинства - будет спасен. Это ваша работа, сестра", - напутствует ее тюремный капеллан. Ей близок единоверец Делакруа, чья душа словно замерзла от горя. "Мы могли бы помолиться вместе", - робко предлагает ему сестра Хелен. Но тот отказывается, не понимая, почему она поддерживает убийцу его сына. Она не оставляет усилий: "Может быть, мы сможем помочь друг другу избавиться от ненависти".
Сестра Хелен, изнемогая от усталости и одиночества, как Сизиф, продолжает делать свою работу. Но удивительным образом, бесстрастно, без азарта она помогает отделить грех от грешника и ему, и себе, и теряющему веру мистеру Делакруа. Не гордыня движет ею, а страх дать погибнуть душе, чей крик о помощи дошел к ней сквозь глухую стену грехов и преступлений убийцы - Мэтью Понселета.
В этой игре проигрывает не монахиня. Медленно, страшно медленно, оступаясь и теряя жалкие преимущества лжи и обмана, держась только за тонкую, но крепкую ниточку веры чужой, слабой, доверчивой и педантичной монахини в бесконечное милосердие Божие, обреченный на казнь насильник и убийца выбирается из хаоса отчаяния и жестокости, приходит к надежде, покаянию, смирению.
Феминизация образа духовного пастыря в картине не могла не вызвать очень осторожного отношения к ней католиков. Да и для нас, православных, монахиня без внешних признаков монашеского образа, без елея или, напротив, суровости, уважительно, но твердо отстаивающая в беседе с тюремным церковным начальством свое решение, тоже новое явление. Но ведь сестра Хелен Прежан ни в коем случае не берет на себя священнических обязанностей. Недаром она даже не мать, а сестра Хелен. "Носите бремена друг друга" - это ведь обращено ко всем нам. И она ведет Мэтью Понселета, потому что он ее выбрал, он ухватился за нее, погибая. И она соглашается стать его поводырем, не пастырем. Она не исповедует его, не отпускает ему грехи (для этого есть капеллан, ждущий его перед самой казнью), но и не бросает его на этом, казалось, безнадежном пути.
Впрочем, для российского зрителя, находящегося на разных стадиях возвращения к истокам христианской нравственности и культуры, возможно, именно эта раздражающая многих монахиня помогает сосредоточиться на том главном, что есть во взаимоотношениях христианина с человеком, живущим во тьме дохристианского мира.
Речь идет не о спасении, а об одном-единственном шансе не погибнуть. И чем больше людей участвуют в этом фильме-диспуте, тем острее стоит в нем этот вопрос. Хотя фильм, несомненно, имеет прямую агитационную направленность против применения смертной казни, он - и тут огромная заслуга автора книги и прототипа героини, сестры Хелен Прежан - шире этой конкретной задачи. Прежде всего потому, что в борьбе, которую на первый взгляд она ведет в одиночестве, на ее стороне вся сила христианской традиции, которая начинает проявляться во всех: от маленькой негритянской девочки, оценившей ее победу, до тюремщиков, адвоката, тюремного капеллана и отца застреленного мальчика. В фильме есть ее простой и убедительный образ: когда впервые переступающую порог тюрьмы монахиню досматривают, звенит определитель оружия, реагируя на ее монашеский крест.
Да и сама кинолента - знак этой силы. Ведь фильм инспирирован впечатлением от встречи Сьюзен Сэрэндон с сестрой Хелен Прежан, с которой она встретилась в Нью-Орлеане во время съемок фильма "Клиент", где Тим Роббинс был партнером знаменитой актрисы. Когда же она показала Роббинсу книгу этой монахини, тот, имея за плечами лишь одну режиссерскую работу, немедленно приступил к написанию сценария. И поставил фильм, по многим номинациям представленный к "Оскару". Следующей своей картиной "Колыбель качается", показанной в этом году в Канне, Тим Роббинс подтвердил, что его интересуют лишь по-настоящему крупные и важные человеческие проблемы, пограничные ситуации, в которых и самые незаметные, и самые знаменитые должны сделать свой нравственный выбор.
В фильме мы ясно видим, как христианство не просто наводит порядок в хаосе своими нравственными ориентирами и даже ритуалами, но как оно оказывается глубже и прочнее отчаяния, потому что выращивает в человеке способность и потребность осмысливать не только действия, но и чувства, и побуждения.
Проблемы, поднятые в фильме, особенно актуальны именно сейчас, когда понятная, но и подогреваемая нервозность, подозрительность вызывает у большинства россиян жажду крови, когда на их сострадание и сочувствие не могут рассчитывать даже похожие на них люди, не говоря уже о тех, кто отличается от них цветом глаз и формой носа, когда разрушение собственного дома вызывает не самосохранительный инстинкт строительства и восстановления, а стремление разрушить вдесятеро больше. Преступление и личность преступника в фильме заострены до предела, сомнений в его виновности с самого начала нет почти ни у кого, но борьба за душу этого несимпатичного, неприятного, почти ни чем уже непохожего на человека смертника становится тревожным раздумьем для сегодняшнего зрителя.
