Аделаида Сигида В апреле прошлого года на Украине состоялся суд над серийным убийцей Анатолием Оноприенко. Увидев по телевизору интервью с ним и наслушавшись рассуждений о связях с высшими силами, приказавшими ему убивать, я ощутила желание пообщаться с этим человеком. И отправила в украинский департамент по исполнению наказаний письмо с просьбой разрешить мне встретиться с Оноприенко в качестве независимого журналиста.
Вскоре я получила ответ. Мне было заявлено, что "Оноприенко А.Ю. отказывается от встреч с представителями СМИ". Себя же в письме чиновники департамента выставляли ревностными заступниками прав осужденного убийцы, ради спокойствия которого им приходится отказать мне в моей просьбе.
В нежелание Оноприенко встретиться со мной я не поверила, поскольку до того видела на телеэкране, с каким энтузиазмом он общался с приехавшими к нему журналистами.
Произошла странная вещь: как только приговор (расстрельный) был вынесен, Оноприенко исчез и с тех пор больше не появлялся. С момента вынесения приговора к нему не был допущен ни один журналист, никто из родственников не встречался с ним и не получил от него ни одного письма. Это может означать одно из двух - либо преступника решили полностью изолировать от внешнего мира, либо он мертв. Раз в год в житомирскую тюрьму # 8 приезжают представители Совета Европы, но ведь предъявить им вместо Оноприенко другого человека не составило бы особого труда.
Мои попытки встретиться с Оноприенко начались после вынесения ему приговора. Начитавшись Короленко, утверждавшего, что смертники страсть как любят писать письма, я сама написала осужденному, рассчитывая получить ответ. Позвонив в Житомир и представившись родственницей знаменитого заключенного, я осведомилась у начальника тюрьмы, есть ли у Оноприенко деньги на конверт. Не зная того, что я журналист, начальник тюрьмы заявил: "Я этого не знаю и знать не хочу!" И бросил трубку. Тогда я отправила Оноприенко почтовым переводом 120 рублей.
Как выяснилось потом, деньги не были сняты с его денежного счета в течение нескольких месяцев, а значит, заключенного либо не поставили в известность о переводе (что маловероятно), либо он к этому времени уже умер, а спецслужбы не догадались снять деньги сразу, чтобы не вызывать подозрений.
Отправив еще несколько писем и не получив ответа, я поняла, что идея с перепиской провалилась. Оставалась надежда на то, что Оноприенко жив и только опасения властей насчет того, что он может в письмах сообщить что-то о нарушении своих прав, побуждают МВД пресечь всякую возможность его переписки с журналистом. Однако против этой версии работает то обстоятельство, что существование тюремной цензуры сделало бы подобную переписку полностью безопасной для МВД.
Я направила в департамент по исполнению наказаний письмо с требованием выслать мне расписку за подписью самого Оноприенко, в которой было бы указано, что он получал мои письма и предложения взять у него интервью и добровольно от этого отказался. И пригрозила в противном случае сообщить обо всем произошедшем в Совет Европы.
Не дождавшись ответа, я позвонила в департамент и спросила, в чем заключается причина молчания. Ответственный за связи с прессой Владимир Серов стал приводить какие-то объяснения - мол, заявление самого Оноприенко с отказом от интервью лежит в сейфе, но выслать он его не может, потому что секретаршу только что увезли в больницу с сердечным приступом, а сегодня она как раз собиралась отправить мне ответ на мой запрос и копию заявления Оноприенко.
После долгих объяснений Серов в конце концов признался, что никаких расписок Оноприенко у него нет, так как "ваш Оноприенко не такая уж важная птица, чтобы наши сотрудники правоохранительных органов ходили к нему и спрашивали, желает он давать интервью или не желает". Удивившись подобному делению на "наших" и "ваших", я припугнула Серова Советом Европы, после чего телефонные переговоры со мной начал вести чиновник более высокого ранга - заместитель начальника отдела по управлению следственными изоляторами Петр Яремкив.
Он долго рассказывал мне о том, что Оноприенко не хочет вести ни с кем переписку и не желает встречаться с родственниками. Что журналисты обидели Оноприенко и теперь он отказывается с ними общаться. Тогда я сказала, что хочу встретиться с ним как частное лицо. "Он может встречаться только с родственниками, а вы ему не родственница!" - заявил г-н Яремкив. "Ерунда! Я выйду за него замуж!" - пообещала я. "А жениться он тоже не хочет!" - поставил точку в разговоре мой собеседник.
