Игорь Гуськов
Счастливая семья не знает, что в городе живут людоеды.
Кадр из фильма «В тихом омуте»
Нынешний Каннский фестиваль порадовал любителей кино несколькими яркими высказываниями, к тому же любопытными с точки зрения операторского искусства. В конкурсной программе соревнуются фильмы из Южной Кореи, США, Франции.
С первых кадров своей отчаянной красотой и избыточностью, практически барочной, захватывает зрителей южнокорейский конкурсный фильм «Мадемуазель» от знаменитого исследователя мести во всех ее проявлениях Парк Чан-Ука (в свое время его «Олдбой» покорил жюри под руководством Тарантино и уехал домой с Гран-при).
По наущению вора и афериста Графа корейская девушка Суки устраивается служанкой в дом к богатой японке Хидеко. Цель – захватить богатое наследство этой весьма красивой и образованной женщины. То есть на этот раз режиссер выбирает форму авантюрного романа, где три героя из Кореи 30-х годов (и три главы, каждая из которых снята с точки зрения одного из персонажей) тянут одеяло каждый на себя, пытаясь заполучить деньги или вырваться на свободу из поместья и Кореи. Пользуясь при этом самыми разными уловками, они приводят все это действо к буквальной реализации максимы: вор у вора дубинку украл. В итоге авантюрная линия сдабривается романтической в виде знойной страсти двух героинь, что дало одному из критиков возможность заметить, что лента Парка – это южноазиатская «ответка» на французскую «Жизнь Адель».
Как шутку это, конечно, можно оценить, но согласиться с этим вряд ли возможно. Другие режиссер перед собой ставит задачи и находит для них достаточно сильные технические решения, начиная с изображения: здесь съемка ведется на цифровую камеру и анаморфными насадками. И практически всегда после этого изображение подвергается дополнительной обработке и цветокоррекции, когда темные, густые и насыщенные тона начинают преобладать, сгущая среду и атмосферу, как бы погружая героев в перенасыщенно-приторный настой избыточных чувств и словно намекая на некую искусственность или исключительность происходящей на наших глазах истории.
Джим Джармуш же, наоборот, не находит для себя никакого интереса в работе с цифрой, оставаясь верным старой доброй пленке. Потому что только пленка может, по его мнению, передавать всю глубину, красоту и естественность жизни. В его фильме «Патерсон» возникает мир гармонии и покоя, когда из течения будней словно сама собой проистекает поэзия. Режиссер пытается нам показать повседневную жизнь водителя городского автобуса Патерсона (убедительный Адам Драйвер), начинающего поэта. Что-то разлито в самом воздухе этого захолустного городка Патерсон в Нью-Джерси, ведь именно здесь в разные годы жили и творили знаменитые американские поэты от Ульяма Карлоса Ульямса до Алена Гинсбера. Это «что-то», как вино в меха, удается Джармушу влить в свой фильм.
Брюно Дюмон, прославившийся показом грубой фактуры жизни севера Франции, завершает свой неожиданный дрейф, начатый мини-сериалом «Малыш Кенкен», основательно обосновываясь на территории комедии в новом опусе «В тихом омуте». Действие его костюмного фильма происходит на рубеже XIX и XX веков. С воссозданием эпохи в фильм, видимо, приходит слэпстик (жанр комедии потасовок), радовавший наших предков на заре кинематографа нелепыми падениями, драками и погонями, неизменно вызывавшими смех в зале. Именно в этом ключе решены персонажи двух сыщиков, толстого Машана и худого Малфоя, эдаких Лоурела и Харди от Дюмона, бездарно ведущих расследование исчезновения людей в этом живописном местечке.
А перед нами величественное побережье севера Франции, которое становится местом встречи двух семей: вырождающегося семейства Ван Петегемов и каннибальствующей семейки бедных рыбаков Брюфо. Именно благодаря встрече с последними ежедневно пропадают любующиеся красотами недотепы. Жанровые поиски приводят Дюмона к необыкновенному миксту, в котором костюмная комедия балуется заходами в фильмы ужасов про каннибалов, и всё это происходит под гнетом классовой борьбы из жесткого социального кинематографа.
Найти для этого странного «супового набора» верные тон и краски помогают эксперименты с цифровой камерой, которые очень увлекли Брюно Дюмона: «У современного зрителя есть свое представление о том, как нужно показывать прошлое в кино. Ну, по крайней мере всем кажется, что предельная резкость этому не помогает. Мне показалось, что огромное разрешение, которое дает цифра, помогает изображению достигнуть гиперреализма, отчего история из прошлого кажется современной».
Каноны байопика обновляет лента Пабло Ларрейна «Неруда», представленная во внеконкурсной программе «Двухнедельник режиссеров». Смешивая в своей ленте про побег великого чилийского поэта из впадающей в диктатуру страны роад-муви с полицейским триллером и добавляя щепотку вестерна, Ларейн не забывает найти визуальные изюминки: то там, то здесь мы видим сквозь стекла машин или за плечами едущего на мотоцикле Гаэля Гарсиа Берналя в роли сыщика ретро-экран. Именно так зачастую в 30–50-е годы изображали мелькающие города и пейзажи, подавая их двигающиеся изображения, на первый план помещая слегка покачивающиеся машины или мотоциклы, создавая иллюзия движения.
У Ларрейна прием осложняется тем, что такие куски ловко вклеиваются в совершенно нормальные проезды автомобилей, помогая достигнуть эффекта зыбкости и неустойчивости пространства, в котором герои должны найти какую-то «твердость» и «устойчивость», чтобы вопреки всему «выплыть» и выжить в этом очередном водовороте истории.
В конце нынешнего каннского фестивального марафона нас будет ждать гиньоль «Неоновый демон» от Николаса Виндинга Рёфна, еще одного экспериментатора в форме и в подаче изображения.
Канны
