Латавра Дуларидзе ОТНОШЕНИЕ к Церкви и религии в обществе в корне изменилось за последние 10-12 лет. Эти изменения затронули массы, но, как всегда бывало в СССР, только новшества, санкционированные сверху, могли оказать заметное влияние на жизнь. "Все запрещено, а что не запрещено - то обязательно", - говорил музыкант Андрей Волконский. Поначалу именно так общество, привыкшее жить по этой тоталитарной формуле, восприняло свои обязательства перед Богом и Церковью. Нельзя было прийти в Дом кино, чтобы не услышать со сцены призыв к покаянию. Многие коллеги-кинематографисты срочно перевоплотились в "духовных пастырей". Специфика этих покаянных призывов заключалась в обличительной экспрессии, направленной на ближнего, а не на себя.
Власть декларировала новое отношение к Церкви, представители ее стали появляться в храмах с зажженными свечами. Оппозиция решила не отставать, и впереди прогресса снова оказались коммунисты. Даже не смыв с рук кровь сотен тысяч верующих, замученных за годы советской власти по приказу партии Ленина-Сталина, они стали претендовать на роль руководителей процесса "духовного возрождения".
К тому же очень скоро выяснилось, что общество возложило на Церковь слишком большие надежды по нравственному перевоспитанию масс. Церковь, конечно, врачует души, исцеляет душевные раны, духовные болезни. Но вообще-то, Церковь - не воспитательный дом. Она не может и не должна заменять семью, государственные структуры, гражданские социальные программы, пенитенциарную систему и т.д., как и священник не может заменить врача. И в Церкви главное - встреча с Богом, без этого таинства встречи не может быть ни исцеления, ни возрождения.
Мы знаем по опыту работы нашей Христианской киноассоциации, что Церковь, христианские общества и сами христиане всеми силами загоняются в резервации, куда общество может сдавать испорченный или трудно управляемый "продукт" своего безбожного существования. Или, наоборот, жаловаться и сваливать свои родительские и педагогические неудачи на "вредное церковное влияние". При этом профессиональная деятельность христианина в миру вводится в рамки и ограничивается.
На примере нашей небольшой организации можно вполне обоснованно говорить о тех изменениях, которые претерпело общество по отношению к Церкви и христианам. Первоначальная эйфория, когда ключевым словом нового времени стало "покаяние", сменилась охлаждением, и более того - стремлением загнать переставших быть модными христиан в некие рамки, чтобы не мешали веселиться. Этот период последовал сразу за подменой в общественном сознании понятия "покаяния" понятиями "обличение" и "осуждение". Характерный признак - отмена христианского жюри на двух последних московских кинофестивалях и на петербургском фестивале "Послание к человеку".
То, что культурная часть общества оказалась более индифферентной и прохладной, а иногда и враждебной к вопросам религии, чем можно было предполагать в годы гонений и запретов, явилось неожиданностью. Хотя по тому, как постепенно, начиная с конца 50-х годов, перестали быть необходимыми антирелигиозные запретительные документы в области кино, можно было судить о том, что "эти вредные ростки мракобесия" были почти уничтожены.
Последнее десятилетие, несмотря на поверхностное и часто безграмотное увлечение авторов фильмов религиозной символикой, показало, какие серьезные опустошения произошли в этой сфере, как нелегко соединить то, что было насильственно и большой кровью разъединено, - культуру и Церковь.
Разве за последние 10 лет при большой свободе выбора и практическом отсутствии цензуры можно назвать художественные фильмы о проблемах, затронувших огромные массы народа, - открытие Бога, осознание своей религиозной идентичности? Разве есть фильмы, где в центре сюжета был бы священник с его внутренним миром и "профессиональными" проблемами? Кого только ни живописали фильмы перестроечные, постсоветские и совсем свежие - политиков, воров, убийц, маньяков, проституток, "новых русских", отмывальщиков грязных денег, но только не священников. Более того, монах и пастырь, грех и святость, купол и крест стали - в лучшем случае! - предметами антуража для вполне безбожного сюжета, если и не вовсе объектами глумления, как, например, в фильме "Грех". Нет, они оказались между двумя полюсами общественной и культурной реакции - от поклонения до пренебрежения и насмешек.