Оставался последний шанс увидеть Оноприенко - пройти к нему незаконно, дав взятку руководству тюрьмы. Наслушавшись разговоров о том, что любого заключенного можно навестить за 100 баксов, я решила, что 500 долларов мне хватит на то, чтобы пройти к такому известному преступнику.
Опуская подробности, скажу только, что операция с дачей взятки, вроде бы успешно начавшись, в итоге провалилась с треском. Предварительная телефонная договоренность с начальником учреждения 309/179 (то есть житомирской тюрьмы) Петром Титовцом закончилась ничем. Очевидно, Оноприенко оказался не простым заключенным, а я - не простым посетителем...
Приехав в Житомир и попытавшись было сунуться к известным мне местным сотрудникам МВД, я столкнулась со странной реакцией - все делали вид, что со мной не знакомы. И только один шепнул мне: "Что вы делаете? Зачем вы писали Оноприенко такие откровенные письма? Неужели вы не понимаете, что все ваши письма передаются не ему, а в Киев - на стол к высшим чинам МВД?"
Я знала это. Правда, не думала, что моей персоне уделяется внимание на столь высоком уровне. Забрав из гостиницы свои вещи, я отправилась в Киев, к читателям чужих писем.
Приехав к зданию МВД, позвонила по внутреннему телефону и попросила первого заместителя директора департамента по исполнению наказаний Александра Пташинского принять меня по вопросу интервью с Оноприенко.
Через полчаса ко мне вышел уже упоминавшийся Владимир Серов и заявил, что месяц назад Верховная Рада приняла закон, запрещающий пожизненно заключенным встречаться с журналистами. На просьбу показать этот закон Серов ответил, что времени у него на это нет, после чего исчез, пожелав мне успехов в переговорах с его руководством.
Я позвонила секретарю Пташинского, и он попросил меня подождать конца совещания, на котором в данный момент находится его начальник. Сидя на лавочке около МВД, я случайно услышала отрывок из разговора двух мужчин в штатском, вышедших из здания министерства. Услышать было несложно - один из них громко и возбужденно кричал, упомянув мою фамилию: "Что вы церемонитесь с этой журналисткой?! Вызвать в кабинет и поговорить с ней серьезно!" (При этих словах мужчина энергично потряс в воздухе кулаком.)
У меня возникло желание удрать, не дожидаясь серьезных разговоров. Собрав остатки мужества, я все-таки осталась дожидаться решения своей участи. Через некоторое время секретарь Пташинского сообщил мне, что его шеф был срочно вызван к президенту.
На следующий день мне сказали в МВД, что Пташинский уехал в командировку и вообще для встречи с Оноприенко нужно вначале прислать письменное заявление. Надо отметить, что подобных заявлений я послала 10 штук, получив всего два ответа. Когда я звонила в Киев из Москвы, мне предлагали приехать и выяснить вопрос на месте. Когда же приехала - заявили, что вначале нужно послать письменный запрос. На мои напоминания о десятке оставшихся без ответа запросов чиновники МВД заявили, что и в глаза их не видели.
Подобная игра в прятки, затянувшаяся на полтора года, заставила меня задуматься над простым вопросом - а существует ли Оноприенко вообще? И является ли он тем, за кого его выдавали?
Вообще-то, сама возможность того, что МВД не могло поймать убийцу до тех пор, пока он не перебил 50 человек, вызывает некоторые сомнения. В истории нашей криминалистики крайне редки случаи, когда количество жертв серийных убийц перевалило за 10. Если и было несколько единичных случаев, когда убийца сумел убить большее количество людей, то невозможность поймать такого убийцу объяснялась большой протяженностью убийств во времени. Именно в этом и заключается причина неуловимости Чикатило, который мог убить одного человека, а потом затаиться на год.
Здесь же мы имеем совершенно противоположный случай - 50 убийств на Украине были совершены за полгода. Некоторые сотрудники правоохранительных органов считают, что ни один, даже самый талантливый, преступник не смог бы совершить такое количество убийств в столь короткий срок - уже после первых двух-трех убийств он был бы пойман. Так кто же совершил эти убийства?
