Давид Смелянский Я всегда очень любил цирк. Помню, как ребенком меня водили в одесский цирк, где я просто умирал от счастья. И будучи уже взрослым, я сохранил эту свою необычайную любовь к цирку. Когда я работал на периферии, то всегда приезжал в город, где должны были состояться гастроли театра, за месяц или за три недели до начала, чтобы заблаговременно решить все проблемы. И первым делом, куда я в этом городе шел, всегда был цирк.
Однажды, когда я работал директором Театра им В.Ф.Комиссаржевской, мы выехали в Новосибирск. Это были мои последние гастроли, я уже дал согласие перейти работать в театр к Аркадию Исааковичу Райкину. И там ко мне подошел один из артистов нашего театра и предложил покататься на лошадях. Он мне рассказал, что в цирке, прежде чем начать репетиции, лошадей обычно разогревают, и делают это не сами наездники┘
Мы пошли в цирк, нам дали лошадей, но моя лошадь то ли почувствовала чужака, то ли по другой какой-то причине, но она заволновалась и меня понесла. Я свалился, да еще как! Боль была сумасшедшая, но каким-то образом я добрался до гостиницы ≈ выдавать людей, которые нас пустили в цирк, я не мог. В общем, я оказался в больнице с подозрением на перелом позвоночника. Я лежал на втором этаже, телефон был на четвертом. Попросил сестру сделать мне сильные обезболивающие уколы, после чего я добрался до телефона и позвонил Константину Райкину. Первое, что он мне сказал: «Никогда не рассказывайте эту историю папе, он не поймет, зачем вам вздумалось кататься на лошади в цирке». Меня, загипсованного, с бутылкой водки в качестве обезболивающего средства внесли в самолет, положили на пол, для чего пришлось отвинтить два кресла, и отправили в Ленинград. Там прямо к самолету подъехала «скорая». Поместили меня, как директора театра, в питерскую Кремлевку, где была суперсовременная аппаратура, и, слава богу, выяснилось, что мой позвоночник цел, а сломаны лишь отростки позвонков. Это было тоже не очень приятно, но уже не так страшно. И я отправился в Москву работать с Аркадием Исааковичем Райкиным.
Если здраво рассуждать, то ведь действительно трудно объяснить, зачем мне, взрослому мужчине, директору театра, надо было пускаться в это рискованное приключение. Не только Аркадий Исаакович, но и любой трезвомыслящий человек не понял бы...
Хотя┘ По прошествии времени я понимаю, что стать продюсером в нашей стране может только такой человек ≈ авантюрный, готовый рисковать. Обычно иностранцам я говорю: «Вся проблема в том, что весь ваш менеджмент построен на норме, а нашей нормой являются форс-мажорные обстоятельства». Во всех проектах, которые я делал, всегда присутствовал дух авантюризма. Ведь наша профессия ≈ не менеджера-исполнителя, а продюсера (точно так же и антрепренера, и импресарио), создающего и реализующего проекты, существует исключительно на грани, всегда на острие лезвия.