А между тем священник и раньше, на протяжении всего кровавого советского периода, был самым интересным, многогранным, непредсказуемым героем, но в 90-е годы стал по-настоящему знаковой фигурой (и еще долго ею останется). Священники, которые тайно крестили, тайно исповедовали, которые подготовили религиозное возрождение России, не переставали быть среди первого десятка главных врагов советской власти. Иеромонах о. Павел Беляк встретил перестройку в тюрьме за то, что крестил и исповедовал москвичей, не имея московской прописки, а сельский священник о. Александр Мень был убит воскресным утром по дороге в Церковь, словно по заданию царя Ирода - топором. Через священников - разных, образованных и не очень, награжденных даром слова или лишенных оного, политически ангажированных или политически индифферентных, прошли все трещины времени, это они приняли исповеди сотен и сотен тысяч людей, впервые переступивших порог храма и решивших покаяться.
Разве православная культура нашла силы и деньги, чтобы снять фильм, равный шедевру французского режиссера-богослова Робера Брессона "Дневник сельского кюре", созданному им по роману Жоржа Бернаноса? Другой шедевр - "Андрей Рублев" Андрея Тарковского - остается единственным фильмом, которым православный мир ответил на глубинные запросы времени, поставив в центр повествования фигуру монаха, гениального иконописца, святого. Но картина Тарковского была сделана более тридцати лет назад. И она, в сущности, осталась одиноким островом, окруженным безбрежным океаном. Никто не дерзает подступиться к этой теме. И иногда хочется сказать - слава Богу! Потому что слишком плохо подготовлены для этого.
Но все же загадкой является то, что кинематографисты не воспользовались новыми возможностями, отсутствием цензуры для того, чтобы вернуть кино в лоно христианской цивилизации. Как объяснить тот факт, что в первые годы кинематографа, освобожденного от цензурных ограничений и рамок, немного нашлось спонсоров и инвесторов, которые захотели бы вложить деньги в фильмы о духовном возрождении?
Красноречивой в этом плане оказалась некрасивая история с показом на НТВ "Последнего искушения Христа" Мартина Скорсезе. Два года назад НТВ и многие СМИ использовали все рычаги, чтобы повернуть эти события против Церкви, Московской Патриархии и верующих, предоставив возможность коммунистам, националистам погреть на этом деле руки и приписать себе заботу о верующих.
Показали, но кто-нибудь подумал о результате? О том, какой удар этот показ и все, что с ним связано, нанесли обществу и демократическим процессам? Какое недоверие и какую неприязнь к телевидению он посеял в душах огромного числа верующих, и не только христиан? СМИ дружно объединили РПЦ с самыми одиозными "фигурантами" российской политики, попытавшись нанести урон авторитету Церкви, а в самой Церкви, среди священнослужителей и верующих, дали повод развитию антикультурных тенденций. И после этого разве кто-нибудь проанализировал влияние этой затеи на настроения масс? Разве сейчас, уже в другом, антиисламском, угаре кто-то сдерживается, боясь оскорбить чувства верующих, и думает о последствиях, может быть, очень серьезных?
Кино никогда не было слишком религиозным, но всегда и во всех странах религиозные сюжеты, в том числе и библейские, истории с религиозными реминисценциями привлекали внимание и тех, кто снимал фильмы, и тех, кто их смотрел.
Только в союзе с христианской культурой европейское искусство создало свои шедевры. Вершины искусства всех видов - музыки, архитектуры, живописи - неразрывно связаны с религией, с библейскими и евангельскими сюжетами.