На Украине вину за многие громкие убийства возложили на Оноприенко, который, возможно, совершил всего одно или два убийства, а все остальные взял на себя под давлением следствия.
Возражением на это может служить только тот факт, что одновременно с арестом Оноприенко расстрелы закончились, однако подобные акции, если они носят организованный характер, заканчиваться могут так же внезапно, как и начинаться. И где гарантии того, что Оноприенко вначале поймали, а потом расстрелы прекратились, а не наоборот?
Могут возразить: "А как же свидетели? Как же доказательства?" Однако никаких свидетелей по этому делу вовсе не было (по утверждению следствия Оноприенко просто расстреливал всех свидетелей). А что касается доказательств, представленных в его деле, то, учитывая огромное количество людей, посаженных за решетку или даже расстрелянных в результате того, что следствие либо просто ошибалось, либо ошибалось намеренно, - можно представить, какова цена этим доказательствам. И потом - вы еще попробуйте увидеть его, это дело. Я полтора года пытаюсь обнаружить не то что дело - самого Оноприенко, однако теперь выясняется, что встретиться с ним сложнее, чем проникнуть на территорию сверхсекретного военного объекта.
Да, по ТВ показывали несколько интервью с Оноприенко. Но все они были сделаны в течение полугода, пока длился суд. Большинство из допущенных к нему журналистов были журналистами департамента по исполнению наказаний, то есть сотрудниками того же МВД. Журналисты же обычных СМИ к Оноприенко либо вовсе не были допущены, либо допускались всего на несколько минут, прямо в зале суда. А это может означать, что преступник мог рассказать журналистам нечто такое, что украинскому МВД хотелось скрыть. Да, Оноприенко признался перед камерой в некоторых убийствах. Но кто видел эти интервью без купюр? Телевидение транслировало лишь куски, наверняка прошедшие цензуру МВД. А после вынесения приговора ни один из журналистов (в том числе и журналистов от МВД) к осужденному допущен не был...
Есть достаточно серьезные основания предположить: Оноприенко мертв, и скончался он вскоре после вынесения приговора. Косвенным подтверждением этого является тот факт, что уже полтора года МВД Украины не может доказать обратного. Вместо того чтобы показать самого Оноприенко или хоть какую-нибудь его расписку или письмо, датированное второй половиной 1999 г. или 2000 г., МВД увиливает от ответа на поставленный вопрос.
Но если Оноприенко действительно мертв, то почему же президент Кучма не объявит об этом народу, так жаждущему смерти убийцы? Да потому что дело пахнет международным скандалом. Посыплются укоры от Совета Европы: не досмотрели, не уберегли. Зачем нарываться на неприятности, когда дело можно замять? Ну, приедет раз в год в Житомир представитель СЕ, чтобы убедиться в том, что Оноприенко живется в тюрьме легко, "в соответствии с международными нормами". Ну, выведут к нему человека...
Эмиссару СЕ вместе с человеком предъявляется учетная карточка, на которой наклеена фотография. Так что посмотрит представитель СЕ на фотографию и увидит - на самом деле он! Оноприенко! А особо сомневающимся могут даже и паспорт показать, хотя, по словам очевидцев, таких дотошных представителей от СЕ пока не наблюдалось.
В общем, обвести вокруг пальца Совет Европы не составляет особого труда. Единственный шанс для европейских лордов прояснить ситуацию - это провести в житомирской тюрьме настоящую (а не символическую) инспекцию с участием независимых криминалистов, украинских и российских журналистов, родственников и знакомых Оноприенко - то есть тех людей, которые смогли бы точно определить, является ли то лицо, которое весной этого года предъявляли Совету Европы, действительно Анатолием Оноприенко.
Тотальную изоляцию Оноприенко представители украинского МВД пытаются объяснить тем, что он окончательно свихнулся и потому отказывается от общения с людьми. Именно в этом пытался убедить меня начальник тюрьмы Титовец, упомянув, кстати, о том, что, когда в Житомир приехали представители Совета Европы, Оноприенко хотя и вышел к ним, но отказался с ними разговаривать. Если приговоренный к смертной казни преступник действительно жив и если представителям Совета Европы предъявляли именно его, то этот отказ можно объяснить скорее не душевной болезнью, а профилактической работой, проведенной с ним сотрудниками МВД накануне визита международной инспекции.
Житомир-Киев-Москва
